Анатомия Меланхолии

Разговор о семьях я на этом завершил, а теперь коротко остановлюсь лишь на некоторых из существующих в обществе сословий и состояний. Самыми обеспеченными, счастливыми, веселыми и беспечными являются, согласно всеобщему мнению, государи и знатные люди, коим будто бы неведома меланхолия; однако желающих узнать об их заботах, несчастьях, подозрениях, зависти, неудовлетворенности, безрассудствах и безумии я отсылаю к сочинению Ксенофонта «Тиран», в котором царь Гиерон пространно рассуждает об этом предмете с поэтом Симонидом{609}. Правителей, больше чем кого бы то ни было, постоянно терзают опасения и тревоги, притом до такой степени, что, как он признался у Валерия[712]{610}: «Если бы ты знал, какими заботами и несчастьями подбита эта мантия, то не стал бы унижаться, чтобы надеть ее на свои плечи». Но если даже и предположить, что их положение прочно и они не ведают тревог и недовольства, так ведь слишком часто они лишены при этом разума и ведут себя крайне безрассудно[713]. Прочитайте все наши исторические сочинения, quos de stultis prodidere stulti [написанные глупцами о глупцах], все эти «Илиады», «Энеиды», «Анналы»{611}, — о чем они повествуют? Поистине

О том, насколько они безумны, насколько бывают свирепы и по какому ничтожному поводу, насколько безрассудны и опрометчивы и насколько слепы, свидетельствует едва ли не каждая страница.

После государей следующими по выпадающим на их долю несчастьям и тревогам, по совершаемым ими всевозможным безрассудствам надобно назвать знатных особ; поистине, procul a Jove, procul a fulmine{613} [чем дальше от Юпитера, тем дальше и от его молний], ачем ближе, тем хуже. Жизнь при дворе постоянно чревата возвышениями и падениями, приливами и отливами в зависимости от благорасположения государей; Ingenium vultu statque caditque suo [Их нахмуренное чело или улыбка, а не заслуги решают судьбу придворных]; сегодня — вознесут, а завтра — низвергнут; «они, — как пишет Полибий[714], — подобны фишкам, которые бросают при игре в кости, сегодня — золотые, а завтра — серебряные, и цена их меняется по воле оценщика: нынче они идут за единицу, а завтра — за тысячу; нынче — всех дороже, а завтра — всех дешевле». Мало этого, знатные люди изводят друг друга взаимными раздорами и соперничеством: один — честолюбив, другой — влюбчив, третий — транжира, он по уши в долгах и расточил все свое состояние, а четвертый все чего-то домогается, но тщетно. Впрочем, что касается забот и тревог знатных особ, я лучше отошлю вас к трактату Лукиана De mercede conductis [«О том, как следует нанимать слуг»], к Энеа Сильвио{614} (называющему их libidinis et stultitiae servos[715] [рабами похоти и безумия]), к Агриппе{615} и другим.

Что же до философов и ученых, priscae sapientiae dictatores[716] [этих диктаторов древней учености], этих суперинтендантов остроумия и образованности, этих людей, превосходящих всех себе подобных, образцов утонченности, любимцев Муз, о коих я уже в общих чертах говорил, тех,

то и эти проницательные, искусные и столь всеми почитаемые софисты так же сильно нуждались в чемерице, как и все прочие[718]. O medici mediam pertundite venam[719]. [О лекари! вскройте среднюю вену!] Прочтите Лукианова «Пискатора»{617} и скажите тогда, насколько он их почитал, или еще «Трактат о тщеславии ученостью» Агриппы{618}; да что там, прочитайте их собственные труды с их нелепыми утверждениями и чудовищными парадоксами, et risum teneatis amici? [Кто бы, по-вашему, мог, поглядев, удержаться от смеха]?{619} Вы убедитесь тогда в справедливости слов Аристотеля о том, что nullum magnum ingenium sine mixtura dementiae{620} [ни один великий ум не обходится без некоторой примеси безумия], и даже у таких людей, как и у всех прочих, есть какая-нибудь блажь; вы непременно обнаружите у них какую-нибудь странную причуду, какую-нибудь дурь, высокомерие, напыщенность, самовлюбленность, манерность стиля и пр., которые, подобно бросающейся в глаза нити в неровно вытканной ткани, постоянно дают себя знать в их сочинениях. Так что те, кто учит нас мудрости, терпимости и смирению, сами сущие глупцы, легкомысленные и неудовлетворенные. «Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания — умножает скорбь»[720]. Мне нет нужды ссылаться на автора сих слов. Те, кто осмеивает и презирает других и осуждает безумие мира сего, сами заслуживают порицания, они так же суетны и так же не ограждены от насмешек, как и любой другой. Демокрит, постоянно трунивший над безумием[721], и сам бывал смешон; брехливый Менипп, глумящийся Лукиан, сатирики Луцилий{621}, Петроний, Варрон, Персий и прочие могут быть подвержены осуждению вместе со всеми остальными; Loripedem rectus derideat, Aethiopem albus [Пусть статный человек смеется над горбатым, а белый — над эфиопом{622}]. Бэйл{623}, Эразм, Хоспин{624}, Вив, Кемнииум{625} разрушали, подобно могучему океану, все obs и sols [запреты и разрешения] схоластического богословия. Кто-то назвал его лабиринтом запутанных вопросов[722], бесполезных словопрений и incredibilem delirationem [невероятного скудоумия{626}]. Но если схоластическое богословие, если subtilis Scotus, lima veritatis, Occam irrefragabilis, cujus ingenium vetera omnia ingenia subvertit[723] [хранитель истины — искусный Скотт{627}, неукротимый Оккам{628}, опровергавший всех древних, если Бэконторп{629}, сей доктор непоколебимости, а также Corculum Theologiae [самый проницательный ум теологии] — Св. Фома{630} и даже Небесный Наставник, cui dictavit angelus[724] [которому диктовал ангел{631}], подвергались такому осуждению, что же тогда говорить о гуманитарной науке? Ars stulta [дурацкое искусство], что оно способно сказать в свою защиту? что могут его последователи сказать в свое оправдание? Чрезмерная образованность, cere-diminuit-brum[725], сокрушила их рассудок и пустила в нем такие корни, что tribus Anticyris caput insanabile [их не исцелить и всем трем Антикирам{632}], даже чемерица и та не пойдет им на пользу, как и знаменитый фонарь Эпиктета[726]: ведь любой человек, воспользовавшийся этим фонарем, должен был бы стать таким же мудрым, как сей философ. Но тут ничто не поможет: риторы in ostentationem loquacitatis multa agitant{633}, по своей склонности к краснобайству будут много говорить, но все без толку; ораторы способны внушать другим людям все, что им угодно, quo volunt, unde volunt [куда тем следует итти и откуда], возбудить их или успокоить, но не способны привести в порядок свои собственные мозги. Что сказано на сей счет у Туллия? Malo indisertam prudentiam quam loquacem stultitiam [Я предпочитаю коряво выраженное благоразумие красноречивой глупости{634}], и, как вторит ему Сенека[727], слово мудреца не должно быть велеречивым или будоражащим; не лучшего мнения о большинстве из них придерживался и Фабий[728]{635}; шла ли речь об их даре слова, телодвижениях, жестах, он считал их спятившими, insanos declamatores [безумными краснобаями]; таково же было и мнение Григория{636}: Non mihi sapit qui sermone, sed qui factis sapit. [Я сужу о мудрости не по речам, а по поступкам.] Хороший оратор — даже в лучшем случае отступник, злонамеренный человек, bonus orator pessimus vir, он торгует своим языком, это не более чем голос, как сказано у него о соловье[729], dat sine mente sonum [Голос влагает в уста — только звук пустой без значенья{637}], оратор — это человек, не знающий меры, лжец, льстец, прихлебатель и, как внушал Аммиан Марцелин, продажный мошенник, человек, причиняющий своими красивыми речами больше зла, нежели тот, кто подкупает деньгами[730], ибо человеку легче избежать того, кто совращает вас с помощью денег, нежели того, кто обольщает вас красивыми речами; вот почему Сократ питал к ним такое отвращение и презирал их[731]. Прославленный поэт Фракасторо{638} без обиняков объявлял всех поэтов безумцами[732]; как, впрочем, и Скалигер[733]; а кто, собственно, думал об этом иначе? Aut insanit homo, aut versus facit. Hor. Sat. 7, lib. 2. Insanire lubet, i. e. versus componere. Virg. Ecl. 3 [Либо безумен он, либо стихи сочиняет. Гораций. Сатиры, VII, 2 <117>. Нрав уж такой у него: безумствовать хочет — стихи сочинять. Вергилий, Эклоги, III <36, но в нем только слова Insanire libet>]; Сервий{639} истолковывает это следующим образом: все поэты безумны, это сборище грубых сатириков, хулителей или же, напротив, льстивых прихлебателей, да и что такое сама поэзия, как, по мнению Августина, не vinum erroris ab ebriis doctoribus propinatum{640} [вино заблуждений, поднесенное пьяными наставниками]? Вы можете адресовать это осуждение всем им без изъятья, как некогда сэр Томас Мор высказал его лишь по частному поводу в связи с поэмой Жермена Брикса{641}:

712

Lib. 7, cap. 6. [Кн. VII, гл. 6.]

713

Pellitur in bellis sapientis, vi geritur res. Vetus proverbium, aut regem aut fatuum nasci oportere. [Не нужно на войне мудреца — силою дело решается / По старой пословице — следует родиться или царем, или дураком <Энний. Анналы, VIII. — КБ>.]

714

Lib. 5 Hist. Rom. [История Рима, кн. V.] Similes abacculorum calculis, secundum computantis arbitrium, modo aerei sunt, modo aurei; ad nutum regis nunc beati sunt, nunc miseri.

715

Aerumnosique Solones in Sa, 23 de miser. curialium. [К бедствиям Солона у герцога Савойского Эммануэля Филиберта, 23, о несчастьях придворных.]

716

Hoc cognomento cohonestati Romae, qui caeteros mortales sapientia praestarent. — Testis. Plin. lib. 7, cap. 31. [Сим прозвищем почтены в Риме те, кто прочих смертных превосходят мудростью. — Свидетельство Плиния <Старшего>, кн. VII, гл. 3.]

717

J. Dousae Epod. lib. I, cap. 13. [Ян Дуза. Эподы, кн. I, гл. 13.]

718

Insanire parant certa ratione modoque. [Жить как безумный, и вместе по точным законам рассудка <книга свела их с ума… — Гораций, II, 3, 271, пер. М. Дмитриева>.]

719

Juvenal. [Ювенал. <Сатиры, VI, 46.>]

720

Solomon. [Соломон. <Еккл. 1, 18.>].

721

Communis irrisor stultitiae. [Насмешник над всеобщей глупостью.]

722

Wit, Whither wilt? [Разум, куда стремишься? <Поговорка, означающая «не так поспешно». — КБ.>]

723

Scaliger, exercitat. 324. [Скалигер. Упражнения, 324.]

724

Vit. Ejus. [Его жизнеописание.]

725

E