Страница 31 из 71
Таковой представляется нам структура женской части общества в долине Сумбара. Все характеристики, которые можно обнаружить в погребальных женских комплексах, относятся, как мы видели, к семейному положению погребенных и к их «гражданскому» состоянию. Все домашние и семейные заботы лежали на плечах женской части коллектива. Женщины рожали и воспитывали детей до определенного возраста, обрабатывали продукты земледелия и скотоводства, готовили пищу, занимались изготовлением многих предметов одежды и утвари. По «гражданскому» состоянию и вытекающему из него семейно-правовому положению можно выделить три группы женщин: полноправные хозяйки в доме и семье, охранительницы домашнего очага; неполноправные жены сыновей (невестки — снохи) и незамужние дочери (сестры); бездетные. В основе такой дифференциации лежали биологические особенности женщин, затем их «гражданское» состояние и, наконец, семейно-правовое положение (табл. 5).
Таблица 5
Структура женской части общества в долине Сумбара
Группа
Сфера
биологическая
социальная
I
Полноценные
Полноправные
II
»
Неполноправные
III
Неполноценные
»
Вернемся к рассмотрению мужской части населения. Как мы выяснили, обряд захоронения мужчин был одинаков, хотя есть незначительная группа мужских погребений — два трупоположения и два кенотафа — с отклонением от нормы: в них сосуды для воды размещались в головах. Одйй из погребенных определен как мужчина 25—30 лет, другой — как старик более 60 лет. Если предположить, что большинство мужчин были женаты и многие из них являлись хозяевами в своей семье, то на долю этих четырех погребенных досталось какое-то неполноправное положение, которое пока не может быть аргументированно объяснено. Ясно только одно, что по своему «гражданскому» состоянию все взрослые мужчины были равны, но по инвентарю прослеживается известная дифференциация; если учесть сильную разграбленность мужских могил, то можно говорить о заметном разделении мужской части общества на какие-то группы. Имеется несколько могил с престижными предметами, которые можно рассматривать как символы или знаки власти. Человек, носивший эти символы, обладал, видимо, и субстанцией власти, что выделяло его из рядов сородичей. Какая была эта власть, на кого она распространялась и как осуществлялась — остается пока только догадываться.
Таким образом, у женской части сумбарского общества эпохи поздней бронзы можно видеть выраженную внутреннюю дифференциацию по их «гражданскому» состоянию, а у мужчин того же общества ее практически не заметно. Зато им свойственны только социальные характеристики, говорящие о начале социальной стратификации, при постоянстве их «гражданского» статуса.
Сочетание выделенных групп погребений (и на основании их — групп населения) позволяет поставить некоторые вопросы о внутренней жизни общества, в частности вопрос о собственности. Это очень важно, поскольку чувство собственности имеет биологическую основу и право собственности во многом определяет социальную структуру. Вскрытые погребения могут пролить- кое-какой свет на право собственности первобытных земледельцев и скотоводов.
Исходя из того что в исследуемом обществе существовали развитые патриархальные отношения, можно утверждать, что женская часть общества имела лишь личную собственность. В последнюю входили одежды и украшения, которые женщина носила при жизни и которые следовали за ней в могилу; полное соответствие этому можно видеть в индийском обществе недавнего прошлого. Очевидно, и инструменты женского рукоделия, найденные практически в каждой могиле, являлись личной собственностью погребенных; последние не расставались с ними всю жизнь, и после смерти они могли свидетельствовать о той степени мастерства, которой достигла та или иная женщина. Так же точно обстояло дело и у мужчин — при погребении им давали только вещи, находившиеся в их личной собственности, включая предметы престижности (по нашему мнению — признаки власти). Отсюда можно заключить, что власть расценивалась не как наследственная привилегия, а как избранничество; а значит, признаки власти были сугубо индивидуальными и следовали в могилу за ее держателями.
Посуда, помещенная в могилу, не находилась в личной собственности погребенного; это была семейная собственность. Наличие ее в могиле не только указывает, какой посудой покойный мог пользоваться при жизни, но и свидетельствует о заботе семьи об умершем и его душе, ибо данная посуда выводилась из обращения в доме. Орудия земледелия и множество других инструментов не фигурировали в погребальной церемонии; следовательно, эти орудия и инструменты находились в собственности семьи и не подлежали отправке на «тот свет». Можно подозревать, что они считались постоянными и бессмертными и должны были служить людям, переходя из поколения в поколение.
Родовую собственность составлял скот, вернее — основное стадо, непрерывно обновлявшееся и не подлежавшее уничтожению со смертью членов рода. Однако продукты скотоводства, в том числе и молодняк, становились уже семейной собственностью и, таким образом, превращались из коллективной в частную. Продукты земледелия произрастали на участках около поселений; можно предполагать, что если обработка земли велась коллективно, то и урожай был коллективной собственностью и распределялся по семьям, — именно урожай, а не земля, на которой он созрел; земля же вообще являлась племенной территорией и никому не принадлежала.
Основой общественной структуры древнего населения Юго-Западной Туркмении был род, и население жило в небольших родовых поселках. К эпохе поздней бронзы при господстве в обществе патриархальных отношений от первоначального материнского рода с его твердо установленным кровным родством по матери внутри поколений и между поколениями не осталось и следа. Роды были патриархальными, и их в некоторых случаях правильнее, видимо, называть общинами или хозяйственными коллективами, не забывая, однако, о том, что узы, удерживавшие население поселка в едином сообществе, были именно родственными, родовыми. Каждая такая община, которая во внешних отношениях с себе подобными социальными организациями являлась монолитной в социальном и экономическом отношении, внутренне подразделялась па качественно одинаковые трехпоколенные семьи разной численности.
Поселковая локальная община могла сохранять частично древний обычай экзогамии, по находки из могил позволяют говорить о том, что жен брали из соседних поселков и из более отдаленных местностей. Так, о том, что часть жен происходила из поселений северной подгорной равнины Копетдага, свидетельствуют импортные сосуды и ряд украшений, которые были помещены в некоторые женские или детские могилы. Эти предметы оказались в долине Сумбара в качестве приданого, ибо если бы они поступили туда в результате обмена, то могли бы встретиться в мужских погребениях, чего пока не наблюдается. Надо полагать, что трехпоколенные семьи уже имели определенную экономическую самостоятельность и их семейная собственность при выделении из них новых семей дробилась и перераспределялась.
Безусловно, в древнем обществе Юго-Западной Туркмении имелась и более высокая социальная организация, в основе которой лежал территориальный признак. При этом нельзя забывать о культурном единстве населения среднего течения Сумбара и северных отрогов Эльбурса — Шах-Тепе (см. выше). Названные местности — та территория-максимум, которую могли заселять родственные по культуре и происхождению племена. Территория-минимум располагалась в современной Кара-Калинской долине, и тут можно постулировать существование племени, рассредоточенного в нескольких одновременных поселках. Но археологически данный вывод почти не подкрепляется, поскольку мы не имеем универсального набора признаков, определяющих племя. Единственно, что может служить показателем племенной организации общества, — одинаковые облик культуры на разных поселениях этой замкнутой территории и погребальный обряд, под которым скрывается единый комплекс воззрений на себя и свое окружение — один из основ-пых компонентов духовной культуры. Однако эти же признаки могут считаться и этническими.