Они были первыми

– Наш с вами коллега Гейдрих, полковник, видимо очень сильно захотел отличиться перед фюрером!

Брови на худощавом лице полковника Штольце удивленно приподнялись вверх. По выражению его лица, Канарис понял вопрос, который тот захотел ему задать, и тут же сам на него ответил.

– Я вам рассказывал Штольце о вчерашнем совещании в рейхсканцелярии. Фюрер поручил «Абверу» ликвидировать русскую разведывательную сеть в Польше. Я пообещал ему это сделать в самый короткий срок. Мы с вами полковник разработали прекрасный план действий, – Канарис сделал паузу и взглянул на Штольце. Тот согласно кивнул. – И вот теперь, – продолжил Канарис. – Этому плану хотят помешать!

– Кто? – удивленно спросил Штольце.

Канарис поморщился и затем ответил.

– Имперская служба безопасности! Сегодня утром люди Гейдриха арестовали Горбенко и, видимо, захотят его с пристрастием допросить.

Штольце в растерянности покачал головой.

– М-да… неожиданный поворот событий, – сказал он. – И откуда только они узнали о Горбенко?

Канарис с безнадежностью махнул рукой.

– Я думаю, в этом здании у СД достаточно глаз и ушей. Теперь я понимаю, почему Гейдрих поднял тему русских разведчиков в Польше на вчерашнем совещании у фюрера. Видимо, он получил информацию о Горбенко.

– И что же нам теперь делать, господин адмирал? – спросил Штольце. – Если Горбенко заговорит, люди Гейдриха смогут ликвидировать русскую сеть первыми. Тогда вся наша многомесячная работа пойдет насмарку. Все-таки Горбенко нашли и разоблачили мы. Может быть, вам стоит обратиться к фюреру? Пусть он запретит СД вмешиваться в дела «Абвера».

Канарис отрицательно покачал головой.

Это, я сделаю только в крайнем случае, – ответил он. – Фюрер благосклонен к СД. В случае конфликта между СД и «Абвером», он наверняка встанет на сторону своей партийной службы безопасности.

Канарис в задумчивости посмотрел в окно и затем, прищурив глаза, перевел их на Штольце.

– Ситуация, действительно, сложилась очень неприятная. – сказал он. – Но я думаю, полковник, что из неё у нас есть прекрасный выход.

Брови Штольце удивленно приподнялись вверх.

– Какой, господин адмирал? – растерянно спросил он.

Канарис выдержал долгую паузу и затем сказал.

– Отправить Горбенко обратно в Россию!

Штольце неопределенно пожал плечами.

– И что это нам даст? – спросил он.

Канарис откинулся на спинку кресла.

– Что это нам даст, Штольце? – перепросил он. – Во-первых, мы помешаем Гейдриху доложить фюреру о ликвидации русской сети в Польше и во-вторых, не исключено, что мы сможем завербовать этого Горбенко. – уверенно сказал Канарис.

Штольце с сомнением покачал головой.

– Вы зря сомневаетесь… – нахмурился Канарис. – Конечно, чекист Горбенко вряд ли будет сотрудничать с нами по идейным соображениям, но он уже один раз побывал в сталинской тюрьме и, вряд ли захочет попасть туда снова. А после возвращения на территорию СССР, он там вполне может оказаться.

– Почему вы так думаете, господин адмирал? – спросил Штольце.

– А поставьте себя на место его руководителей, – предложил Штольце Канарис. – Он возвращается в Россию после ареста. Я сомневаюсь, что они хотя бы одному его слову поверят. Тем более, что он уже был когда-то «врагом народа». Оказавшись в такой ситуации, Горбенко может изменить своим принципам и согласиться на сотрудничество с нами. А уж мы поможем ему оправдаться перед своими начальниками.

– Вы, как всегда правы, господин адмирал. – согласился с Канарисом Штольце. – Но сейчас Горбенко находится в руках СД. Я не думаю, что господин Гейдрих так просто отдаст его.

Канарис в знак согласия кивнул головой.

– Я тоже так думаю, Штольце. – ответил он. – Поэтому Горбенко надо освободить так, чтобы «Абвер» был здесь не причем. Пусть этим займется штаб «Вали».

Польша. Ледницы. 21 июня 1941 года…

Дверь в комнату, в которой сидел Горбенко, распахнулась, и в неё вошли два эсесовских офицера. Один из них, низенький и толстый, щелкнув выключателем, зажег в комнате свет, а второй, высокий и плечистый, подойдя к столу, положил на него резиновую дубинку и моток электрического провода. Вытащив из кармана брюк зажигалку, он закурил сигарету и, затем с нескрываемой издевкой, посмотрев на Горбенко, спросил его на плохом польском языке:

– Вы, пан Анджей Скавронский?

Горбенко утвердительно кивнул головой.

– Да, это я! – ответил он по-польски и затем, перейдя на немецкий язык, возмущенным голосом добавил. – Господа, я не понимаю, за что меня арестовали. Я подданный Советского Союза и нахожусь на территории Германии на законных основаниях. Я ездил к своей сестре. У меня есть разрешение вашей пограничной комендатуры.

Слова Горбенко не произвели на эсесовцев никакого впечатления.

– А вы находитесь не под арестом, пан Скавронский, – криво улыбнувшись, ответил ему толстяк.

Горбенко поднял на эсесовцев удивленные глаза.

– Тогда почему меня держат в этой комнате в наручниках? – спросил он.

Высокий эсесовец стряхнул пепел с сигареты на пол и затем ответил:

– Мы хотим получить от вас, пан Скавронский, некоторую информацию… – эсесовец сделал паузу и со значением посмотрел на Горбенко. – Если вы нам её сообщите, то вас немедленно отпустят. – добавил он.

Горбенко в недоумении пожал плечами.

– Я работаю простым учителем в Гродно и вряд ли располагаю информацией, которая может вас интересовать. – ответил он.

– А вот это уже позвольте решать нам… – с угрозой в голосе заметил эсесовец.

Сделав вид, что раздумывает, Горбенко некоторое время молчал и затем нехотя кивнул головой.

– Пожалуйста, так как у меня все равно нет выбора, я готов ответить на ваши вопросы, господа, но право же не знаю, чем могу быть вам полезен.

Эсесовцы обменялись взглядами.

– А вопрос у нас такой… – спросил высокий эсесовец. – Мы хотели бы знать, с кем вы, пан Скавронский, кроме вашей сестры, еще встречаетесь в Сувалках?

Эсесовцы впились глазами в лицо Горбенко. Тот пожал плечами, и, после недолгих размышлений, спокойно ответил:

– Да ни с кем. Вот только вчера в поезде познакомился с неким господином Клаусом Визенталем из министерства торговли Рейха. Может быть, вас интересует именно он?

Высокий эсесовец вытащил из уголка рта сигарету и покрутил головой.

– Нет, этот добропорядочный гражданин Рейха нас не интересует, пан Скавронский.

Горбенко пожал плечами.

– Тогда больше ни с кем, господа, – ответил он. – Я всю ночь провел с сестрой, а рано утром взял пролетку и поехал на вокзал. Можете спросить об этом у Зоси.

Это, все, что вы хотите нам сказать? – бросая сигарету на пол, спросил высокий эсесовец.

Горбенко выдавил на своем лице подобие улыбки.

– К сожалению, все…

Значит вы не поняли нашего вопроса, пан Скавронский! – с нажимом в голосе произнес эсесовец. По его голосу было видно, что он начинает нервничать. – Придется освежить вашу память.

Эсесовец вытащил из нагрудного кармана френча несколько фотографий и поднес их к глазам Горбенко.

– Вам знакомы эти господа? – спросил он и заглянул Горбенко в глаза.

Взглянув на фотографии, Горбенко ощутил мгновенную сухость во рту. На одной из фотографий он узнал бывшего руководителя минского городского банка Борислава Мечика. А с другой, на него смотрело лицо главного бухгалтера этого же банка Андрея Козловского. Горбенко познакомился с этими людьми в тысяча девятьсот тридцать четвертом году, когда работал в центральном аппарате НКВД в Минске и вел их дело по обвинению в организации подпольной террористической группы. Как выяснилось на следствии, никакой группы обвиняемые не создавали, а занимались обыкновенным разворовыванием государственных средств. Тем не менее, каждый из них был осужден на десять лет по статье пятьдесят семь и отправился отбывать наказание куда-то в Карелию. Глядя на фотографии, Горбенко молчал, не зная, что говорить, а эсесовец с нескрываемой иронией разглядывал его растерянное лицо. Подождав еще несколько секунд, он медленно, как бы взвешивая каждое слово, спросил: