Страница 49 из 53
Конечно, трудно было ожидать, чтобы князья самокритично оценили свои заслуги перед Русью и по справедливости разделили ее волости. Не исключено, что на съезде в Переяславле по этому поводу возникли споры. Возможно, какие-то претензии последовали и со стороны патриарха южнорусских князей Рюрика Ростиславича. Реакция Романа была быстрой и неадекватной. Он приказал пленить киевского князя, отвезти в Киев и постричь в монахи. Аналогичную участь определил Роман жене Рюрика, а также его дочери, своей венчальной жене. Они были отосланы в монастырь и пострижены. То, что не удалось осуществить в 1196 г., было сделано теперь. Сыновей Рюрика — Ростислава и Владимира — Роман пленил и увел с собой в Галичину: «Романъ емъ Рюрика, и посла в Киевъ, и постриже в чернци, и жену его и дщерь его»[240].
В Новгородской летописи указывается, что исполнителем этой акции был некий Вячеслав, вероятно воевода Романа.
Завершив Переяславльский съезд отправкой в монастырь великого киевского князя Рюрика Ростиславича, Роман дал князьям наглядный урок на тему, кто в доме хозяин. Вряд ли такое усиление позиций галицкого князя могло понравиться Всеволоду Юрьевичу. Происшедшее, как уверяет летописец, сильно опечалило его. Он шлет своих послов в Галич к Роману и требует освободить сына Рюрика и его зятя Ростислава. Роман не посмел ослушаться Всеволода и отпустил Ростислава в Киев, где тот был провозглашен киевским князем.
Таким образом, события 1203 г. принесли удовлетворение Роману, который, наконец, расквитался с Рюриком за поругание своей чести, и Всеволоду, фактически возведшему на киевский стол своего зятя Ростислава. Судьбой Рюрика, по-видимому, не обеспокоился ни один из соперничавших князей. Вероятно, он так и прожил бы остаток своих лет благочестивым монахом, в одном из киевских монастырей (возможно, в Михайловско-Выдубицком), не избавь его от такой участи неожиданная смерть Романа Мстиславича. В 1205 г. он был убит поляками под Завихостом.
Узнав эту радостную для себя новость, Рюрик немедленно сбросил монашеские одежды и вновь занял киевский престол: «Рюрик же слышавъ се, оже убьенъ бысть Романъ, иже бѣ и постриглъ, и смета с себе чернечьские порты, и сѣде Кыевѣ»[241]. Он хотел расстричь и свою жену, но та уже отвыкла от бурной княжеской жизни и не пожелала уйти из монастыря.
Смерть Романа Мстиславича не принесла облегчения княжеской судьбе Рюрика. После 1205 г. у него появляется новый сильный соперник — черниговский князь Всеволод Чермный. В 1206 г. он изгоняет из Киева Рюрика, который вновь уходит в Овруч. Собрав силы, он в том же году возвращает себе киевский престол. Аналогичные изгнания случались также и в 1207 г. Попеременное владение Киевом закончилось тем, что в 1210 г. князья обменялись престолами. Всеволод занял Киев, а Рюрик — Чернигов. Здесь же в 1212 г. он и закончил свою драматическую жизнь. Характерно, что в том же году умер и третий герой этого очерка — Всеволод Юрьевич. Только на два года пережил их Всеволод Чермный.
Избиение рязанских князей
В 1217 г. в Рязани произошло событие, которое должно было потрясти весь православный руский мир. Глеб Рязанский учинил невиданную резню своих родных и двоюродных братьев, лишив жизни сразу шестерых князей. Такого злодейства еще не знала русская история. Казалось, летописцы откликнутся на него гневными обличениями и в подробностях занесут на страницы хроник это ужасное происшествие. Однако ничего подобного не случилось. По существу, только суздальский летописец обратил на него внимание. Остальные или «не заметили» случившегося, как южнорусские летописцы, или сообщили о нем как о заурядном событии, никак не взволновавшем их воображение.
Составители продолжения Суздальской летописи, а также Новгородской четвертой поведали о нем так: «Тогда Глѣбъ изби братью въ Рязани, учинивъ лесть»[242]. Вот так, шесть безвинно загубленных жизней, и всего одна фраза, к тому же произнесенная так безучастно, как будто речь шла о событии, случившемся где-нибудь в Византии или Половецкой земле.
Обычно исследователи объясняют подобную сдержанность летописцев в оценке недостойных деяний князей их боязнью прогневить сюзеренов. Здесь это неприемлемо, поскольку Глеб Рязанский никакого влияния на составителей хроник не имел, к тому же после кровавой расправы над братьями и вовсе превратился в князя-изгоя.
Внешне немыслимая акция Глеба Рязанского выглядит спонтанным умопомрачением. Конкретного повода для нее, похоже, не было. И, вероятно, поэтому князья так охотно приняли приглашение Глеба собраться «на поряд». Занимая различные волости Рязанского княжества и, безусловно, не удовлетворяясь ими, они могли надеяться на приращивание своих владений. Вероятно, у каждого из них были свои вопросы к старшему князю земли.
Глеб же, как свидетельствует суздальский летописец, имел совершенно иные намерения. Оказывается, им, а также его сообщником — родным братом Константином — овладела мысль избавиться от возможных конкурентов на рязанский престол и соединить в своих руках всю власть в княжестве. В средневековой практике междукняжеских отношений было много способов устранения соперников — изгнание, ослепление, заключение в поруб, — но Глеб избрал самый радикальный и жестокий. Он решил убить всех приглашенных «на поряд» князей: «И помыслъ има вложь рекшема има яко избьевѣ сих, а сам приимевѣ едина всю власть»[243].
Конечно, главным творцом этого грязного замысла, как и всегда, был дьявол. Это он наущает Глеба на братоубийство: «Глѣбъ князь Рязанскыи Володимеричь наущенъ сотоною на братоубийство»[244]. Но летописец не склонен ограничиться только такой традиционной констатацией. «Хорош» в его представлении и Глеб. Его замысел убить братьев он называет «окаянным». При этом напоминает о том, какое наказание приняли от Бога Каин за убийство брата своего Авеля или Святополк за убийство Бориса и Глеба. Жертвы обрели венец праведников, а палачи — вечную муку.
Приглашенные князья собрались в Исадах, что на правом берегу Оки. Необычность места съезда, по-видимому, объясняется тем, что Глеб пытался исключить даже малейшее подозрение относительно своих коварных замыслов. В Рязань князья могли и не приехать. В Исады прибыли Изяслав, Кюр-Михаил, Ростислав, Святослав, Роман и Глеб. Предполагался, очевидно, приезд и Ингваря Игоревича, но по какой-то причине он не принял участия в съезде. В Лаврентьевской летописи на этот счет имеется несколько противоречивое объяснение: «Ингварь же не успѣ приѣхати к ним, не бѣ бо приспѣло еще время его»[245]. Из этой фразы сложно понять, то ли Ингварь опоздал на съезд, то ли (как младший среди рязанских князей) и не должен был участвовать в нем. Во Львовской летописи нет такой двусмысленности. Ингварь просто не успел прибыть, и тем самым спасся от смерти: «Ингварь же Игоревичь не успе приити на советъ. И тако заступи его Богъ отъ лютые смерти»[246].
Прибывшие князья получают приглашение от Глеба и Константина на торжественный обед, который должен был состояться в их шатре. По-видимому, это предусматривалось протоколом встречи и не могло вызвать у гостей Глеба каких-либо подозрений. Пир давался в их честь, и они охотно приняли приглашение.
«Они же, — замечает летописец, — не вѣдуще злыя его мысли и прелести, вси шесть князии каждо с своими боляры и слуги придоша в шатеръ ею»[247]. Глеб же тем временем готовился к их встрече. Для расправы над братьями им были снаряжены специальные отряды из слуг и половцев. Вооруженные до зубов, они еще до прибытия гостей были тайно помещены в соседний с княжеским шатер и должны были ожидать сигнала. Летописец подчеркивает, что об этой засаде никто не знал, разве только «злоу мыс ленный князь и его проклятые думцы».
240
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 420.
241
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 426.
242
Новгородская четвертая летопись СПб., 1849. С. 26. ПСРЛ. Т. 1. (Лаврентьевская летопись). М.; Л. 1962. Стб. 502.
243
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 440.
244
Там же.
245
Там же.
246
Львовская летопись. Рязань, 1999. С. 194.
247
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 440.