Анатомия Меланхолии

Взгляни на мир, и ты увидишь, что людей по большей части почитают соответственно их средствам и счастливы они, потому что богаты: Ubique tanti quisque quantum habuit fuit[2191] [Кто чем владеет, во столько же и ценится]. Кому же еще преуспевать и продвигаться по службе, как не ему? По мнению толпы — если человек богат, то не имеет никакого значения, как он этого достиг, кто он по происхождению, даровит ли, наделен ли добродетелями или отличается порочными наклонностями; да будь он хоть сводником, лихоимцем, ростовщиком, злодеем, язычником, варваром, подлецом, лукиановым тираном[2192]{1735}, «глядеть на которого куда опаснее, чем на солнце», но, если он при всем том богат (и к тому же еще и щедр), окружающие будут его почитать, восхищаться им, поклоняться ему, благоговеть перед ним и превозносить до небес[2193]. «Богатого почитают за его богатство» (Сир. 10, 30). Он будет окружен приятелями — ведь «богатство прибавляет много друзей» (Притч. 19, 4); multos numerabit amicos{1736} [насчитает много друзей], счастье прибывает и убывает вместе с его деньгами[2194]. Его будут считать милосердным, Меценатом, благодетелем, мудрым, рассудительным, красивым, доблестным, удачливым человеком, благородного духом, pullus Jovis, gallinae filius albae [отпрыском Юпитера, цыпленком белой курицы], подающим надежды и удачливым мужем, добродетельным, честным человеком. Quando ego te Junonium puerum, et matris partum vere aureum? [Когда же я увижу тебя, юноша Юноны, золотое дитя твоей матери?], как писал об Октавиане Туллий[2195]; усыновленный в это время Цезарем и ставший очевидным наследником столь огромного царства, тот был конечно же золотым ребенком[2196]. На него обрушиваются всевозможные почести[2197], должности, знаки одобрения, пышные титулы и напыщенные эпитеты, omnes omnia bona dicere{1737} [все как один твердят одно и то же], все глаза устремлены на него; благослови, Господь, его милость, его честь! Все отзываются о нем с похвалой[2198], каждый рекомендует его, каждый ищет и добивается его благосклонности, любви и покровительства, жаждет служить и принадлежать ему; каждый стремится к нему, как к Фемистоклу{1738} во время Олимпийских игр; стоит ему заговорить, и о нем уже восклицают, как некогда об Ироде{1739}, Vox Dei, non hominis, Да это глас Божий, а не человеческий! Ему сопутствуют все знаки преклонения, благоговения, все удовольствия, предметы изящества, его сопровождает Фортуна, она всегда неотлучно при нем, и ее золотая статуя, как и у римских императоров, располагается в его покоях[2199]{1740}.

он может пускаться в плавание, куда ему только вздумается, и по своей прихоти распоряжаться своим имуществом; веселое времяпровождение, роскошь и великолепие, приятная музыка, изысканная еда, прекрасные вещи и плодородные земли, нарядные одежды и богатое убранство, мягкая постель и пуховые подушки — все это к его услугам; на него трудится весь мир, тысяча ремесленников — его рабы, ради него они работают в поте лица, бегут, едут верхом, доставляя ему почту; церковнослужители (ибо Pythia Philippizat [Пифия и та на стороне Филиппа{1741}]), юристы, врачи, философы, ученые — в его власти и полностью предоставляют себя ему в услужение[2201]. Каждый ищет знакомства[2202] с ним или хотя бы с его родственниками, с ним хотят сочетаться браком, хотя бы он был олухом, простофилей, извергом, набитым дураком; uxorem ducat Danaen [его женой может стать сама Даная{1742}]; он может жениться на ком и когда ему угодно, hunc optant generum rex et regina{1743} [королевская чета жаждет видеть его своим зятем] — они будут отличная пара с моим сыном, моей дочерью, моей племянницей и пр.[2203]. Quicquid calcaverit hic, rosa fiet [Где б не ступил он, земля усыпана розами], где бы ему только не вздумалось появиться — трубят трубы, звонят колокола; ему во всем сопутствует удача, всяк жаждет оказать ему гостеприимство; куда бы он ни пожаловал, он желает обедать только в «Аполлоне»[2204]. А какие приготовления предшествуют его пиршествам![2205] Рыба и птица, специи и благовония, все, что способны предложить земля и море. Какая кухня, маски{1744}, веселье — только бы порадовать его особу!

Какое блюдо угодно будет отведать вашей милости?

Чем ваша честь предпочитает нынче позабавиться? Соколиной охотой или травлей дичи — быка или медведя, а может, картами, игрой в кости, петушиным боем, комедиантами, акробатами, шутами и пр. — все это к услугам вашей милости. Прекрасные дома, фруктовые сады и парки, террасы, галереи, беседки, приятные прогулки, восхитительные уголки — все под рукой; in aureis lac, vinum in argenteis, adolescentuloe ad nutum speciosae[2208] [молоко в золотых чашах, вино в серебряных кубках, юные красотки по первому мановению руки], вино, потаскушки, турецкий рай, небеса на земле. Будь он олух, простофиля или даже вовсе без царя в голове, а все-таки, коли родился с мошной (как я уже говорил), то jure haereditario sapere jubetur[2209] [будет считаться умным по наследственному праву] и конечно же должен быть удостоен во благовремении и почестей, и должностей: Nemo nisi dives honore dignus[2210] (Амвросий{1745}, Offic. 21), а поскольку никого достойнее его, разумеется, не сыскать, он непременно их обрящет, atque esto quicquid Servius aut Labeo [и, чего доброго, прослывет таким, какими некогда слыли Сервий или Лабеон{1746}]. Добудь достаточно денег и повелевай царствами[2211], провинциями, армиями, сердцами, руками и привязанностями. Папы, патриархи будут у тебя в капелланах и прихлебателях; в твою карету, как у Тамерлана{1747}, будут впряжены цари, а королевы будут у тебя прачками, императоры же будут вместо скамеечек для твоих ног; ты построишь больше городов и поселений, чем сам Александр, воздвигнешь вавилонские башни, пирамиды и мавзолеи, тебе будут подвластны небо и земля, и целый мир станет твоим вассалом; auro emitur diadema, argentum coelum panditur, denarius philosophum conducit, nummus jus cogit, obolus literatum pascit, metallum sanitatem conciliat, aoes amicos conglutinat [ведь королевский венец куплен за золото, врата небес откроются перед серебром, а чтобы купить философа, достаточно и пенни; от денег зависит отправление правосудия, фартинг кормит сочинителя, наличные обеспечивают здоровье, богатство привязывает друзей{1748}]. Вот почему, когда богатый флорентиец Джованни Медичи{1749} лежал уже на смертном одре, он призвал к себе двух сыновей — Козимо и Лоренцо — и не без достаточных оснований повторил им среди прочих разумных вещей нижеследующее: Animo quieto digredior, quod vos sanos et divites pest me delinquam, «Дети мои, я отхожу со спокойной душой — хоть я и умираю, а все же оставляю вас здоровыми и богатыми»[2212], ибо богатство правит всем. Ведь у нас теперь дело обстоит не так, как бывало, судя по Плутарху, среди сенаторов Лакедемона во времена Ликурга, когда «он отдавал предпочтение самым заслуженным, самым добродетельным и достойным этого звания»; в те дни невозможно было добиться такой должности ни ловкостью, ни силой, ни богатством, ни с помощью друзей[2213], но ее удостаивались только inter optimos optimus, inter temperantes temperantissimus, самые избранные из избранных и воздержные из воздержных. У нас нет никакой аристократии, разве только что в воображении: всеми олигархиями правят немногие богачи, которые поступают, как им вздумается, и пользуются привилегиями, поскольку на их стороне сила. Они могут безвозбранно преступать законы[2214], вести себя как им заблагорассудится, и ни одна душа не осмелится обвинить их; да что там, не посмеет даже возроптать: на это не обращают никакого внимания, так что они могут жить по своим собственным законам, не опасаясь последствий, покупая за свои деньги помилование, индульгенции и спасая свои души от чистилища и даже от самого ада; lausum possidet arca Jovem [Сам Юпитер заключен в их кубышке]. Будь они хоть эпикурейцы или атеисты, либертены, макиавеллисты (каковыми они нередко и являются), Et quamvis perjurus erit, sine gente, cruentus[2215] [Будь лжесвидетели, незаконнорожденные, запятнаны кровью], они все равно ухитрятся пролезть на небо даже сквозь игольное ушко; стоит им только пожелать, и их причислят к лику святых и со всеми подобающими почестями предадут погребению в мавзолее[2216]; их примутся восхвалять поэты, их имена увековечит история, в их честь соорудят храмы и воздвигнут статуи: E ma