Страница 6 из 149
Возможности радиокарбонового метода уже достаточно широко обсуждались в литературе (Титов В.С., 1965; Долуханов П.М., Тимофеев В.И., 1972), и, надо сказать, отмеченные при этом неувязки и противоречия наблюдаются и на энеолитических памятниках Средней Азии, хотя число полученных здесь дат пока относительно невелико (Романова Е.Н., Семенцов А.А., Тимофеев В.И., 1972). Приведем их полностью:
Дашлыджидепе, комплекс типа Намазга I — 2680±90 гг. до н. э.
Тилькиндепе, комплекс типа Намазга II — 4560±110 гг. до н. э.
Алтындепе, комплекс типа Ялангач, время Намазга II — 3160±50 гг. до н. э.
Геоксюр 1, комплекс типа Геоксюр, время раннего Намазга III — 2860±100 гг. до н. э. и 2490±100 гг. до н. э.
Карадепе, комплекс типа позднего Намазга III — 2750±250 гг. до н. э.
Итак, некоторые даты (что характерно и для многих других групп радиокарбонных датировок) заведомо неверны и противоречат такому объективному археологическому показателю, как стратиграфия. Даже согласованные между собой даты (Геоксюр 1, Карадепе и ялангачский комплекс Алтына) в целом дают как бы поздний, сдвинутый вверх вариант датировок в той мере, в какой их можно сопоставлять с абсолютной хронологией комплекса Сиалк IV. Отметим, что Ж.М. Касаль первоначально, основываясь на ограниченных публикациях, был склонен сдвигать комплекс Намазга III до середины III тысячелетия до н. э. (Casal J.M., 1961, р. 100, 115) и лишь после знакомства с коллекциями в Ленинграде понизил эту дату до начала III тысячелетия до н. э. (Casal J.M., 1969, р. 49, 78). Если произвести пересчет южнотуркменистанских дат «согласованной» группы по предлагаемой сейчас коррекции (Dales G.F., 1973), то соответствующими датами для Геоксюра 1 будут 3410–3240 гг. до н. э., а для слоев Алтындепе с керамикой ялангачского типа — 3810 гг. до н. э. Это более отвечает современным взглядам на дату комплекса Сиалк IV. Энеолитическим комплексам юга Средней Азии стратиграфически предшествует джейтунская неолитическая культура, наиболее надежная датировка которой — VI тысячелетие до н. э. (Массон В.М., 1971в, с. 70). Таким образом, ориентировочно энеолитические памятники рассматриваемого региона можно датировать от начала V до начала III тысячелетия до н. э. и считать, что они отражают картину постепенного развития культуры на протяжении двух тысячелетий.
Весьма существенным является вопрос об объединении материала в более крупные единицы исследования, чем один строительный горизонт. До последнего времени основным понятием, используемым для этого, был археологический комплекс, выделяемый на основе во многом эмпирического определения типа (стиля) расписной керамики. В качестве эталона была принята колонка Намазгадепе, где Б.А. Куфтиным выделены комплексы Намазга I, II и III. Близкие им комплексы других памятников именовались «комплексами типа Намазга I, II или III», а при наличии существенных отличий, опять-таки в расписной керамике, — «комплексами времени Намазга I, II или III» (Массон В.М., 1962в, с. 6; Хлопин И.Н., 1963а, с. 6–7; Средняя Азия…, 1966).
Этой археологической периодизации соответствовало и употребление термина «энеолит», причем комплекс Намазга I определялся как раннеэнеолитический, комплекс Намазга II — как развитоэнеолитический, а комплекс Намазга III — как позднеэнеолитический. В принципе такая периодизация, основанная на данных объективной стратиграфии, во многом сохраняет свое значение и в настоящее время, но в свете последних разработок в области процедуры археологических исследований и понятийной сетки археологической науки она нуждается в дополнительном обосновании и дальнейшей разработке. Как уже отмечалось, вопросы организации материала в первичный комплекс облегчаются самим характером памятников, где такая исходная единица, как строительный горизонт с разнообразным набором объектов материальной культуры, выделяется достаточно четко. Практически беспрерывное обживание одного и того же памятника способствовало тому, что последовательное и во многом непрерывное развитие культуры в той мере, в какой оно засвидетельствовано наборами археологических типов, как правило, также весьма отчетливо. Таким образом, главный вопрос заключается в том, где провести значимую грань при объединении нескольких горизонтов в один археологический комплекс.
При рассмотрении археологической культуры как устойчивого сочетания типов объектов важное значение имеет предложение В.С. Бочкарева (Бочкарев В.С., 1975) о различении культуры как сочетания типов разных категорий и фракции как сочетания типов в пределах одной категории (Массон В.М., 1974а; 1976). Тип или стиль (ware) расписной керамики явно относится к категории фракции и одного его недостаточно для обоснования выделения археологической культуры. На юге Средней Азии качественная смена типов разных категорий происходит как раз после джейтунской культуры эпохи неолита, предшествующей энеолитическим комплексам. Видимо, начиная с этого времени с полным основанием можно говорить о существовании особой, анауской, археологической культуры, прошедшей в своем развитии несколько стадий или периодов. Различия между ними нашли особенно яркое отражение в керамических наборах, на основании которых и были эмпирически выделены комплексы Анау IA, Намазга I, II и III. На определенных этапах развития анауской культуры могут быть выделены и территориальные, или локальные, варианты. С формированием и развитием комплексов эпохи бронзы типа Намазга IV, V и VI, вероятно, следует говорить о сложении новой культуры, также проходящей закономерные стадии развития, которую по наиболее изученному памятнику можно именовать культурой Алтындепе.
При разработке типологии археологических объектов среднеазиатского энеолита наибольшее значение имеют вопросы типологии керамики, украшенной росписью и наиболее чутко отражающей временные и территориальные изменения. В ходе работ по изучению энеолитических поселений в 1955–1963 гг. была предложена унификация терминологии, связанной с формами сосудов, а в «Сводах археологических источников», посвященных этим поселениям, осуществлены разработки типологии орнаментальных схем или типов композиций (Массон В.М., 1962в; Сарианиди В.И., 1965а; Хлопин И.Н., 1963а; 1969). Дальнейшие работы по типологии последних проведены Л.Б. Кирчо, предложившей использовать основой для классификации видов орнаментальных композиций законы симметрии (Кирчо Л.Б., 1976). Предлагаемый ниже опыт единой терминологии форм сосудов энеолитической эпохи и типологии орнаментальных схем осуществлен автором совместно с Л.Б. Кирчо (табл. II, III).
При выделении классов форм сосудов учитывались в первую очередь основные объемы, исключая формы подставок, ножек и поддонов. К первому классу были отнесены сосуды, форма которых в основном может быть сведена к одному конусу или одному цилиндру. В пределах этого класса выделены миски и чаши. Общим показателем пропорций мисок является отношение высоты к диаметру в пределах до 0,5. В числе форм этих пропорций выделяются группы конических, полусферических, сферических, биконических и цилиндрических мисок. Чаши или кубки определяются отношением высоты к диаметру в пределах более 0,5 и делятся на те же группы, что и миски. Ко второму классу отнесены сосуды, форма которых может быть сведена к сочетанию двух конусов или конуса и цилиндра. Это класс горшков. У сосудов этого класса отношение высоты к наибольшему диаметру составляет больше 1, а подразделяются они на те же группы, что миски и чаши. Наконец, в третий класс объединены сосуды, форма которых сочетает три элемента, например, три конуса или два конуса и цилиндр. Сосуды этого класса, названные кувшинами, в энеолитических комплексах Средней Азии практически не встречаются.
При классификации композиционных схем орнамента (табл. IV) были использованы такие понятия, как сетка, бордюр, двусторонний и односторонний орнамент. Бордюры имеют одну ось переноса мотива — горизонтальную, тогда как у сетки две оси — горизонтальная и вертикальная. Двусторонний орнамент — двухцветный, при соответствующем замещении закрашенных участков просветами композиция своего вида не меняет (простейший пример — «шахматная доска»). В генетическом аспекте само появление двусторонних орнаментов могло быть связано лишь с двусторонними поверхностями, например, тканями, циновками и т. д., хотя, возникнув, такой орнамент мог наноситься на любые плоскости. Вопросы классификации элементов орнамента, соотношения таких элементов и мотивов с композиционной схемой слабо разработаны. Их решение, безусловно, является одной из важных задач дальнейших изысканий по методике анализа расписной керамики. Пока такие элементы выделяются в основном описательно, и какая-либо единая система отсутствует.