Анатомия Меланхолии

они выглядели, словно обглоданные деревья. В Нанси, что в Лоррене, когда сестра французского короля Генриха II и супруга тамошнего герцога Клодин Валезия скончалась{1793}, все храмы были закрыты на сорок дней, нигде не молились, не служили мессы, кроме как в комнате, где лежала усопшая, все сенаторы были в черном и «в течение двенадцати месяцев повсюду в городе запрещено было петь и танцевать»[2307].

Как были мы все в Англии потрясены утратой нашего Тита, deliciae humani generis [любимца рода человеческого], безвременной кончиной принца Генриха{1794}, как если бы вместе с ним расстались с жизнью все наши любимейшие друзья! Даже смерть Скандербега и та не была так горько оплакана в Эпире[2309]. Одним словом, это напоминает его[2310] рассказ о том, какую бессмертную радость, immortaliter gavisus, испытывал Кернервон, получив известие о рождении своего сына Эдуарда Первого; точно так же, но только в обратном смысле, можно сказать, испытываем мы в связи с кончиной друзей бессмертную скорбь, immortaliter gementes, и сколь мы все ни разнимся друг с другом, все же, подобно горлицам, навеки бываем удручены такой утратой.

Есть и другая печаль, и связана она с потерей преходящих благ и состояния; она в равной мере снедает нас и может следовать рука об руку с предыдущей: тщетно потраченное время, утрата чести, должности, доброго имени, напрасно потраченные усилия, крушение надежд тоже доставляют немало мук, однако, насколько я могу судить, нет большего мучения или большей утраты, которые быстрее всего приводят к описываемому мной недугу и ранят сильнее, нежели, как сказано у поэта, потеря денег:

такая потеря исторгает у нас неподдельные слезы, беспрерывные вздохи, повергает наши сердца в глубокую печаль и часто служит причиной постоянной меланхолии. Гвианери (tract 15, 5 [трактат 15, 5]) указывает на это, как на особую причину: «Утрата друзей и потеря состояния ввергают, как я наблюдал, многих людей в глубокую меланхолию, поскольку они непрерывно об этом думают»[2312]. О тех же причинах твердит Арнальд Вилланова (Breviar. Lib. I, cap. 18, ex rerum amissione, damno, amicorum morte [Краткое изложение. Кн. I, гл. 18, утрата имущества, убытки, смерть друзей] и пр. Одна нужда способна довести человека до безумия, sans argent, безденежье становится причиной глубокой и мучительной меланхолии. Многие страдают по этой причине, подобно ирландцам[2313]{1795}, которые предпочитали скорее быть раненными в руку, нежели повредить свою саблю; вот так и люди предпочтут обычно скорее лишиться жизни, нежели своего добра, и очень долго убиваются, если такое действительно с ними произошло, говорит Платер[2314], «а из множества такого рода предрасположений складывается характер». Монтан[2315] и Фризимелика пользовали молодого человека двадцати двух лет, впавшего в меланхолию, ob amissam pecuniam, из-за денег, которые он по несчастью потерял. Скенкий упоминает историю о другом меланхолике, ставшем жертвой собственного безрассудства и истратившем весь свой капитал, затеяв ненужное строительство. Роджер, богатый епископ Солсберийский[2316], exutus opibus et castris a Rege Stephano, у которого король Стефен отнял все его добро, vi doloris absorptus, atque in amentiam versus, indecentia fecit, от горя помешался в уме и не отдавал себе больше отчета ни в своих речах, ни в поступках. Нет ничего более обычного для людей, оказавшихся в таком положении, как самоубийство под влиянием душевных мук. Один бедняга решил было повеситься, как изящно изложил в своей отточенной эпиграмме Авзоний[2317], однако, найдя случайно горшок с деньгами, отшвырнул веревку и возвратился домой в прекрасном расположении духа, а тот, кто спрятал это золото, не обнаружив его на заветном месте, в отчаянии повесился на той самой брошенной другим веревке.

Вот какие роковые последствия могут повлечь за собой нужда и бедность. Следствие ли это поручительства, кораблекрушения, пожара, солдатского грабежа и мародерства или каких-нибудь других потерь — не имеет никакого значения, результат будет тот же самый, то же самое безысходное отчаяние, будь то в провиниции или в городах, равно как и в жизни любого отдельного человека. Римляне были ужасно подавлены после битвы при Каннах{1797}, мужчины были поражены страхом, а глупые женщины рвали на себе волосы и стенали. Венгры, когда их король Ладислав и храбрейшие воины погибли в сражении с турками{1798}, Luctus publicus [объявили национальный траур]. Венецианцы, когда их силы были побеждены французским королем Людовиком, когда французский и испанский короли, папа, император — все сговорились против них в Камбрэ{1799}, а французский герольд объявил сенату о начале войны против них: Lauredane, Venetorum dux [Лоредано, дож Венеции и т. д.], — и венецианцы потеряли Падую, Брешию, Верону, Форум Джулию{1800}, то есть все свои земли на континенте, и у них не осталось больше ничего, кроме самого города Венеции, и urbi quoque ipsi, повествует Бембо[2318]{1801}, timendum putarent, они опасались, что и тот будет захвачен, tantus repente dolor omnes tenuit, ut nunquam alias, пережили столь жалкое падение, что привели Венецию в такое плачевное состояние, в каком она никогда прежде не оказывалась. В 1527 году, когда Рим был отдан Бурбоном на разграбление{1802}, солдаты так бесчинствовали, что храмы были превращены в конюшни, старинные памятники, книги превращены в подстилки для лошадей или сожжены, как солома; реликвии, дорогие картины изуродованы, алтари разрушены, роскошные драпировки, ковры растоптаны в грязи[2319]; гнусные негодяи насиловали жен и любимейших дочерей на глазах у их отцов и мужей[2320], подобно тому как дочь Сеяна была публично обесчещена палачом{1803}; дочери аристократов и самых состоятельных горожан, которых берегли для ложа королей, стали добычей любого простого солдата и превращены в наложниц, а самих сенаторов и кардиналов волокли волоком по улицам, подвергнув затем изощренным пыткам, чтобы вынудить у них признание, где спрятаны их деньги; трупы бесчисленных жертв валялись на улицах, распространяя зловоние; и мозг из разможженных детских головок был разбрызган на глазах у матерей. Сколь прискорбно было глядеть на это зрелище, когда прекрасный город столь неожиданно подвергся разграблению, а его богатые жители, еще недавно наслаждвшиеся всевозможными радостями жизни, были сосланы нищенствовать в Венецию, Неаполь, Анкону и т. д. «Эти горделивые дворцы, которые даже и теперь возносят свои купола к небесам, были в одно мгновение низвергнуты в глубины преисподней»[2321]. И кого такое бедствие не повергнет в уныние? Поэт Теренций, как считают некоторые, утопился{1804} вследствие утраты своих комедий во время кораблекрушения. Когда бедняк, ценой постоянного недоедания скопивший наконец небольшую сумму, в одночасье ее теряет или ученый, посвятивший своим занятиям долгие часы, видит, что его труды оказались напрасными, чего же еще другого можно в таком случае ожидать? Я могу заключить вместе с Григорием{1805}: Temporalium amor, quantum afficit, cum hoeret possessio, tantum, quum subtrahitur, urit dolor, обладание богатством не доставляет нам столько радости, сколько мучений приносит его утрата.

2306

Maph. [Мафей <Вегий>.]

2307

Ortelius, Itinerario. [<Абраам> Ортелий. Путешествие <«Itinerarium» (1584)>.] Ob a