Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 33 из 46

…Войдя в помещение, где толпится довольно много посетителей, Зайнаб решительно проталкивается вперед, к столу, над которым висит табличка — «Секретарь Лолазорского сельсовета». Высокий старик-колхозник смотрит на нее неодобрительно, но все же уступает дорогу. У стола стоит старуха вся в белом и горячо что-то говорит. Зайнаб слышит отдельные слова: «Рабочий стаж… Перерасчет… Пенсия…» Зайнаб с грохотом ставит чемодан у стола. Дрожащими от физического перенапряжения пальцами, неловко роется в сумочке и, наконец, находит и протягивает свое командировочное удостоверение.

По правде говоря, к ее решимости примешивается и страх. Сейчас она встретится глазами с Мухтаром. Удастся ли ей выдержать взгляд?.. И каким он будет, этот взгляд человека, который считает ее виновной в измене?

Но секретарь сельсовета не замечает протянутой руки. Он углублен в бумаги, а старая женщина всё говорит Зайнаб опускает руку. Она вдруг понимает, что так, наверное, нельзя. Мухтар, конечно, должен закончить разговор с посетительницей.

Слегка повернув голову, Мухтар, наконец, разрешает себе заметить Зайнаб.

— О, товарищ инспектор! — говорит он тихим и усталым голосом. Он ничем, решительно ничем не обнаруживает своего близкого знакомства с ней. Он вежлив, и только. Должностное лицо во время исполнения служебных обязанностей. — Вам нужно отметить командировку? Я скоро закончу и займусь вами. Присядьте, пожалуйста. — С этими словами он показывает на скамью, стоящую у стены.

И ей ничего не остается — только отойти и сесть. Так она и делает. А Мухтар уже не смотрит на нее. Долго, обстоятельно разъясняет он старухе в белом, какой порядок перерасчета пенсии. Он говорит:

— Из этих бумаг видно, что ваш покойный муж Баймурадов Файзулло Давлятович, иначе говоря сын Давлята, проработал на складе Заготзерно в должности сторожа двенадцать лет. Так?

Старуха кивает головой, и тогда Мухтар продолжает:

— А вот эта бумага свидетельствует о том, что до службы в Заготзерно ваш муж работал, в качестве подсобного рабочего, на мельнице… Но тут не хватает сведений о том, где он служил в течение трех лет в промежутке между работой в Заготзерно и на мельнице.

Старуха не понимает, чего от нее хотят, волнуется, кричит, оборачивается то к одному, то к другому. Видно, что секретарь уже давно мучится с ней, но ни одним словом, ни одним жестом не обнаруживает он своего раздражения или досады. Зайнаб впервые видит Мухтара на работе. Как мало он сейчас похож на легко вспыхивающего, резкого и порывистого мужчину, которого она до сих пор знала. Если в первую минуту Зайнаб казалось, что он отнесся к ней пренебрежительно, то сейчас она видит: иначе поступить было невозможно. Сколько такта и ума в его поведений! Сколько нужно терпения, чтобы слово за словом разъяснить малограмотному человеку сложную систему назначения пенсий и определения ее размеров!

— Вы не очень торопитесь? — обращается Мухтар к инспектору облоно. На этот раз он улыбается, но улыбка его сдержанна. — Мы можем попросить товарищей пропустить гостя вне очереди!

— Нет, нет, что вы! — искренне восклицает Зайнаб. — Я подожду.

Ей теперь хочется посидеть здесь дольше, понаблюдать за Мухтаром со стороны, увидеть его другими глазами. Ей даже пришла на ум неожиданная мысль: «Я восторгалась директором школы, когда он вел урок. Но ведь и в том, как Мухтар умеет разговаривать с людьми, как он внимателен к ним, тоже есть искусство и талант»… Восторженность, свойственная ее характеру, легко приводила ее в состояние умиления. И это ведь был Мухтар, ее Мухтар! Она замечает, как он осунулся. Синеватые круги под глазами вызывают в ней жалость. А то, как он сутулится, показывает ей меру усталости этого человека. Вот странно, вчера он был совсем другим. Жестокий ревнивец и грубиян… «Нет, нет, ты не права, — говорит себе Зайнаб. — И вчера он тоже показал глубину своего чувства. Стоило мне уйти, и он тут же включил магнитофон с записью моего голоса… А потом прятался за деревом, ведь он же не кинулся на нас с ножом. Он следил за нами и страдал, но при этом вел себя с достоинством истинно воспитанного человека».

Сейчас она готова истолковать каждый его шаг, даже каждую грубость, как проявление любви к ней. Она опять упрекает себя в том, что осмелилась сравнивать его с другими… И его усы — теперь она это ясно видит — ничуть не похожи на усики пошляка-актера…

— Ну, вот, я, наконец, и освободился немного. Прошу вас, товарищ инспектор, — Мухтар поднимается и кланяется ей. — Давайте вашу командировочку… Но ведь у вас еще не закончился срок, почему же вы решили нас покинуть? Разве школа уже не нуждается в ваших советах? Или вам не понравилось в нашем захолустье?

Издевательскую иронию, звучащую в словах Мухтара, Зайнаб воспринимает сейчас, как затаенную обиду против нее. Она ищет его взгляда, она хочет передать ему всю горечь, накопившуюся в сердце. Молит о прощении и оправдывается. Заверяет его в своей невинности… Но глаза секретаря сельсовета остаются холодно вежливыми и лишь изредка в них мелькает усталая покорность.





— Как же вы думаете добираться до города? Автобус уже ушел, такси редко заходят к нам, — он дышит на круглую печать, с силой прижимает ее к командировочному удостоверению Зайнаб. — На всякий случай, я отметил ваш документ завтрашним числом… Но мы, конечно, постараемся отправить вас с попутной машиной…

Эти слова вызывают в ней надежду: «Он не хочет, чтобы я сегодня уезжала! Он любит, любит, он только вынужден скрывать свои чувства здесь, при посторонних!» И она так радостно улыбается, что даже мрачный старик, который смотрел на нее раньше с укором, тоже распускает на лице улыбку. Один лишь Мухтар ничего на замечает.

— …но только на всякий случай. — Ей кажется в этот момент, что во взгляде его мелькает нехороший, злобный огонек. — Только что мне звонил из школы товарищ Салимов… Он по каким-то причинам опоздал, как и вы, на автобус, а ему непременно надо успеть в банк… Всё, что касается школы, сельсовет принимает очень близко к сердцу.

Мухтар тут же принимается крутить ручку телефона: — Заготхлопок?… Товарищ Абдуразаков?… Здравствуйте. С вами говорит Махсумов, из сельсовета… Очень большая просьба… Да, да, вы угадали… Директору школы и товарищу, командированному к нам из облоно, необходимо срочно попасть в город…

Зайнаб не слышит конца фразы. Бросив случайный взгляд в окно, она видит, что через площадь к сельсовету быстро шагает Анвар.

— Что с вами? Вы так побледнели! — произносит Мухтар. — Вот, пожалуйста, крепкий чай…

— Простите, но я… я лучше пройду на воздух…

Ни на кого не глядя и слегка пошатываясь, Зайнаб выходит в прихожую, а оттуда ныряет направо, во двор…

Глава 7.

Плечом к плечу с негодными не стой:

Сам загрязнишься, хоть и чист душой.

Абульмаджд Санои.

Перед самым концом рабочего дня, когда Мухтар рассовывал папки с бумагами по шкафам, в сельсовет зашла Мариам Сергеевна, кишлачный врач. Брезгливо вытерев стул носовым платочком, она села, открыла свой чемоданчик, стала перебирать рецепты, пакетики с лекарствами. Мухтар отнесся к ее приходу, как к чему-то совершенно обычному и скорее неприятному, чем приятному. Заперев оба шкафа, Мухтар повернулся в сторону поздней посетительницы и принялся довольно бесцеремонно ее разглядывать. Она не торопилась с объяснением и всё еще продолжала копаться в чемоданчике. Видно, каждый ждал, что скажет другой.

Подняв лицо, Мариам Сергеевна поправила прическу. Это была крупная дородная женщина, хорошо владеющая собой и знающая себе цену. Ее нельзя было назвать красавицей, однако, правильные черты лица, большие серые глаза и крупный волевой рот обращали на себя внимание. Портили ее веснушки и красноватый загар, свойственный блондинкам. Казалось, что лицо ее слегка обожжено. Лет ей было не больше тридцати — примерно столько же, сколько и Мухтару, но рядом с ней он выглядел как юноша; даже сегодня, когда на его лице так сильно отразились и бессонная ночь, и пережитые волнения и неумеренное потребление коньяка.