Туманная страна Паляваам

— Не приходилось гольцовой ухи отведывать, — сказал бухгалтер. — А вяленым Василий Михайлович угощал — отменная штука!

— Отведаем, — успокоил я его. Недавно, наверное, в наших краях, если ухи из гольца не пробовал.

Галька кончилась, под гусеницы мягко стелился песок. Промелькнула расколотая баржа, кругом торчали выбеленные водой и солнцем бревна и ржавые бока бочек. Уютное покачивание, приглушенный песком грохот располагали ко сну. Я начал дремать.

— Любовь у меня — Нинка звать — в Магадан укатила с одним парнем, — неожиданно сказал с другого бока Саня. — Друг-приятель был. Случается так, а?

— Все бывает, — сказал я. Вовсе не хотелось разговаривать.

— А чего ей не хватало? Четыре сотни зарабатываю — понял, нет? Шубу из нерпы сшил, чукча Вальгыргин по дружбе настрелял. На, говорю, Нинка, носи на страх и погибель окрестным бабам. Пусть млеют в тоске и печали — понял, нет? Спасибо, отвечает, Саня, век не забуду… На крыло — и в Магадан. Письмо прислала: неответственный, мол, ты, потому и уехала. Прости за шубу…

Я долго слушал его рассказ. Наболело у человека. Понятно, чего уж тут. Любовь — не запчасть…

Вездеход оборвал бег неожиданно.

— Приехали, — сообщил Василий.

Ноги затекли, и мы прыгали на песок тяжело.

Вдаль уходила светлая коса шириной метров тридцать. Слева вдоль косы нес воду Тайкуль, справа ворочалось море.

Вездеход стоял посреди косы, а прямо перед ним из песчаного бугра торчала избушка. Как старый гриб подберезовик. На ржавых костылях в плавниковых стенах избушки висели обручи от бочек, гнилая веревка, проволока. На крыше лежали нарты.

Тишина кругом патриархальная.

— Егора-то не видать, — сказал Василий. — А всегда встречает.

— Сейчас посмотрим. — Я вошел в сени. Там валялась драная сеть и песцовые капканы. Дверь из сеней в комнату подперта палкой. От песцов. Где же Егор? Я убрал палку и открыл дверь. В крохотной комнате печь, у противоположных стен нары, застеленные оленьими шкурами. Между ними, под окошком, стол. Все окошко — в две ладони…

Я вышел на улицу. Ребята уже разгрузились.

— Нет Егора. Наверное, в совхозе.

— Нет и не надо. Сань, тащи шмотки в избу и займись хозяйством. Чаек там, поесть сооруди.

— А мы? — спросил бухгалтер.

— А мы — на воду! — Василий поплевал в ладони и схватил мешок с сетями. Я и бухгалтер двинулись за ним.

Коричневая вода плыла на широком плесе. Река несла с верховьев много ила: июнь — месяц половодья.

Нагруженный спальными мешками, от вездехода завернул Саня.

— Есть тут рыбка, есть! — ликующим шепотом сказал Василий.

— А куда ей деваться? — подтвердил Саня.

— Вода грязновата, — с сомнением покачал головой бухгалтер. — Едва ли тут есть рыба.

— А откуда ей взяться? — опять весело подтвердил Саня.

Мы засмеялись.

Василий достал из мешка две аккуратно собранные сетки. Посмотрел, подумал, достал третью. Потом подогнал вездеход ближе к берегу. Мы сбросили лодку в воду и начали укладывать в нее сети. Я и Василий, а бухгалтер смотрел.

— Коротковаты у тебя сетенки, — удивился он.

— Все по рыбнадзоровской норме. Андрей Иванович, — десять метров на брата, — возразил Василий. — Так сказать: чти закон, и он тебя полюбит! Вы, пока не у дел, принесите три камешка — вон под берегом лежат.

Пока тот таскал тяжелые голыши, мы перебрали и уложили сети.

— Поплыли. — Василий шагнул через борт. — Мотор не берем, тут поблизости хорошие ямки.

Бухгалтер опустился на корму, и нос лодки подскочил.

— О-го-го! — сказал он. — Не потонем?

— Выживем! — Василий махнул мне, приглашая за весла, сам лег на нос, придавив сети.

Я погнал лодку вдоль берега. Давно не греб. Последний раз выезжал на рыбалку два года назад. А потом все некогда было.

Причалили недалеко от избушки, за песчаным мысом. Василий, прихватив шнур от первой сети, выпрыгнул на песок, обмотал конец за ивняковый кустик, вернулся обратно.

Я осторожно повел лодку от берега. Веревка натянулась, и сеть заскользила в воду. Тихо булькали грузила. Сеть кончилась, и Василий тихо опустил привязанный к концу камень.

Метров через сто поставили вторую сеть, за ней третью.

— Порядочек! — Василий вытер руки и достал папиросу. — Давай к избе, только держи у того берега, подальше от сетей.

К избушке мы вернулись около двух ночи. С песчаного бугра хорошо были видны цепочки белых пластмассовых поплавков. Синие тени бродили по тундре.

В избушке было тепло, попискивал чайник, прикрытый консервной банкой. В банке томился индийский чай.

— Благодать! — Бухгалтер скинул ватник и протянул руки над печью. — Продрог, холодноваты ночи. Что ни говори, — север… А может, годы… Бывало, на фронте месяцами в холоде, слякоти — и ничего. Да-а… А Сашок-то спит, как младенец.

— Пусть, — Василий осторожно подвинул его, сел рядом.

Мы поужинали, налили чая. После тряской дороги, возни с сетями и плотного ужина тепло землянки наливало мышцы приятной усталостью. В ушах позванивала дистиллированная тишина.

— Как расположимся? — спросил бухгалтер.

— Вы ложитесь рядом, нары широкие, Егор с запасом делал, на гостей, — ухмыльнулся Василий. — А я тут, с Саней… Да, сети хорошо поставили. Прошлой весной я там девять штук гольцов взял, да чира с муксуном десятка четыре… А у Егора есть секретные ямы. Рыбы там! Но ставить в тех ямах неудобно: он-то рыбу ловит для работы, песцов подкармливать…

Несколько минут я лежал с закрытыми глазами. Сквозь веки сочился розовый свет. Веселый и легкий свет.

Нащупав лежащие рядом, на столе, часы, я открыл глаза. Девять. Солнце через окошко набросало по полу золотых бликов, играло на лице бухгалтера. Он сидел напротив, собирал спиннинг.

— Доброе утро, — сказал я.

— Пр-ри-ветствую! — прорычал он с невероятной бодростью. — Каковы были сны?

— Никаких.

— Вот-вот! У меня аналогично. Удивительный здесь сон — никаких видений, а ведь желудок вчера перегрузил! Даже кредиты не беспокоили. — Он весело хохотнул. — Что значит обстановка, а? Да-с. Вы не посоветуете, какую блесну лучше поставить?

— Желтую, — сказал я. — Голец берет на нее.

— Желтую? Ну, так и сде-ла-ем! — вдруг пропел он. Полированный подбородок так и засверкал розовым лаком, и на нем обозначилась белесая рельефная паутина. На шее она уходила за расстегнутый ворот байковой рубахи. Ожог, что ли, у него?

— Встали, Андрей Иванович? — спросил за стеной Василий.

— Точно так! — отчеканил бухгалтер. — Чайку выпьем и идем.

Ветер утих. Небо было чистым. Только далеко на склонах сопок болталось несколько облачков. Как мокрые простыни на неровном заборе. За песчаными буграми сверкало море. По берегу шагал Василий и что-то высматривал в воде.

— Ну, как? — спросил я.

— Пусто. Видишь, поплавки торчат. Попади что — хоть один да утонет. Переставлять надо.

— Переставим.

Когда мы втроем собрались у лодки, откуда-то выскочил Саня. Он тащил за шею крупного гуся гуменника.

— Во, лапчатый! — крикнул Саня. — Тяжельше тамбовского индюка!

— Ты где взял? — ошарашенно уставился бухгалтер.

— За избой пасутся, — сказал Саня шепотом. — Заходи слева, наматывай шею на руку!

Бухгалтер присел и посмотрел в сторону избушки древним охотничьим взглядом. Мы прыснули.

— Да в леднике у Егора он взял, — сказал Василий. — С весеннего перелета настреляны. Там еще штук пять.

— Ох! — Бухгалтер выпрямился. — Грех, Санек, шутить над стариком… А ругаться этот Егор не будет?

— Нет, еще похвалит, что взяли. Он такой — все отдаст.

— Сань, потроши гуся — и в котел, — сказал я, еще смеясь.

— Как мимолетное виденье! — потряс гуся Саня.

Две сетки мы переставили к противоположному берегу. Пока возились с ними, в третью попала гагара, накрутила на лапу толстый моток дели. Василий приподнял сеть и положил птицу на колени. Гагара зашипела и стукнула его клювом в кисть. Он со смехом выругался: