Анатомия Меланхолии

«И при смехе иногда болит сердце» (как считает Соломон)[931]; и даже посреди всех наших пиршеств и увеселений, заключает Августин в своих Комментариях к сорок первому псалму[932], существует горе и неудовлетворенность. Inter delitias semper aliquid saevi nos strangulat [посреди испытываемых нами наслаждений что-то жестокое то и дело перехватывает нам горло{823}]; ведь и в бочке меда ты вероятнее всего обнаружишь ложку дегтя, на глоток удовольствия — фунт горечи, на дюйм веселья — локоть стенаний; подобно плющу, обвивающему дуб, эти несчастья опутывают нашу жизнь, и нет ничего нелепее и смехотворнее, нежели рассчитывать на то, что ваша жизнь будет беспрерывной чередой счастья. Сколь бы успешной и приятной она не была, в ней все равно заключена некоторая горечь и всегда найдутся какие-нибудь поводы для жалоб и недовольства[933]; все в ней γλυκυρικρον [горько-сладкое], все вызывает смешанные чувства и напоминает шахматный столик с черными и белыми фигурами; и семьям, и городам ведомы времена упадка и угасания; ныне звезды расположены благоприятно — в третном аспекте, под углом в шестьдесят градусов, а завтра — наступает противостояние и звезды расположены в четвертном аспекте{824}. Нам не дано в сем мире, подобно ангелам, небесным силам и телам, Солнцу и Луне, завершить свой путь без единого проступка, с таким же завидным постоянством, с каким они продолжают его уже столько веков; нет; мы подвержены немощам и несчастьям, мы сталкиваемся с препятствиями, невзгодами, нас швыряет вверх и вниз, уносит при малейшем порыве ветра, нам часто досаждает и вызывает тревогу самое незначительное происшествие, мы изменчивы и бренны, и так во всем, на что мы уповаем[934]. «И тот, кто не ведает об этом, безоружен, не способен это вынести, тот не приспособлен к жизни в сем мире (как сокрушается о нашем времени один автор), незнаком с условиями существования в нем, когда все удовольствия и муки доныне неразрывно друг с другом связаны и сменяют друг друга по кругу»[935]. А посему exi e mundo, убирайся прочь отсюда, если ты не в силах примириться с этим, потому что нет никакого иного способа выносить эту жизнь, как вооружиться терпением, душевной стойкостью[936], дабы противостоять всему, сносить превратности судьбы, как подобает доброму Христову воину, и, как советует Павел[937], постоянно их претерпевать. Однако, если учесть, что воспринять его благой совет или правильно воспользоваться им способны лишь очень немногие, большинство же, подобно диким животным, дает скорее волю своим страстям, добровольно подчиняется им и устремляется в лабиринт забот, скорбей и бедствий, позволяя им овладеть своими душами, не умеют вооружиться терпением, как они обязаны поступать, то очень часто случается так, что уныние и меланхолическое расположение духа входят в привычку и «многие презренные склонности, — как отмечает Сенека[938], — становятся болезнью». Так же как «единичное выделение при простуде, если оно не перешло в привычное состояние, вызывает лишь кашель, но, становясь постоянным и хроническим, бывает причиной чахотки», так к точно таким же последствиям приводят постоянные подстрекательства нашего меланхолического настроения, и, смотря по тому, скапливается ли в теле человека больше или меньше соответствующей влаги, как и в зависимости от температуры его тела и степени его рассудительности, он способен более или менее успешно сопротивляться подобному настроению, а следовательно, в большей или меньшей степени страдает от него. Ибо то, что для одного не более чем укус мухи, причиняет другому непереносимые мучения, и то что один, благодаря своему исключительному самообладанию и сдержанному поведению, способен счастливо превозмочь, другой и в малейшей мере не в силах вынести и при любом самом ничтожном поводе, ложно истолкованном им как оскорбление, обида, горе, бесчестье, ущерб, обман, дурная молва (тем более если он одинок или празден), настолько поддается этой страсти, что у него изменяется характер, нарушается пищеварение, его покидает сон, притупляется понимание, помрачается дух, у него тяжело на сердце, его ипохондрия внушает ко всему антипатию, в нем неожиданно начинает преобладать тщеславие и грубость, а сам он становится добычей меланхолии. И, как это бывает с арестованным за долги человеком, которому стоит только угодить в это узилище, как каждый кредитор жаждет вчинить против него иск, дабы вернее удержать его там, так же стоит только какой-либо досаде завладеть нашим пациентом, как все другие тревоги мгновенно наваливаются на него, ибо qua data porta ruunt [они устремляются в любую щель], и тогда, подобно охромевшему псу или гусю с перебитым крылом, он поникает и падает духом и в конце концов доходит до того жалчайшего состояния или болезни, которая зовется меланхолией. Так что если философы насчитывают восемь степеней жары и холода[939], то у меланхолии мы можем насчитать их восемьдесят восемь, поскольку она поражает наши способности самыми разнообразными способами, и, угодив в большей или меньшей мере в эту дьявольскую пучину, мы постепенно погружаемся в нее все глубже и глубже. Однако все эти приступы меланхолии, сколь бы они ни были поначалу приятны или неприятны, как бы ни мучили и ни подавляли того, кем они на время овладели, эти приступы, еще раз повторяю, как и подверженных им людей, лишь по ошибке называют меланхолией, поскольку эти состояния непродолжительны, они лишь время от времени случаются и проходят, как исчезают и вызвавшие их причины[940]. Та же меланхолия, которую нам предстоит рассматривать, — это свойство характера, morbus sonticus или chronicus, то есть хронический или продолжительный недуг, устойчивый темперамент, как полагают Аврелиан[941] и прочие[942]; это не преходящее, а неотступное состояние, и поскольку оно нарастает в течение продолжительного времени, то становится отныне (независимо от того, приятное оно или болезненное) привычным, так что избавиться от него будет крайне трудно.

ГЛАВА ВТОРАЯ

ПОДРАЗДЕЛ I

Отступление касательно анатомии

Прежде чем приступить к описанию болезни, именуемой меланхолией, того, вчем она состоит, и к дальнейшим рассуждениям о ней, я считаю уместным сделать краткое отступление касательно анатомии тела и душевных способностей; это необходимо для лучшего понимания того, что воспоследует: ведь нам так часто будут попадаться трудные для понимания слова, такие, как брюшная полость, ипохондрия, геморрой и т. п., а также воображение, рассудок, темперамент, жизненные силы, жизнеспособность, природный, животный, нервы, вены, артерии, млечный сок{825}, флегма; читателю неискушенному не так-то просто будет понять, что они собой представляют, в каком смысле их приводят и каково их назначение. Помимо прочего это, возможно, послужит для некоторых людей, у которых вдоволь времени и досуга и которые достаточно сведущи в других земных делах, таких, к примеру, как умение заключать выгодные сделки, покупать и продавать, отбирать и содержать хороших соколов, гончих, лошадей и пр., поводом более тщательно исследовать и глубже проникнуть в сей возвышенный предмет, дабы вслед за тем вместе с царственным пророком{826} восславить Господа («ибо человек благоговейно и дивно сотворен и необычайно соделан»[943]). Ведь что касается материй, связанных с познанием самого себя, это люди совершенно невежественные и беззаботные; они не ведают, что такое тело и душа, как они взаимосвязаны, какими способностями и свойствами обладают и чем человек отличается от собаки. А может ли быть что-то постыднее и унизительнее для человека, как справедливо негодует Меланхтон[944]{827}, «нежели не знать, как устроено и из каких органов состоит его собственнное тело, особенно поскольку знание этого в такой большой мере способствует сохранению его здоровья и пониманию своего поведения?» Посему, дабы побудить их к такому самопознанию, побудить их вдумчиво прочесть основательные труды Галена[945], Баухена{828}, Платера, Весалия{829}, Фаллопио{830}, Лауренция, Реммелина{831} и других, исчерпывающе излагающих этот предмет на латыни, равно как и книги, написанные в недавнее время некоторыми нашими трудолюбивыми соотечественниками на нашем родном языке, такие, как перевод Колумба[946]{832} и «Микрокосмографии»[947]{833} в тринадцати книгах, я и предпринял нижеследующее отступление. А еще поскольку труды Уэккера[948], Меланхтона[949], Фернеля[950], Фуксия[951] и скучные трактаты de Anima [о душе], наиболее сжато излагающие сей предмет, отнюдь не всегда могут оказаться под рукой, то, дабы привить таким людям хотя бы некоторый вкус к подобным материям и дать представление о них, этого краткого изложения будет, надеюсь, вполне достаточно.

930

Lucretius, lib. IV, 1134. [Лукреций <О природе вещей>, кн. IV, 1134. <XIV, 1134, пер. Л. Остроумова).>

931

Пс. 14, 13.

932

Natalitia inquit celebrantur, nuptiae hic sunt; at ibi quid celebratur quod non dolet, quod non transit? [Там празднуют дни рождения, а здесь — свадьбы, но есть ли такие праздники, которые не причиняют непреходящую боль?]

933

Apuleus, 4 Florid. Nihil quicquam homini tam prosperum divinitus datum, quin ei admixtum sit aliquid difficultatis, ut etiam amplissima quaqua laetitia, subsit quaepiam vel parva querimonia conjugatione quadam mellis et fellis. [Апулей. Флориды, 4. …никогда не выпадает свыше на долю человека такая удача, чтобы не было к ней примешано чего-то неприятного, так что и в самой полной радости есть какая-то, пусть даже очень незначительная, неудовлетворенность, и мед каким-то образом смешивается с желчью <XVIII, пер. С. Маркиша>.]

934

Caduca nimirum et fragilia, et puerilibus consentanea crepundiis sunt ista quae vires et opes humanae vocantur; affluunt subito, repente delabuntur, nullo in loco, nulla in persona, stabilibus nixa radicibus consistunt, sed incertissimo flatu fortunae, quos in sublime extulerunt improviso recursu destitutos in profundo miseriarum valle miserabiliter immergunt. — Valerius, lib. 6, cap. 11 [То, что называют человеческим могуществом и богатством, непрочно, преходяще, напоминая детские игрушки: они неожиданно возникают и так же быстро исчезают; нет такого места или человека, на котором они бы прочно отанавливали свой выбор, их бросает из стороны в сторону при любом переменчивом ветре Фортуны, который горестно повергает в пропасть несчастий тех, кого перед тем вознес до небес. — Валерий, кн. VI, гл. 11.]

935

Huic seculo parum aptus es aut potius omnium nostrorum conditionem ignoras, quibus reciproco quodam nexu, etc. — Lorchanus Gallobelgicus, lib. 3, ad a