Паутина

— Подождите! — поднял руку Назир. Голос его прозвучал властно. — Речь идет не о таджиках и тюрках, а о цели нашей революции. — Он помолчал, потом добавил: — В чем эта цель заключается? По-моему, в том, чтобы взять власть в свои руки. Добились мы этой цели? Да, но только до некоторой степени. Мы разобщены, у нас нет тесного союза, каждый живет и действует на свой страх и риск. А это используют другие. Крикливые машкобы, ткачи-кустари и прочий сброд, ногайцы и русские могут захватить наши места.

— Что верно, то верно, — поддержал Назира Мухитдин-Махдум. — Мы, по правде говоря, беспечны и нерешительны. Что такое власть? (Он злобно прищурился). Это — сила, могущество, мощь! У кого сила, тот и власть! И мы должны показать свою силу, иначе потеряем власть. Иначе…

— Что вы предлагаете? — остановил его Назир.

— Я предложил… тем, наверху, чтобы предоставили мне людей, оружие и — главное — свободу действий… Пусть, — усмехнулся Махдум, — дадут мне за городом «дачу»… тогда я смогу убирать этих выродков по одному. Часть из тех, власть имущих, — наши люди, они, конечно, согласились со мной. Создадим, сказали, «Окружную комиссию» с задачей оборонять город от басмачей. Но для того, чтобы принять это решение, нужно перетащить на нашу сторону большинство. Вы должны сказать об этом своим друзьям, господин Назир… А вам, ака-Кори, и вот таким, как ишан, — кивнул Махдум на Ахрорходжу, — нужно осторожно выявлять особо опасных для нас людей и сообщать мне.

— Хорошо, — сказал Кори. — Но под каким предлогом вы будете арестовывать горожан? Ведь ваша власть распространяется только на туманы…[5]

— Доберемся и до горожан! — пренебрежительно махнул рукой Махдум. — Мы будем обвинять их в том, что они помогают басмачам деньгами, продуктами… найдем чем. Оснований для смертных приговоров будет более чем достаточно.

Назир в сомнении покачал головой.

— Нет, до всех не добраться. Открыто арестовывать всех мы не сможем. Люди могут догадаться… Окружная комиссия, конечно, поможет убирать тех, кто стоит на нашем пути, но иногда и она будет бессильной.

— Я?! — прошептал Мухитдин-Махдум, и глаза его вспыхнули гневом. — Я буду бессильным?! Да я всех этих чекистов и их друзей-пособников могу уничтожить, дайте мне только людей и винтовки… Людей и винтовки! — выкрикнул он.

— Людей и винтовки дадим, — спокойно ответил Назир. — Вы открывайте свою кушишхону[6] за городом, работайте, но этого мало. Нам нужно еще и умело действовать…

— Каким образом? — спросил редактор Саиди, снова поправляя очки.

— Каким образом? — Назир на мгновение задумался, затем медленно заговорил. — Вы знаете, конечно, как действует паук… Он раскидывает свою тонкую, почти невидимую сеть, а сам прячется в укромном месте и ждет. Он долго и терпеливо ждет. Но вот летит муха. Она или не видит паутины, или не думает об опасности, летит — и попадает в расставленную сеть. Муха бьется, жужжит, вырывается, но запутывается все больше и больше, и наконец, обессилев, затихает. Вот тогда-то и выползает из своей засады паук. Он подползает к жертве и сосет ее кровь в свое удовольствие…

— Ну и что же из этого следует? — спросил редактор. — Я не понимаю сути вашей аллегории.

— Суть моей… как это? — аллегории, — усмехнулся Назир, — понять нетрудно. Но для этого вы должны увидеться прежде с самим пауком?

— С пауком?

— Да, с пауком, только на двух ногах и с двумя руками… Что скажете на это вы, Махдум?

— Объясните, пожалуйста, подробнее, — уклончиво ответил Махдум. — Какое все это имеет отношение к нашим делам?

— О, прямое! — ухмыльнулся Кори и победно покрутил пики усов. Глаза его лихорадочно заблестели.

— Нужно действовать подобно пауку, — объяснил Назир. — Нужно опутывать врагов паутиной, так опутывать, чтобы и голоса подать не сумели!..

— Теперь, когда нет эмира и нет зинданов[7], — со вздохом сказал Саиди, — найти паучье гнездо…

— Не представляет никакого труда, — прервал редактора Назир. — Если хотите, Кори сейчас же приведет его сюда, и мы быстро с ним договоримся.

— Но ведь это… — встревожился Саиди.

— Не бойтесь, — усмехнулся Назир. — Для нас этот человек безопасен, — и сделал знак Кори.

Кори мгновенно исчез; не успели гости опомниться, как он уже появился снова с человеком в поношенном алачевом халате и с большой чалмой на голове. В его облике и повадке было действительно что-то то от паука… Саиди от одного его взгляда съежился и замер, словно муха, попавшая в паучью сеть.

— Ассалому алейкум! — поздоровался новый гость. Он уселся, поднял раскрытые ладони чуть выше лица и забормотал традиционные пожелания благополучия, здоровья и сохранения от всех бед живущим в доме. — Омин, авлоху акбар![8] — закончил он.

Ахрорходжа сразу же узнал его: это был шейх из рода Ходжаубони.

— Все ли ваши здоровы? — спросил Назир.

— Под сенью вашей власти и нашего справедливого правительства…

Но Назир не был расположен выслушивать подробности. Он прервал:

— Как дела, работа?

— Идут…

— Работает ли ваш дом для умалишенных?

Шейх удивился, но тут же овладел собой.

— Теперь, господин Назир, сумасшедших лечат врачи. Такими людьми, как мы, вымели дорогу. Вымели и выбросили…

Назир покачал головой.

— Это нехорошо. Если закрыть ваш дом, Бухара переполнится безумцами. Но мы не допустим этого. Завтра… завтра же, — подчеркнул он, — приходите в Назират здравоохранения. Мы выдадим вам специальное удостоверение и работайте, как работали прежде. Никто не посмеет вам препятствовать.

— Дай бог вам здоровья, мой господин! — поблагодарил шейх и, улыбнувшись, добавил: — Не мешал бы господин Кори со своей милицией, а других я не боюсь.

— Мы сказали — Кори вам мешать не будет.

— Когда вы получите удостоверение, — засмеялся Кори, — вы станете нашим шейхом, шейхом джадидов,[9] и тогда мы не мешать — мы помогать вам будем, достопочтенный друг.

Мухитдин-Махдум налил вина и протянул пиалу шейху.

— Берите, «советский» шейх, пейте — это вино дозволено шариатом.

Шейх сначала не соглашался, потом уступил просьбам собравшихся и, поблагодарив, неторопливо высосал пиалу.

— Вах, вах, вах… — в восторге закачал он головой, облизывая усы. — Райское вино! Вино для гурий!

— Тогда еще одну!

— С удовольствием! — На этот раз шейх сразу же взял пиалу. — Грех не пить такое вино.

После третьей пиалы он почувствовал себя легко и свободно и разошелся настолько, что даже снял чалму.

— В молодости, — говорил он, — я не чужд был мирских утех. О, сколько я выпил тогда вина, сколько гурий побывало в моих объятиях. Я не пропускал веселых вечеринок, играл в азартные игры, даже иной раз дрался на ножах… Но никогда не терял рассудка, никогда не переступал через повеления всевышнего и его пророка на земле…

— Не зря, значит, вы стали шейхом, мой господин, — иронически бросил Ахрорходжа.

— Да, не зря! — громко сказал Назир и, испытующе глядя на шейха, добавил: — Мы знали, что вы мастер на все руки, поэтому и пригласили вас сюда.

Шейх выдержал взгляд Назира.

— Мудро поступили, мой господин! — ответил он.

— Мы ничего для вас не пожалеем, — спокойно продолжал Назир. — Но мы ждем, что и вы будете готовы…

— Я готов!

— Ваш дом умалишенных должен служить нашим целям! Иначе говоря, там должны содержаться, то есть лечиться те люди… те безумцы, — снова поправился Назир, — на которых мы вам укажем.

Шейх зажал бороду в кулак и задумался.

В комнате воцарилась напряженная тишина.

Первым нарушил ее Мухитдин-Махдум.

— Нам приказано, — сказал он, предварительно кашлянув, — арестовывать и расстреливать всех контрреволюционеров, всех ишанов и шейхов.

— Мой господин, нет необходимости в ваших словах, — тотчас же ответил шейх. — Я принял из ваших рук пиалу с вином и осушил ее. Я согласился со всем, что вы говорили, и полагал, что вы поняли меня. Сейчас я думал над тем, как лучше лечить ваших сумасшедших.