Анатомия Меланхолии

один без ума от соколиной охоты, гончих или петушиных боев, у другого на уме лишь попойки, скачки да мотовство, а четвертый помешался на строительстве и драках[755], Insanit veteres statuas Damasippus emendo [У Дамасиппа своя мания — покупать древние статуи] — такой уж у него конек{655}, только бы о нем судачили, а у карфагенянина Гелиодора — другой[756]. Одним словом, как заключает о них всех Скалигер{656}, они Statuae erectae stultitiae, они сущие воплощения или столпы безумия. Выберите на основании всевозможных исторических свидетельств тех, кто вызывал наибольшее восхищение, и вы все же обнаружите, что multa ad laudem, multa ad vituperationem magnifica [многое в этих людях достойно похвал, но столь же многое заслуживает порицания], как Бероз{657}, к примеру, пишет о Семирамиде[757]{658}; omnes mortales militia, triumphis, divitiis, и пр. tum et luxu, caede, caeterisque vitiis antecessit [превзошла всех мужчин своими победами и богатством, но также и распутством, жестокостью и прочими пороками], поскольку отличалась как рядом несомненных достоинств, так и многими отвратительными свойствами.

Уж на что достойным человеком был Александр, но в гневе он впадал в бешенство, особенно овладевавшим им, когда он был пьян{659}; храбрые и мудрые Цезарь{660} и Сципион были в то же время тщеславными и честолюбивыми; Веспасиан{661} был достойный правитель, но при этом алчный человек; Ганнибал обладал множеством достоинств, но и множеством пороков[758]: unam virtutem mille vitia comitantur [одна добродетель сопровождается тысячью пороков], или, как Макиавелли отзывался о Козимо Медичи, в нем сосуществовали два различных человека{662}. Я склонен умозаключить относительно всех этих людей, что они подобны двусторонним портретам или портретам с изнанкой, глядя на которые вы видите с одной стороны прелестную девушку, а с другой — обезьяну или сову; при первом взгляде все в них привлекает, но при дальнейшем рассмотрении вы убеждаетесь в том, что, с одной стороны, это люди умные, а с другой — сущие глупцы; в некоторых, немногих отношениях они заслуживают похвалы, но в остальном трудно сыскать столь же испорченных. Я уж не стану распространяться об их болезнях, соперничестве, неудовлетворенности, нуждах и тому подобных бедах; защитой же остального пусть послужат слова Бедности в «Плутосе» Аристофана{663}.

Самыми же безумными из всех прочих людей являются алчные; у них проявляются все симптомы меланхолии, страха, подавленности. подозрительности[759] и прочего, как это будет показано в соответствующем месте.

И все же, сдается мне, куда безумней этих последних расточители, какое бы положение в обществе они ни занимали, распоряжаются ли они деньгами общественными или собственными; я осуждаю их, как один голландский писатель{665} порицал за непомерное расточительство богатого герцога Корнуоллского Ричарда[760]{666}, домогавшегося императорской короны, qui effudit pecuniam ante pedes principium Electorum sicut aquam, у которого деньги растекались как вода; я их действительно осуждаю. Stulta Anglia, писал он, quoe tot denariis sponte est privata, stulti principes Alemaniae, qui nobile jus suum pro pecunia vendiderunt. [Глупая Англия — добровольно лишиться без всякой необходимости стольких денег; безрассудные немецкие государи — продать свои благородные привилегии за презренный металл.] Моты, дающие взятки и берущие их, — глупцы, и таковы все те, кто не способен хранить, расходовать и разумно распоряжаться своими деньгами[761].

Я мог бы сказать то же самое о гневливых, раздражительных, завистливых, честолюбивых; Anticyras melior sorbere meracas[762] [Всем вам следовало бы полечиться неразбавленной настойкой из Антикиры], равно как и об эпикурейцах, атеистах, раскольниках, еретиках, — hi omnes habent imaginationem [у всех у них больное воображение], говорит Ниманн{667}, и «их безумие обнаружится перед всеми» (2 Тим. 3, 9). Итальянец Фабато{668} считает безумцами всех мореплавателей: «безумен корабль, ибо он ни минуты не пребывает в покое; безумны моряки, подвергающие себя столь неминуемой опасности, безумны в своей ярости вечно бушующие волны, а свирепые ветры соревнуются с ними в безумии, — им неведомо, откуда они и куда устремляются, но всех их безумней, конечно же, люди, вверяющие себя морю, — ведь на одного глупца, оставленного дома, им предстоит встретить сорок в чужих краях»[763]. Автор этих слов, разумеется, сам безумец, но ведь и ты, читающий эти строки, несомненно, тоже из их числа. Феликс Платер[764] считает безумными, повредившимися в уме всех алхимиков, Афиней[765] же говорил то же самое о скрипачах et musarum luscinias [и прочих соловьях, служащих Музам], о любого рода музыкантах, omnes tibicines insaniunt [безумны все флейтисты], ubi semel efflant avolat illico mens[766], которые, когда они дуют, выдувают все свои мозги, так что в одно ухо проникает музыка, а из другого улетучивается рассудок. Что уж говорить о гордецах и тщеславных, которые наверняка безумны, как, разумеется, и все охваченные похотью[767], я даже чувствую, находясь поблизости от них, как они трепещут от желания; обезумевшие от ревности тоже из их числа, да и может ли быть иначе, если дозволяешь другому спать со своей женой и закрываешь на это глаза.

Перебрать все виды безумия[768] — поистине Геркулесов труд, перечислить все его проявления[769] — insanas substructiones, insanos labores, insanum luxum[770] [безумные сооружения, безумные домогательства, безумную роскошь], безумные старания, безумные книги, устремления, нравы, тупое невежество, смехотворное поведение, нелепые поступки; insanam gulam, insana jurgia [безумную ненасытность, безумную полемику], insaniam villarum, как называет это Туллий, безумное увлечение сельскими поместьями, грандиозными сооружениями, как, к примеру, теми же египетскими пирамидами, лабиринтами и сфинксами{669}, которые сборище коронованных ослов, ad ostentationem opum [стремящихся показать свое богатство], воздвигает, движимое тщеславием, в то время как имя архитектора, да и самого короля, их воздвигшего, равно как и для какой надобности или цели это было сделано, остаются безвестными; точно так же невозможно подробно остановиться на лицемерии людей, их непостоянстве, слепоте, безрассудстве, dementem temeritatem [безумной беспечности], мошенничестве, плутовстве, зложелательстве, раздражительности, бесстыдстве, неблагодарности, честолюбии, грубых суевериях; tempora infecta et adulatione sordida[771] [порочных временах, отравленных грязною лестью], как, например, при Тиберии; их ссорах, стычках, вожделениях, распрях, — пришлось бы обратиться к такому знатоку, как Весалий{670}, чтобы он проанатомировал все эти страсти. Стоит ли напоминать, что даже сам Юпитер, Аполлон, Марс и прочие боги впадали в безумие, и победитель всевозможных чудовищ Геркулес, который покорил вселенную и помогал другим, но своим собственным страданиям не мог найти облегчения и впал под конец в безумие. Куда бы ни ступала нога человека, с кем бы он ни общался, в каких краях и городах он бы ни очутился, возможно ли, чтобы он не встретил там сеньора Делиро{671} или неистовствующего Геркулеса, Менад или Корибантов{672}. Об этом не менее красноречиво свидетельствуют их речи. E fungis nati homines[772] [Это люди, ведущие свое происхождение от грибов], или же их родословная восходит к тем, кого Самсон поразил ослиной челюстью{673}, или к камням, которые бросали Девкалион и Пирра{674}, ведь durum genus sumus, marmorei sumus[773]{675}, у нас каменные сердца, и в нас слишком видны черты наших прародителей; может показаться, что все перечисленные мной люди слышали зачарованный рог Астольфа, английского герцога, изображенного Ариосто{676}; звуки этого рога неизбежно повергали всех слышавших его в безумие, и, объятые ужасом перед ним, они готовы были покончить с собой; а может, они потомки тех, что высадились некогда в гавани безумия Эвксинского моря{677} близ Daphnis insana, безумной Дафны, превратившейся в дерево{678}, которое обладало тайным свойством сводить всех с ума[774]{679}; все они из компании вертопрахов, у коих мозги набекрень, для таких всегда, даже в летнее солнцестояние, полнолуние и круглый год каникулы{680}; все они безумны. Кого же я в таком случае исключу из числа безумных? Во-первых, как говорит Ульрих Гуттен{681}: Nemo[775] [Никого]; nam, Nemo omnibus horis sapit, Nemo nascitur sine vitiis, Crimine Nemo caret, Nemo sorte sua vivit contentus, Nemo in amore sapit, Nemo bonus, Nemo sapiens, Nemo est ex omni parte beatus [в самом деле, ведь Никто всегда мудр, Никто добродетелен от рождения, Никто свободен от преступлений; Никто доволен своим жребием, Никто благоразумен в любви; Никто добр, Никто мудр, Никто счастлив во всех отношениях], а посему пусть Никлас Немо или Месье Никто отправляется, куда ему заблагорассудится. Quid valeat Nemo, Nemo referre potest. [Никто волен говорить на сей счет все, что этому Никто вздумается.] А кого же еще я исключу из числа безумцев, во-вторых? тех, кто молчалив; vir sapit qui pauca loquitur [мудр тот, кто немногословен]; нет лучшего способа избежать глупости и не впасть в безумие, нежели помалкивать[776]. И кого же еще я исключаю из их числа, в-третьих? всех сенаторов и должностных лиц магистрата, ибо все преуспевшие люди, конечно же, мудрецы, точно так же как все победители — храбрецы; таковы же и все знатные люди, non est bonum ludere cum diis [ибо негоже насмехаться над богами]; они мудрые, хотя бы уже в силу принадлежащей им власти, и умелые, коль скоро исполняют такие обязанности и состоят в должности, his licet impune pessimos esse [у них привилегия быть настолько никудышными, насколько им заблагорассудится]; некоторые полагают, что мы не должны дурно о них отзываться и что нам это не подобает; per me sint omnia protinus alba [а посему позвольте мне отзываться о них только благоприятно]{682}, не пятная их репутацию. Кто же еще? Стоики? Sapiens Stoicus [Стоик мудр], лишь он один не подвластен душевной смуте, и, как посмеивался над стоиками Плутарх, «его не вывести из себя мучениями, не сжечь огнем, не одолеть противникам, не предать врагам; если даже он изборожден морщинами, полуослепший, беззубый и скрюченный, он все равно самый что ни на есть красавец и подобен божеству, он мнит себя королем, хотя ему грош цена»[777]. «Он никогда не сумасбродствует, не безумствует, никогда не печалится, не пьет, потому что его невозможно лишить добродетели, а все, — как считает Зенон, — по причине присущей ему глубокой мудрости»[778], хотя утверждающий это Зенон сам был безумен. Anticyrae coelo huic est opus aut dolabra[779]{683} [ему самому пошли бы на пользу либо климат Антикиры, либо мотыга в руках]; его, как и всех его единомышленников, надобно было одолеть в споре, какими бы мудрыми они ни казались. Хрисипп{684} и тот великодушно признает, что в определенное время и при определенных обстоятельствах они ведут себя так же неразумно, как и все прочие люди, amitti virtulem ait per ebrietatem, aut atribilarium morbum, ведь добродетель может быть утрачена вследствие пьянства или меланхолии; так что стоик может подчас помешаться в уме, как и все прочие: ad summum sapiens nisi quum pituita molesta[780]{685} [он, вне сомнения, здравомыслящ, если только его не выводит из равновесия флегма]. Я должен также сделать исключение для некоторых циников, Мениппа, Диогена и фиванца Кратета, или, если перейти к нынешним временам, временам всеведения, для одного лишь мудрого братства розенкрейцеров[781]{686}, этих великих теологов, политиков, философов, врачей, филологов, алхимиков и прочее, о появлении которых Св. Бригита{687}, аббат Иоахим Лейзенберг{688} и подобные им святые души пророчествовали и предвещали миру, если по крайней мере кто-либо подобный им действительно появится (в чем Ген. Нейхуз[782], Валентин Андреа[783] и прочие весьма сомневаются), а также для Элиаса Артифекса{689}, их Теофрастова наставника{690}, хотя последнего Либавий{691} и многие другие подвергают осмеянию и критике, однако некоторые склонны все же считать его «восстановителем всех искусств и наук»[784], реформатором Вселенной и ныне живущих, ибо то же самое утверждает и Джованни Монтано Стригониенци{692} — сей страстный защитник Парацельса, считающий его «самым святым человеком»[785] и квинтэссенцией мудрости, где бы он ни обретался, ибо сам он, как и его собратья и друзья, — все они «обручены с мудростью»[786], если мы только можем верить их ученикам и последователям. Я обязан также сделать исключение для Липсия и Папы и вычеркнуть их имена из перечня глупцов. Ведь помимо льстивого свидетельства Дузы —

754

Hor. lib. I, sat. 4. [Гораций. Сатиры, I, 4 <27, пер. М. Дмитриева>.]

755

Insana gula, insanae substructiones, insanum venandi studium discordia demens (Virg. Aen..) <В этой маргинальной сноске, которую Бертон обозначет только одним источником — «Энеидой» Вергилия, соединены выражения, почерпнутые по меньшей мере из четырех источников: Insana gula («безумное чревоугодие») — из письма Цицерона к Аттику; insanae substractiones («безумный фундамент») — из его же речи «За Милона»; insanum venandi studium («безумная страсть к охоте») — из уже не раз цитированного Бертоном сочинения Агриппы «О недостоверности и суетности знаний»); и, наконец, discordia demens («буйное бешенство») — из «Энеиды» Вергилия (VI, 280); некоторые из них он повторяет и далее. — КБ.>

756

Heliodorus Carthaginensis ad extremum orbis sarcophago testamento me hic jussi condier, ut viderem an quis insanior ad me visendum usque ad haec loca penetraret. — Ortelius, in Gad. [Безумный Гелиодор из Карфагена повелел воздвигнуть меня здесь на краю света в качестве памятного надгробия, дабы увидеть, сыщется ли даже больший безумец, чтобы добраться так далеко с целью посетить меня. — Ортелий, в «Гадесе». <Ортелий (см. прим. 469) приводит эту надпись в своем труде «Theatrum orbis terrarum», в главе «Гадес» (речь идет о нынешнем Кадиксе, расположенном у выхода в Атлантический океан, то есть по представлениям древних у края света). — КБ.>]

757

Если только это сочинение принадлежит ему, относительно чего Гаспар Верерий высказывает сомнение. <Гаспар Верерий, или, вернее, Барерий, подвергал сомнению подлинность опубликованного Петром Нанни сочинения Бероса «Censura» (1565) и, в частности, приводил как раз пример с Семирамидой. — КБ.>

758

Livy. Ingentes virtutes, ingentes vitia. [Ливий. Много добродетелей, много и пороков <21, 4, 9>.]

759

Hor. Quisquis ambitione mala aut argenti pallet amore, Quisquis luxuria, tristique superstitione. [Гораций. Кто с честолюбья из вас. А кто с сребролюбия бледен. Кто невоздержан, а кто своим суеверьем замучен. <Сатиры, II, 3, 78–79, пер. М. Дмитриева.>] Persius. [Персий. <О том же у Персия — Бертон, скорее всего, имеет в виду строку из Сатиры Персия: «Ты, для кого бы глотать чемерицу чистую лучше?» (IV, 16, пер. Ф. Петровского).>]

760

Chronica Slavonica, ad a