Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 34 из 37



Как мы видели выше, даже о распространении власти кушанской державы на Согд можно говорить лишь предположительно. Правда, среди современных историков кушанские правители нередко находят рьяных сторонников, смело отдающих им даже парфянскую Маргиану. Однако нумизматический материал совершенно ясно показывает, что там в I–III веках н. э монеты чеканились от имени местных владетелей. Маргианские наместники этого времени, может быть, мало зависели от центрального аршакидского правительства, но уж с кушанскими государями вообще не имели ничего общего.

Некоторые исследователи, в том числе археологи, специально изучающие древности Хорезма, склонны признать вхождение нижнеамударьинских оазисов в состав нового политического колосса. Согласно этим воззрениям, лишь с ослаблением кушанской империи в III–IV веках н. э Хорезм вновь обрел политическую независимость, символом которой и явилось возведение топрак-калинокого дворца. В таком случае именно по кушанской эре, начавшейся, согласно одному из расчетов, в 78 году н. э., следует датировать и документы, обнаруженные при раскопках этой резиденции. Тогда три документа топрак-калинского архива, датированные, согласно Некой эре 207, 231 и 232 годами, должны соответствовать 285, 309 и 310 годам н. э. Такова эта точка зрения, наиболее распространенная в литературе.

Вместе с тем по мере продолжения археологических работ и открытия все новых и новых памятников хорезмийской земли невольно закрадывалось сомнение — не были ли исследователи слишком зачарованы устоявшимися представлениями о всепроникающей мощи и могуществе кушанской державы? Имеются ли достаточные основания отдавать во власть кушанских императоров Хорезм, дотоле успешно сохранявший свою независимость в весьма сложной политической обстановке?

В этих условиях наличие столичного города — топрак-калинской резиденции хорезмийских царей — само по себе уже должно говорить о многом. Как показали исследования, этот город возникает в I веке н. э. Материал же из раскопок дворца-цитадели датируется III — началом IV века. Но эти последние цифры дают лишь дату завершающего периода в жизни этого роскошного строения. Вероятно, весь комплекс складывался на протяжении весьма длительного времени. Недаром в ряде мест могут быть отмечены различные перестройки, возведение подпорных стен и контрфорсов, закладка кирпичом проходов и даже полностью отдельных помещений. Как уже отмечалось выше, спустя какое-то время к первоначальной платформе были пристроены три башни, изменившие весь облик царской резиденции. Скорее всего именно многие десятилетия работы безвестных скульпторов, художников и архитекторов придали этому обширному комплексу то богатство и поразительное разнообразие декора, которое можно наблюдать по сохранившимся остаткам. Можно полагать, что монументальный дворец-цитадель возник одновременно с постройкой города или во всяком случае вскоре после него. Затем огромное здание видоизменялось и переделывалось на протяжении жизни нескольких поколений, как это было, например, с парадными комплексами Нисы.

Однако это еще не решает вопроса о том, были ли обитатели топрак-калинского дворца независимыми владетелями или лишь наместниками, признававшими сюзеренитет далекого, но могущественного владыки. Тщетно мы искали бы ответа на этот вопрос в сочинениях римских и греческих авторов, которым и само имя страны «Хорезм» было практически (Неизвестно. Еще не обнаружены и династийные хроники древней Средней Азии, хотя открытие ряда административно-хозяйственных архивов позволяет смотреть на будущее, в этом плане, с известным оптимизмом. Остается обратиться к такому источнику, как древние монеты, чеканенные хорезмийскими правителями. На Востоке в древнее время, да и в средние века, выпуск монеты был исключительной прерогативой правящих лиц, своеобразной декларацией прочности их государственного суверенитета, династийных связей и политических притязаний. О чем же повествует древнехорезмийская нумизматика?

Где-то во второй половине I века до н. э. или в начале I века н. э правители Хорезма начали регулярно чеканить свои собственные серебряные монеты. С них на нас смотрит суровое красивое лицо восточного владыки, облаченного в парадные одеяния. Парящая фигурка Ники с венком в руках невольно заставляет вспомнить «зал побед» топрак-калинского дворца. На обороте тот же правитель изображен всадником, символизируя мощь кавалерии в стране, тесно связанной с миром кочевых племен. Возможно, и сама династия хорезмийских правителей, подобно парфянским Аршакидам, вела свое происхождение от вождей кочевников, овладевших оседлой страной в результате успешного набега. Во всяком случае помещенный здесь же на монете династийный знак — тамга имеет много общего с аналогичными знаками, известными по материалам кочевой степи. Единственное, чего мы не знаем, — это имени сурового хорезмшаха. Правда, на оборотной стороне этих монет имеется надпись. Но это всего лишь искаженная почти до неузнаваемости греческая легенда, содержащая имя и титул греко-бактрийского царя Евкратида. Можно считать, что тетрадрахмы этого энергичного полководца и послужили исходным прообразом для медальеров Хорезма. Нам известен ряд монет переходного периода, но лишь монеты безымянного хорезмийца утверждают во всей полноте становление нового, уже хорезмийского нумизматического типа. Этот тип хорезмийских монет остается неизменным на протяжении многих столетий вплоть до арабского завоевания. Кушанское монетное дело никак не сказалось на медальерном искусстве нижнеамударьинских оазисов. Буквально ни в чем — ни в типах изображений, ни в расположении надписей, ни в весовом стандарте — невозможно обнаружить кушанское влияние. Более того. Принципиально различными оказываются даже сами денежные системы двух государств. Монетное обращение в кушанской державе было основано на золоте, а в Хорезме опять-таки до самого арабского завоевания его — на серебре, так же как это было, кстати, и в соседней Парфии.



Монеты хорезмийских правителей

(вверху — «безымянный царь»)

В настоящее время появляются и монеты хорезмийских царей, правление которых можно относить к I–III векам н. э., т. е. ко времени предполагаемого господства кушан в Хорезме. Все эти монеты выдержаны в исконном хорезмийском стиле. На них помещен традиционный династийный знак, а не кушанская тамга, хорошо известная нам по монетам этой державы. Кроме того, подавляющее большинство кушанских монет, найденных на территории Хорезма, имеет надчекан, воспроизводящий верхнюю часть хорезмийского династийного символа. Нигде больше, кроме Хорезма, мы не знаем монет этой великой империи, столь дерзновенно переиначенных непокорным владыкой. Таким образом, есть все основания сомневаться во вхождении Хорезма в состав кушанской державы или во всяком случае в том, что это вхождение было прочным и долговременные.

Нуждается в пересчете и предложенная датировка документов из Топрак-калы. Недавно около Нукуса раскопан могильник, в котором обнаружены достаточно подробные эпитафии. Поскольку в этих надгробных надписях помимо прочих сведений содержались и даты по хорезмийской эре, это помогло археологам и историкам наших дней. Весь могильник датируется найденными в нем вещами, в том числе и монетами VII — первой половины VIII века н. э. Крайние же даты поминальных эпитафий дают 654 и 753 года хорезмийской эры. Ясно, что это искомое летосчисление должно было начинаться где-то в первой половине I века н. э., будучи практически одновременным с той условной хронологией, которой мы пользуемся в наши дни. Уж не безымянный ли царь Хорезма, оставивший мам на монетах свой мужественный портрет, учредил эту новую эру?

Вполне вероятно, что в борьбе за сохранение политической независимости властители Хорезма опирались па поддержку Парфии, у которой неудержимый рост кушанского влияния не мог не вызывать тревоги. Быть может, в ознаменование удачной для хорезмийцев битвы с каким-либо кушанским полководцем и получил свое оригинальное оформление «зал побед». Во всяком случае Хорезм, эта северная окраина городской цивилизации, нашла в себе достаточно сил и для сохранения независимого государства, и для создания яркой и своеобразной культуры. У нас нет почти никаких надежд узнать подлинные имена строителей и художников древнего Хорезма. Но их великолепные творения, пришедшие к нам сквозь века, говорят сами за себя.