Страница 137 из 228
Периоды длительных оптимальных условий (увлажнение степей), способствовавших резкому увеличению кочевого населения южного Приуралья, как это случилось в раннесарматское время, создавали ситуацию, при которой массовая миграция, т. е. расширение производственной базы путем овладения новыми пастбищами, являлась почти единственной возможностью существования. Вероятно, именно этой причиной вместе с бурными политическими событиями конца IV в. до н. э. в Передней и Средней Азии было вызвано переселение раннесарматских племен южного Приуралья в Поволжье и дальнейшее передвижение поволжских, а возможно, и уральских номадов далее на запад и в предкавказские степи. Часть населения южного Приуралья могла откочевать на юг, в Среднюю Азию. Памятники кочевников, окружавших Бухарский оазис, начиная с конца IV — начала III в. до н. э. несут на себе печать очень глубокого сарматского влияния. Не исключено, что какие-то сарматские племена южного Приуралья, смешавшись с кочевниками Казахстана, осели на окраинах западной части Зеравшанской долины.
Период увлажнения сменился устойчивым засушливым временем, и памятников среднесарматского времени, особенно в восточных районах южноуральской территории, чрезвычайно мало. Миграции и засухи во много раз уменьшили кочевое население этого района.
На основании письменных и археологических источников можно утверждать, что скот у кочевников, в том числе и савромато-сарматов, являлся частной собственностью семей или глав семей (Смирнов К.Ф., 1964а, с. 199, 200). Совершенно справедливым представляется также мнение некоторых исследователей, считающих, что становление частной собственности на скот не только предшествовало развитию кочевого скотоводства, но было одной из его предпосылок (Хазанов А.М., 1975, с. 93). В то же время у кочевых скотоводов, в том числе и у савромато-сарматов, никогда не фиксировали пра́ва собственности на такое важнейшее средство производства, как пастбищные земли (Першиц А.И., 1976, с. 287). Таким образом, собственность на скот и пользование определенными участками земли рода, общины и целого племени являлись основой, на которой зиждилось все хозяйство древних кочевников. Основными хозяйственными единицами в производственном процессе савромато-сарматских племен всегда оставались семья и род.
Отсутствие поселений на нижней Волге и в южном Приуралье заставляет нас судить о производственной деятельности савромато-сарматских племен только на основании погребального инвентаря. Как уже было сказано, гончарного круга это население не имело. Производившаяся кочевниками лепная керамика судя по ее качеству являлась продукцией домашнего производства. Именно поэтому она несет на себе печать локальности не только в рамках больших регионов, но и более мелких областей, а иногда и отдельных могильников.
В качестве местных, домашних производств следует рассматривать также косторезное, кожевенное и камнерезное дело, обработку дерева и ткачество. Маловероятно, чтобы кочевники нижнего Поволжья и южного Приуралья занимались бронзолитейным или железоделательным промыслом, не говоря уже о добыче и выплавке металла. Речь может идти о производстве самых простых и мелких вещей из бронзы и железа (бляшки, колечки, ножи, шилья и т. д.), которые делали из привозного или вторично используемого сырья. Основная масса металлических предметов — оружие, конская сбруя, котлы, ювелирные изделия, бронзовые зеркала и т. д., по всей вероятности, производилась окружающим кочевников оседлым населением по заказу сарматов и образцам, которые они представляли.
Существует и иная точка зрения, согласно которой кочевники нижнего Поволжья и особенно южного Приуралья были не только искусными кузнецами и литейщиками, но, вероятно, занимались даже разработкой железных руд. В качестве доказательства выдвинутой гипотезы приводилось своеобразие металлического инвентаря каждого из этих двух регионов (Смирнов К.Ф., 1964а, с. 60–62). Однако развернувшиеся в последние годы специальные исследования соседних с кочевниками металлоносных культур и металлургических очагов (зауральская лесостепь — иткульская культура, бассейн Камы — ананьинская культура и др.) заставили усомниться в последней концепции.
Дело в том, что, например, все иткульские бронзовые наконечники стрел найдены на поселениях, содержащих остатки металлургического производства (шлаки, литейные формы, бракованные отливки), и сомневаться в их местном изготовлении не приходится. Но при этом все типы иткульских наконечников повторяют формы, свойственные скифо-савроматским, казахстанским, среднеазиатским или аналогичным им наконечникам. Наибольшее совпадение с иткульскими стрелами обнаруживают наконечники, происходящие из кочевнических погребений савроматского времени южного Приуралья, в меньшей степени — нижнего Поволжья (Бельтикова Г.В., 1982). Очень важным оказался еще один результат изучения зауральской металлургии оседлых лесостепных племен VII–III вв. до н. э. Иткульская культура, по мнению ее исследователя, была основной металлоносной культурой Урала, ее металлургия являлась важным или даже основным источником металла для культур обширных территорий, прилегающих к ней с запада, востока и юга. Технология выплавки и обработки, конструкции печей-горнов характеризуются разнообразием черт и признаков широкого хронологического, территориального и качественного диапазонов (Бельтикова Г.В., 1981, с. 125). Не менее интересная картина наблюдается на ананьинских памятниках. Очень многие наборы бронзовых наконечников стрел аналогичны савроматским формам нижней Волги и южного Приуралья, проявляя наибольшую близость с последним регионом (Кузьминых С.В., 1983, с. 119). Какая-то часть наконечников, например, бронзовые черешковые, могла поступать и из других центров (степи Казахстана, Приаралье, Средняя Азия). У савроматских кочевников они, правда, не привились и изредка встречаются лишь на южноуральских памятниках. В то же время втульчатые железные наконечники стрел были свойственны в IV–III вв. до н. э. нижневолжским кочевникам и почти не известны в южном Приуралье. Такая ситуация хорошо согласуется с широким распространением этих типов наконечников на Кавказе, являвшемся мощным металлургическим центром и у племен среднего Дона — ближайших соседей нижневолжских савроматов.
Интересно также, что мечи переходных типов от савроматских к прохоровским формам, которые в IV в. до н. э. были характерны для кочевников южного Приуралья, за пределами этой территории известны лишь как случайные находки в лесостепном Зауралье и бассейне среднего течения Белой с ее притоками. Симптоматично также огромное количество случайных находок мечей и кинжалов савромато-сарматских форм, обнаруженных на той же Белой, особенно на ее правом берегу (Горбунов В.С., Исмагилов Р.Б., 1976). Не исключено, что именно здесь или в районе так называемых гафурийских городищ располагался один из металлургических центров, снабжавших мечами и кинжалами кочевников нижнего Поволжья и южного Приуралья.
Очень интересная закономерность выявилась в результате исследования бронзовых савромато-сарматских зеркал, проведенного с помощью спектрального и металлографического анализов. Были установлены четыре металлургические группы, три из которых имеют своеобразную рецептуру сплавов, четвертая — чистая медь (Мошкова М.Г., Рындина Н.В., 1975, с. 120–130). Каждый из сплавов связан своим происхождением с определенным металлургическим центром, где он затем и доминировал. Так, высокооловянистые зеркальные бронзы очень широко распространились на Ближнем Востоке. Из этого сплава отлиты два бесспорно импортных зеркала, а остальные экземпляры обнаружены в довольно богатых могилах, где находились и другие привозные вещи. При этом почти все зеркала этой металлургической группы относятся по своей форме к типам, характерным для областей Юго-Восточной Азии и территории Средней Азии.
Количественно самая большая группа сарматских зеркал, происходящая главным образом из памятников нижнего Поволжья, отлита из низкооловянистых бронз. Традиция изготовления зеркал из подобных сплавов восходит к античному Средиземноморью, откуда была воспринята литейщиками причерноморских греческих колоний и территорий, находившихся в орбите их экономического или политического влияния.