Страница 13 из 37
Предприимчивые торговцы внимательно изучали потребности рынка и стремились приспособиться к меняющейся конъюнктуре. Составлялись инструкции-памятки, определяющие наиболее ходовые товары. Следующим образом характеризуется один из портов Северной Индии, игравший роль главных торговых ворот кушанской державы: «Для царя же в эти места ввозятся ценные серебряные сосуды, знающие музыку мальчики и красивые девушки в гарем, отборные вина, всегда ценные одежда и отличные мази».
В руинах Беграма, одного из кушанских городов, доставшегося новой державе в наследство от Греко-Бактрии, археологам посчастливилось обнаружить остатки дворца царского наместника. В одной из комнат оказались сваленные в груду вещи, которые вельможа взимал в свою пользу с проходивших караванон. Здесь были и чернолаковые коробочки китайского производства, и римское художественное стекло, и привезенные с запада бронзовые статуэтки, и гипсовые медальоны. Едва ли термезские правители уступали своему беграмскому «сослуживцу». Во всяком случае, хотя резиденция термезского наместника еще не найдена археологами, привозные вещи встречаются среди гигантских руин этого городища. Таков, в частности, глиняный сосуд, покрытый лакоглазурью и украшенный рельефными изображениями. Среди них имеются и смеющаяся голова бога вина Диониса, и веселые пляски в честь этого бесшабашного божества. Обнаженные фигуры танцоров и танцовщиц, несколько манерная арфистка — все приметы разудалого пиршества. Странствующие торговцы знали, чем угодить клиентуре.
Термез. Привозной сосуд с культовой сценой
Многие народы были объединены под властью кушанских правителей. С еще большим числом стран подданные этой огромной империи поддерживали торговые отношения. Оживленные контакты и тесные культурные связи были характерной чертой этого периода. Однако крупные страны, вошедшие в состав державы великих Кушан, отнюдь не теряли своей самобытности и культурной самостоятельности в результате различных взаимовлияний. Так, культура индийских областей этой державы заметно отличается от культуры кушанской Бактрии. Однако в той же Бактрии явственно отмечается сильное влияние южного соседа. Оно особенно видно в распространении буддийских памятников.
Индийская религия имела значительный успех в государстве Кушан, а возможно, и пользовалась покровительством самих шах-ан-шахон. Во всяком случае буддийская традиция считает кушанского государя Канишку ревностным приверженцем этой религии и даже инициатором буддийского церковного собора. Так или иначе, но в кушанское время буддизм довольно широко проникает в Бактрию, а наиболее отважные пилигримы уходят еще дальше на север и северо-восток, достигая пределов ханьского Китая.
Археологические свидетельства этой религиозной экспансии достаточно многочисленны. На глиняной посуде Северной Бактрии нередко встречается оттиск-штамп, изображающий ступню Будды. Руины буддийского культового сооружения — ступы известны в округе Бактр. Буддийское святилище, украшенное превосходными каменными рельефами, было открыто еще в 1932–1933 годах на городище Айртам в 18 километрах от Термеза. Величаво спокойные музыканты айртамского фриза в ту пору первыми шагнули из мрака, скрывавшего от нас культуру древних городов Средней Азии.
Естественно, что воздействие новых верований должно было сильнее сказываться в крупных центрах, расположенных на основных торговых путях и магистралях. И действительно в таком значительном городе, как Термез, не только обнаружены обломки буддийских рельефов и скульптур, но и открыт целый монастырь, располагавшийся вне городских стен на холме Кара-тепе. Среди тесно застроенных кварталов не нашлось подходящего места для сооружения, которое поборники новой религии желали возвести с должным размахом? Кара-тепе площадью в пять гектаров в самом деле напоминает как бы небольшой городок, стоящий совершенно обособленно и окруженный своей собственной стеной. Здесь имелись и наземные святилища и помещения, вырытые в песчаниковой толще холма. Гипсовые скульптуры и многоцветная роспись некогда украшали эти постройки, обветшалые руины которых теперь изучаются археологами. В отличие от знаменитых скальных монастырей Индии аму-дарьинский песчаник не был надежным грунтом для устройства подземных сооружений. Нередко своды рушились (в одной из келий найден скелет монаха, придавленного внезапным обвалом). Раскопки Кара-тепе пока не дали особенно ярких и внешне броских находок. Обломки культовых предметов с изображением лотоса, осколки глиняной посуды, в том числе огромное количество светильников, особенно необходимых при замкнутой жизни в подземельях, составляли основную добычу археологов. Но оказалось, что многие черепки содержат остатки надписей религиозного содержания, наносившихся на сосуды прилежными монахами и лицами, вручавшими монастырю какие-либо дары. Большинство надписей сделано на пали, который, по преданию, был родным языком Будды, но имеются и обломки с текстами на кушанском или, вернее, бактрийском языке. Возможно, что в каком-либо из монастырей Бактрии делались и переводы священных буддийских текстов на язык новых адептов учения Сакья-Муни.
Халчаян. Терракотовые архитектурные детали
Отнюдь не следует, однако, преувеличивать роль буддизма и тем более возводить его в сан государственной религии кушанской державы. Тот же Канишка, столь усердно почитаемый ревностными буддистами, выпускал монеты с изображением самых различных божеств. Среди них есть зороастрийские боги — Митра и Веретрагна, рядом с которым сам Будда (чтобы не было сомнений, на монетах писалось имя божества) занимает довольно скромное место. В жизни крупных центров Бактрии роль буддизма сразу бросается в глаза. Но стоит удалиться в провинциальный Кей-Кобад-шах и тут уже почти ничто не говорит о влиянии и значении этой индийской религии. Здесь широко распространены терракотовые статуэтки, воспроизводящие женское божество, к которому обращались бактрийцы в трудные минуты жизни. Это божество было популярно почти во всей Средней Азии, но в каждой области наделялось особыми атрибутами. Бактрийские фигурки держат в руках кубок. В целом изображение несколько статично и величаво отрешенно. Дело здесь не в недостаточном мастерстве древних скульпторов, а в стремлении передать неземной образ всезнающего божества. Имелись в Бактрии и более жизненные терракоты, как, например, происходящая из Зар-тепе голова добродушного широконосого мужчины.
Это искусство Бактрии кушанского времени лишь в последние годы открылось исследователям. И сразу же оказалось, что роль буддийских влияний в его формировании была отнюдь не так велика, как это могло представляться еще несколько лет назад. В Южной Бактрии был раскопан храм, носящий имя Канишки, о котором мы уже говорили выше. На бактрийской земле им возведено святилище, связанное с культом огня, этой очищающей силы зороастрийской религии. Возможно, в том же храме справлялись обряды в честь членов правящей династии. Но ничего буддийского обнаружить здесь не удалось.
В Северной Бактрии открыты памятники и светского искусства. Здесь археологам бесспорно сопутствовала удача, отвернувшаяся когда-то от Альфреда Фуше и его учеников. Французским археологам не удалось обнаружить в Бактрах дворцовые комплексы Евтидема или кушанских правителей. В Северной же Бактрии в верхнем течении Сурхан-Дарьи исследователям посчастливилось столкнуться с руинами провинциальных, но бесспорно дворцовых строений. Многоцветная живопись и окрашенная глиняная скульптура в изобилии украшали постройки Халчаяна, как ныне называются эти развалины. Особенным великолепием отличалось внутреннее убранство парадного зала. Сравнительно небольшой по величине (его размеры всего 17,5 × 6 метров), он был буквально забит обломками глиняных скульптур. Все они располагались в галерее, проходившей на трехметровой высоте. В центральной части здесь были помещены изображения правителя, его державной супруги и многочисленных придворных. Выше земных владык находились владыки небесные: Митра, Ника и какое-то бородатое божество. Другие стены были украшены то идущими процессиями, то галопирующими всадниками, то сценами дионисийского культа. Солее тридцати скульптур располагалось в этом зале, который, будь он открыт сорок лет назад, бесспорно поколебал бы анти-бактрийские настроения искусствоведов Франции.