Корнет Савин

Переместившись на борт парохода, Савин провёл девушку в капитанскую кабину.

— Хотите дать прощальный гудок? — спросил корнет.

— А это можно? — с замиранием сердца пролепетала девушка.

Она радостно дёрнула за трос. В ответ раздался оглушительный рёв, извещающий об отплытии судна. Сюзанна скромно улыбнулась Савину, а он продолжал смотреть на неё с обожанием в глазах. Она впервые почувствовала, как приятно находиться здесь и отдавать приказы, вглядываясь в бескрайний морской простор.

Судно шло на полном ходу, вдоль борта уносились здания, корабли, прибрежные сосны.

Ветер трепал выбившиеся из-под шляпки золотистые кудри девушки. Рука Савина легла на её изящную белую ручку. И Сюзанна не возмутилась, напротив — доверчиво позволила ему сплести его пальцы со своими. Ещё миг, и их губы слились в поцелуе.

— Сюзанна! Давайте уплывём вместе на край света! Вы согласны? — страстно прошептал Николай на ухо девушке.

— Bien sûr, mon amour, — тихо ответила француженка.

11.

Прошло всего двое суток с тех пор, как Путилина водворили в арестантскую камеру, но ему казалось, что прошла целая вечность. Теперь начальник сыскной полиции на своём опыте познал все ужасы заключения — сырой холод каменных стен, запах плесени и испражнений, боль в желудке от скверной пищи.

Но хуже всего были сокамерники — озлобленное, до мозга костей испорченное человеческое отребье. Они с лютой ненавистью смотрели на дорогую одежду и холёные бакенбарды Путилина. В первый день они пробовали цепляться к «барину», но едва самый наглый протянул руку к его карману, Путилин нанёс бандиту страшный удар в челюсть.

— А барин-то, видать, из бывалых! — прошипел краснорожий арестант по кличке Кардинал.

«Слава богу, они ещё не знают, что „барин“ из фараонов, — с невесёлой усмешкой подумал Путилин. — А когда узнают, долго мне не прожить».

Следователь так почти и не спал в эти двое суток, опасаясь арестанта, который из-за его удара лишился двух зубов. Сплёвывая кровь, он не сводил с Путилина мрачного взгляда исподлобья. Начальник полиции знал — стоит заснуть, и мерзавец придушит его во сне или зарежет отточенной до остроты бритвы монетой. Недюжинная физическая сила и знание законов тюремной жизни помогли Путилину выжить. Но ещё ночь без сна, и он свалился бы без сил.

Впрочем, начальник полиции был уверен, что скоро его отпустят. Не только потому, что без него, Путилина, некому быстро разобраться в странном деле с ограблением. А ещё потому, что улик против него никаких, кроме странного маскарада, разыгранного мошенником.

Наконец, за ним пришли. Дверь в камеру отворилась, вошли следователь Туров и дежурный тюремщик.

— Выходи, Иван Дмитриевич, — расплывчато произнёс следователь, заискивающе заглядывая в глаза начальника полиции.

— Значит, справедливость восторжествовала? — насупленно спросил Путилин, едва они вышли в коридор.

— Да, представь себе. Супруга твоя подтвердила, что служебная форма и печать были похищены каким-то человеком, который представился заместителем редактора «Петербургского листка». Мы справились в этой газете — они никого не присылали. К тому же, Татьяна Константиновна представила билет на поезд из Москвы, который нашла в кармане твоего плаща. Это подтверждает, что ты находился за семьсот вёрст от Санкт-Петербурга и никак не мог устроить здесь ограбление.

— Ну хоть какие-то плюсы есть в женитьбе, — уныло вздохнул Путилин и направился к выходу.

— Иван Дмитриевич! — в спину ему сказал Туров.

— Ну, что ещё?

— Я ни на минуту не сомневался в твоей честности! Прости, что пришлось… сам понимаешь, служба.

— Бог простит, — не оборачиваясь, отозвался Путилин.

Наскоро помывшись, переодевшись и выпив чашку кофе, он отправился в банк. Сидя в камере, он часто представлял себе, как схватит тамошнюю конторскую шушеру за шиворот и вытрясет из них весь дух.

Войдя в банк, он поднялся на второй этаж и громогласно спросил:

— Ну, и кто ж тут настолько ослеп или перепился, что перепутал меня с мошенником?

— Не извольте гневаться, Иван Дмитриевич! — дребезжащим голосом заговорил директор банка. — Но ведь тот проходимец был в казённом мундире, с документами и отрядом полиции…

— Вот Чернов подозревал, что это не вы, — робко сказала девушка-конторщица, указывая на клерка в круглых очках.

Тот несмело поднялся из-за стола, дрожа всем телом.

— Правда, подозревал? — грозно спросил Путилин.

— Как Бог свят… я ему и в глаза сказал. А вы, сразу видно, настоящий Иван Дмитриевич из газеты. Большой, грузный, как я и говорил, — ответил клерк.

— Спасибо на добром слове, — немного смягчившись, проворчал Путилин.

— Простите великодушно! Я имел в виду, что вы не такой, как тот аферист!

— А вы хорошо его запомнили? Опишите, каков он из себя, — потребовал Путилин.

— Угу… сейчас, — забормотал Чернов, протирая запотевшие очки. — Высокий. На вершок, может, два выше вашего. Стройный. Глаза серо-голубые. Выправка военная, спина прямая.

Перед глазами Путилина замелькали многочисленные преступники, которых он повидал на своём веку. Высокий и стройный, при этом немыслимо хитрый и отчаянно-дерзкий… Единственным, кто подходил под это описание, был корнет Николай Савин.

«А ведь я его, голубчика, повстречал в Москве… тот тип у входа в гостиницу… не зря показался мне таким знакомым!» Начальник полиции даже кулаки сжал от досады. Подумать только, мошенник крался за ним по пятам, подбирался к его секретам, а он не учуял ничего подозрительного.

— Тьфу! Треклятый Савин! — злобно пробормотал Путилин и сплюнул в сторону. — Заигрываться начал, совсем обнаглел! Ну, ничего. На этом мы тебя и поймаем.

— Это вы мне? — испуганно спросил Чернов.

— Нет, не тебе, — раздражённо ответил сыщик. — Ты вот что, милейший! Сядь и расскажи мне ещё раз про ограбление, да не торопись. Я записывать буду.

Часть пятая

1.

Дом французского посла, окружённый тенистой аллеей с маленькими ажурными фонариками, соответствовал строгому стилю резиденции. Дорожки, вымощенные плитами из светлого мрамора, были окаймлены пышными кустами роз и зарослями лилий.

Внутри дома также чувствовалось величие. Интерьер соответствовал последней парижской моде — кремовая мебель с позолоченной резьбой демонстрировала тонкий вкус хозяев. Обои из золотистой парчи украшал узор из вьющихся виноградных лоз. В широких мраморных вазонах росли пальмы и папоротники, привезённые с юга Франции. Торжественность обстановки дополнял пол, выложенный мозаикой в восточном стиле.

Савин молча разглядывал великолепное убранство и мысленно просчитывал свои возможности. Он наконец добился официального приглашения в дом Сюзанны в качестве её приятеля и успешного судовладельца. Теперь ему предстояла непростая задача — завоевать расположение её родителей.

Судя по всему, мадам и месье Ле Фло были не слишком-то рады визиту Николая Аленникова. Конечно, они соблюдали приличия гостеприимства, дабы всё выглядело пристойно, к тому же не хотели обижать дочь, испытывающую особое расположение к этому господину. Удобно устроившись в мягком кресле, Эммануэль Ле Фло сбрасывал карты для игры в бридж. Савин сидел напротив Сюзанны, которая с восхищением и особым нежным трепетом поглядывала на своего избранника. Она не скрывала, что влюблена и ждёт понимания от своих родителей.

Её мать, мадам Шарлотта, вздыхала, с любопытством посматривала то на предполагаемого зятя, то на свою неразумную дочь. Ей не нравился выбор Сюзанны. Мадам Шарлотта считала, что её девочка достойна лучшего претендента с именем и состоянием, которое будет соответствовать титулу дочери. Щеголеватый Савин ей совсем не нравился — мать Сюзанны чувствовала в нём какую-то фальшь. Но она сдерживала недовольство, полагаясь на решительность своего мужа.

Шарлотта с неприязнью наблюдала, как Савин многозначительно подмигивает её дочери и просительно смотрела на супруга. Эммануэль вздохнул и пожал плечами, почувствовав её взгляд на себе. Ему тоже не нравился выбор дочери, но, соблюдая этикет, он не мог отказать в приёме любезному человеку, которого Сюзанна одаряла своей дружбой. Эммануэль высокомерно перевёл взгляд на Савина и скривился, показывая своей жене, что полностью с ней согласен.