Страница 10 из 12
Все ее лицо мокрое от слез, бретели майки опустились, оголяя вершины ее часто вздымающейся груди, открывая свежий шрам.
– Пусти…пустите меня, не трогайте! Пожалуйста…Пожалуйста. Мне больно. Мне так больно!
***
Она метается на подушке, а у меня мороз идет по коже, ведь я понимаю, что ей сниться и пистолет, который я сейчас держу в руке, мне хочется направить себе в висок.
– Ангел, проснись!
Хватаю ее, отрываю от подушки, провожу по влажным волосам пальцами, и когда Ангел открывает глаза, она не успокаивается, а совсем наоборот. Она начинает просто криком кричать, царапаться и вырываться из моих рук, тогда как я просто охреневаю от такой ее реакции.
– Не надо! Не трога й, нееет!
– Чш…Ангел! Не бойся. Все хорошо. Все хорошо, малыш.
Включаю свет, самого уже колотит, быстро прячу ствол от нее за спину.
Такая хрупкая, исхудавшая, заплаканная Ангел сидит на краю кровати, и смотрит на меня, обхватив худые колени руками. Ее волосы рассыпались по спине, на кукольных ресницах трепещут слезы, а глазища сейчас такие ярко зеленющие, что в них страшно смотреть.
Словно очнувшись, Ангел быстро вытирает слезы, и натягивает одеяло до подбородка, прикрываясь от меня.
– Что ты здесь делаешь? Я вообще-то спала.
Задирает свой маленький носик, поджимает губы, которые я до дикости хочу облизать.
– Ты кричала во сне.
– Хм, не было такого, тебе показалось – вытирает слезы, опускает голову. – Я хочу спать. Очень.
Переворачивается на бок, натягивая сильнее одеяло, и вот видно же, что не спит, но и поговорить мы не можем, что просто выводит из себя.
– Будет что то нужно, скажи.
– Угу.
Бубнит, и я выхожу за дверь. До утра сижу в гостиной. Сторожу ее сон, как пес, у самого сна ни в одном глазу.
Что с ней такое? Месяц же прошел уже. Ангел никогда так не кричала, не ревела во сне, либо же в больнице ей давали дохнерища успокоительного, и она всегда спала спокойно.
Закуриваю, глубоко затягиваясь сигаретой. Что ей там снилось такое, чтоб так орать и реветь навзрыд.
Сука. Знаю я, что ей снилось. Тут не надо быть гением, блядь.
– Алло, Игорь, можешь говорить?
– Да, в чем дело? Лине плохо?
– Да, я забрал ее к себе, она ревела ночью. Так сильно. Кричала прямо. Давай я привезу ее тебе покажу.
– Миш, да я ж хирург. Я не помогу тут ничем. Следи, чтоб она ела, витамины купи, чтоб спала нормально, и никакого стресса. Если не пройдет, отвези ее к психиатру, но там таблетками напичкают, они ей не надо, поверь. Пройдет. Дай ей время. Просто стресс. Молоденькая ж девочка еще очень. Ранимая, ну и последствия сам знаешь чего, будут. Я тут не помощник. Вам бы самим открыто поговорить об этом. Ну, ты понимаешь.
– Ладно. Отбой.
***
Боже, кажется, я схожу с ума. Я долго не могла уснуть, а когда уснула, мне снилось, как меня имеют в кабинете Бакирова его дружки. По-разному, делают мне больно, а я как безвольная кукла в их руках, и это все было…настолько реально и грязно, что я даже не заметила, как начала кричать.
Потом я видела, как Михаил подошел ко мне и усмехнулся, потушил об меня сигарету, и достал ремень. Он начал душить меня, пока его дружки стояли рядом. Они все смеялись с меня, а я ничего не могла с этим сделать.
Я проснулась от этого дурацкого сна как-то резко, словно из него меня кто-то выдернул. Михаил сидел рядом на кровати в одних штанах, и гладил меня по голове. Мне же стало жутко неловко, ведь я давно не маленькая, а какие-то кошмары приснились, хотя как кошмары, это та реальность, которую я не запомнила.
Они ведь меня и правда поимели толпой и это…боже, это просто меня добивает. Мне больно это понимать и хуже того то, что я никому не могу об этом рассказать. Мне жутко стыдно, меня никто не поймет, даже Люда. Они не знают, какого это, Люда очень любит Толика, а я просто собственность бандита. Игрушка, вещь, кто угодно, но не любимая.
Быстро вытерев слезы я натягиваю одеяло и поворачиваюсь на бок делая вид, что жутко хочу спать, хотя сна у меня нет ни в одном глазу. Бакиров стоит возле меня еще пару минут, после чего выходит, прикрыв дверь.
Я же реву в подушку от беспомощности и страха. Я чувствую себя использованной грязной игрушкой. Мне почему-то очень страшно, ощущение такое, что моя судьба постоянно меняется, и я не успеваю за этими изменениями, а еще я до жути хочу обнять Мишу, чтобы хоть на миг у нас стало все как раньше но понимаю, что ему самому противно теперь касаться меня.
За все это время он ни разу даже не поцеловал меня. Я грязная теперь для него. Я уже отчетливо это понимаю.
Проснувшись утром, я замечаю на тумбочке мазь и перевязочные материалы. Михаил заходил, а я даже не видела.
Глава 11
Она сидит в комнате уже двое суток, не вылезая. Упрямая маленькая девочка, которую я сука, даже пальцем тронуть не смею. Ангел боится. Меня на полном серьезе. Пищит, возникает, как слабый котенок, но стоит мне чуть голос повысить, как начинает дрожать, бледнеет, трясется зайцем, а мне руки хочется себе сломать за что, что сделал с нею, а еще она ни черта не ест.
Первый день я тягал ей блюда с клуба самые лучшие и дорогие деликатесы, к которым Ангел даже не притрагивалась и я сука, не понимал, почему. Что не так, ну что за капризы, Ангел никогда не была капризной, но и насильно заставлять ее есть не хотел, хоть мне ничего не стоило зажать ее, открыть ей рот и затолкать в него колбасу.
Теперь же мне страшно к ней коснуться, у меня горят руки, ведь я прекрасно помню, какая Ангел была, и какой может быть. Теперь мы будто обросли шипами и я даже обнять ее не могу, я не могу коснуться ее руки, я нихрена теперь не могу.
Я ее сломал. Я это вижу прекрасно, потому что у Ангела пропал блеск в глазах. Она за это все время ни разу прямо на меня не посмотрела, ни разу сама не коснулась, не улыбнулась своими ямочками. Когда-то она липла ко мне, как лист банный, а теперь прячется в комнате. От меня.
Ангел как лань дикая, с виду бойкая, но сломленная, пугливая, осторожна. Она забаррикадировалась в комнате и явно протестует, тогда как я скорее голову себе сломаю, чем отпущу ее тогда, когда Архипов гуляет на свободе. Этот мусор прекрасно знает, что Ангел со мной и он понимает, что единственный человек, за которого я по-настоящему боюсь – это она.
Не Тоха, хоть мы с ним и росли вместе, не Люда, не Алена, это только она. Мой самый дорогой цветок, моя девочка, которую я хранил как самое ценное и не уберег от самого себя.
***
Я не вижу Михаила следующие два дня, потому что просто не выхожу из комнаты. Я не хочу быть его игрушкой, вещью или собственностью. Я так хотела быть его девушкой, его любимой, но теперь понимаю, что просто летала в облаках и не видела власти Бакирова, а в том, что у него этой власти немереное количество, теперь только сильнее убеждаюсь, видя количество охраны и людей, работающих на него. Михаилу часто кто-то звонит просит помощи, тогда как я не знаю до сих пор, какой он в итоге. Хороший или плохой. Раньше для меня он всегда был хорошим, либо же я не видела в нем плохого, а опасное закрашивала своей еще детской наивностью, делая из бандита принца. Теперь же все смешалось, и нет только черно-белого. Есть серое, новое, неизведанное мной, пугающее и манящее одновременно, открывающее двери во взрослый жестокий мир.
Утром просыпаюсь от запаха свежих блинчиков. От голода сводит желудок, сперва мне даже кажется, что мне это сниться, но запах продолжает доносится из коридора, и поднявшись кровати я осторожно подхожу к двери. Приоткрыв ее понимаю, что запах летит с кухни, но я никогда не поверю в то, что Бакиров готовит сам.
Хуже того, я улавливаю женские приторные духи в доме, что заставляет насторожится.
На часах семь утра, сегодня первое сентября, и моя учеба должна была уже начаться, но не начнеться, ведь я никуда не поступила а значит, исполнить обещание данное маме я не смогу, врачом не стану.