Корнет Савин

— Эммануэль, и вы благословили их?!

Отец Сюзанны даже не шевельнулся. Его прямая спина и гордо задранный подбородок показывали Савину, что он здесь больше не лучший друг дочери.

— Во-первых, месье Аленников, оставьте фамильярности и впредь обращайтесь ко мне ваше превосходительство, — бросая неприязненный взор на Савина, промолвил Эммануэль. — А во-вторых, я, конечно же, благословил этот союз. Джон из уважаемого знатного рода. И лучшей партии для нашей дочери просто не найти.

Эммануэль не сказал вслух, что он не заключает сделок с мелкими торговцами и настроен иметь дело только со знатным родом. Но все эти спесивые слова были написаны на его лице. Как ни прекрасно владел собой Савин, губы у него задрожали от обиды. Ему страстно захотелось влепить Ле Фло пощёчину и вызвать его на дуэль.

Но тут Сюзанна, не выдержав оскорбительного тона отца, вскочила и с рыданием выбежала из комнаты. Ею торговали, словно имением, заключали с её именем сделку, даже не думая о её чувствах. Не об этом она читала в любовных романах! Не таким представляла своё будущее! Сюзанна злилась на любимого, который так долго тянул с предложением руки, обижалась на мать, которая подсунула ей жениха, лишь бы это был не господин Аленников, ненавидела отца, который проявил к ней неслыханную жестокость.

Шарлотту, казалось, никак не затронули чувства дочери. Бесспорно, ей было неприятно, что Сюзанна устроила сцену в присутствии Джона Форреста. Неловко хихикнув, мадам Ле Фло быстро замахала веером, чтобы скрыть выступивший на щеках румянец.

— Не обращайте внимания, господа. Просто пылкость юношеских чувств. Дайте ей немного времени, — проворковала она, заискивающе поглядывая на Джона.

Англичанин впервые с начала разговора утратил железную самоуверенность. Лицо его стало озадаченным, словно он спрашивал себя: «Всё ли в порядке? А не сбежит ли невеста перед самой свадьбой?»

— А вы месье Аленников, я смотрю, с цветами, — ловко перескочила Шарлотта, кивнув на корзинку в руках Савина.

— Да, это был просто жест вежливости, — солгал расстроенный гость. — Но теперь эти цветы приобрели более торжественный смысл. Примите мои искренние поздравления!

Поклонившись, он протянул корзину Шарлотте, и она радостно приняла её, победоносно смотря на Савина. Ей нравилось опережать соперников во всём — в карточной игре, верховой езде, житейских интригах. Муж ей достался нерасторопный, поэтому Шарлотта предпочитала сама решать сложные проблемы. Ловко обыграв Савина, она чувствовала, что действовала, как ферзь на шахматной доске — издали сразила врага, избавила свою семью от проходимца, а дочь — от сомнительной дружбы. Пусть знает этот ничтожный Аленников, как примерять костюм, который ему не по карману!

4.

В кабинете Путилина кипела работа — полицейские то и дело приходили с докладом, посыльные выслушивали поручения начальника и тотчас неслись исполнять их. Сегодня здесь толпилось особенно много полицейских разных чинов. Путилин чувствовал нарастающее раздражение — так хотелось поскорее схватить зарвавшегося преступника!

Он смотрел в зарешёченное окно, вглядывался в каждого прохожего, который фигурой или походкой напоминал Савина. Как же много среди них было высоких стройных брюнетов в модной одежде! Однажды Путилину даже показалось, что один такой щёголь поднял голову и смеётся, глядя на окна полицейского участка. А вдруг это действительно был Савин — пришёл и потешался над неумелыми фараонами?

— Я ещё раз повторяю — он нужен мне живым, — рявкнул Путилин и, топнув ногой, грозно посмотрел на всех присутствующих.

Начальник полиции отодвинул тяжёлый ящик стола и достал листок с портретом Савина. Полицейский фотограф ухватил самую суть характера корнета. Узкое лицо с правильными чертами. Ровные дуги бровей, слегка волнистые волосы. В глазах — дерзкая насмешка. Тонкая полоска усиков над верхней губой. Каждый раз, когда Путилин смотрел на портрет, ему казалось, что Савин насмехается над ним.

Путилин протянул фото преступника стоявшему рядом офицеру. Тот внимательно изучил портрет и передал его другим. Каждый старался припомнить, где раньше мог встречать Савина. Один из офицеров напряжённо нахмурил лоб. Ему показалось, что он хорошо знает корнета, часто видел его. Но вот где?..

— Этот портрет был сделан ещё при первом аресте. Но Савин, к сожалению, часто меняет образы, — сказал Путилин.

Он прошёлся по кабинету и задержал взгляд на офицере, который слишком долго рассматривал снимок Савина.

— Зачем же нам тогда этот портрет? — спросил молодой офицер, недавно поступивший на службу в полицию.

Путилина раздражала подобная непонятливость, но он сдержался и произнёс строго, как школьный учитель:

— Это его оригинальная внешность. Без усов, бакенбард…

В ответ офицеры постарше дружно, но негромко засмеялись. Всем явно пришли на ум густые бакенбарды Путилина, которые давно не мешало бы укоротить, хотя бы наполовину.

Путилин окатил их злобным взглядом, от которого мороз шёл по коже. Он подбирал слова, чтобы побольнее задеть своих подчинённых:

— Вы думаете, этим ограблением он оскорбил меня? Нет, он показал, что может водить нас всех вокруг пальца. Он, одиночка, оказался хитрее и сильнее, чем целое управление полиции! Подумайте об этом!

Всем корпусом Путилин повернулся к молодому офицеру и фыркнул:

— Наивный!

Тот не понял, в отношении кого высказался начальник, но на всякий случай понимающе кивнул и быстро передал портрет преступника другому офицеру, по имени Платон, который казался абсолютно безучастным ко всему происходящему.

Путилин с угрюмой гримасой свалился в кресло и снова уставился в окно, разглядывая прохожих.

— Стойте, — внимательно всмотревшись в изображение, Платон вдруг оживился. — Я видел его вчера, — он сначала радостно посмотрел на начальника, затем с полной уверенностью произнес: — это был Савин!

Все повернулись к нему. Поднялся нестройный шум. Сильнее всех взбудоражился Путилин.

— Ты уверен?.. — грозно спросил следователь и вскочил с кресла.

— Без сомнения. На Думской. Чуть поодаль от моего дома, — уточнил Платон.

Путилин, казалось, вскипал, как нагретый чайник:

— В каком именно месте?

Офицер внезапно смутился и пожал плечами.

— Вот этого не припомню точно, кажись, у семнадцатого дома, — робко ответил он.

Путилин раздражённо скрипнул зубами и резко развернулся к другим офицерам.

— Значит, выставляем наружное наблюдение за каждым строением!

Если бы в распоряжении Путилина было десять тысяч человек, он всех отправил бы на поимку Савина. Начальник полиции воспринимал дерзкого корнета не как обычного преступника, а как своего личного врага. Савин обвёл вокруг пальца его — гения сыскного дела, которому не было равных в мире! Он опозорил имя Путилина, заставил его пережить неслыханное унижение ареста. Да за одно это его нужно сгноить на каторге!

Кто-то из офицер резонно заметил:

— Не думаю, что он там живёт. Может, проходил мимо.

— Вот и узнаем, Михайло! — гаркнул Путилин, которого раздражали все эти рассуждения, в то время как преступник продолжал разгуливать прямо у них под носом.

Получив приказ, офицеры разошлись по своим местам. Двух молодых полицейских Путилин отправил к обозначенному месту для дневного наблюдения. Они должны были всматриваться во все подозрительные лица возле дома 17, но вести себя, как штатские, чтобы не вызывать подозрения у окружающих.

День выдался жарким, прохожих на улице было немного. Петербуржцы побогаче предпочитали передвигаться в каретах. А рассмотреть человека в быстро мчащемся транспорте очень сложно. Переодетые в гражданские костюмы офицеры вразвалочку прогуливались, незаметно всматриваясь в проходящих мимо молодых людей, которые торопливо шли по своим делам. Спустя несколько часов никого похожего на Савина им не встретилось.

— Мы можем так целый год бродить взад-вперёд, — недовольно пробурчал Платон.

— А чем плохо? — с усмешкой сказал Михайло. — Ходи, любуйся на красоток. Лето как-никак! Вон, смотри, какие прелестницы!