Больница неизлечимо помешанных

[2] Если ты тот, кто породил Минерву, богиню мудрости, очисти их головы от великого немуцрия, которым они преисполнены; если ты справедливо назван Панонфеем, поскольку слышишь голос каждого, слушай и внемли не голосам, но настоящим воплям этих покинутых; если ты Юпитер Гостеприимец (Ospitale), столь прославленный поэтами, позаботься о тех, кто вопиет в Больнице (Ospidale), прося помощи; если ты Юпитер Домашний (Penetrale), столь любезный древним временам, позволь несчастьям этих людей проникнуть (penetri) не только в уши, но в сердечную глубь столь сострадательного бога; если ты тот Юпитер Каменный, что творит чудеса в камнях, можешь ли совершить большее чудо, чем из этих бесчувственных камней изгнать присущий им дикий и жестокий нрав? [3] Если ты тот Юпитер, коего все нарекли Гением из-за твоей склонности (genio) и влечения всем благодетельствовать, будь хоть немного благодушен, прошу тебя, с теми, кто имеет великую нужду в вящей твоей благосклонности; если ты тот Юпитер Чудотворный, что сотворил столь много дивного в прежние века, сотвори ныне такое чудо, чтобы терны сделались розами, чертополох — нарциссом, крапива — дроком: и тогда огласится веселым кличем вся Больница: «Да здравствует Юпитер Элицийский, Анксурский, Эгиох, Ликейский, Додонский, Лацийский, Диотейский, Хищник, Мститель, Пекарь, Аммон, Элейский, Кенейский, Атабирский, Касийский, Элевферий, Никефорий, Папей, Лукеций, Олимпий, Лабрианд, Лаприй, Мелион, Ассабин, Эрцей, Ларисий, Энесий, Плювий, Трифалий!»,[122] и с торжественными песнопениями все побегут в твои храмы, неся тысячу пучков дикой руты к твоему образу за очищение от великой дикости, что над ними властвовала. [4] Итак, уверенный в обычной твоей помощи (giovamento), я ожидаю для этих немощных должной поддержки и подспорья.

Рассуждение IV

О безумцах ленивых и нерадивых

[1] Средь племени помешанных уместно числить и неких ленивцев, или же нерадивых, которые, кажется, всегда в своих занятьях дремлют и столь великою косностью охвачены, что на них некоторым образом сбывается присловье Диогениана, то есть они спят Эпименидовым сном,[123] показывая себя в своих делах и занятиях — не скажу: грубыми и неотесанными, но беспечными, мешкотными и настоящими сонливцами. [2] О них можно сказать то, что говорят о киммерийцах: они-де таким мраком и столь великою мглою застланы, что лучезарный Феб навеки ушел в изгнание из их умов, как говорит об этом народе Гомер:

[3] Среди них можно не без основания поместить того Ватию, римского гражданина, коего Сенека в своих «Посланиях» вывел несравненным примером празднолюбия: состарившийся в бездействии, он дал повод для пословицы: когда хотят сказать о безумце, подлинно ленивом и нерадивом, говорят: Здесь покоится Ватия.[125] [4] На таковых, кажется, намекает поэт Овидий в этом стихе:

потому что, в самом деле, безумец этого рода так сонлив в своих действиях, что, можно сказать, почти мертв. [5] Поэтому мессер Данте, обозревая это жалкое племя, произнес следующие стихи по их поводу:

[6] Но если современные примеры способны сделать этих несчастных более известными свету, можно указать на примечательный пример Кауччо из Сан Люпидио,[128] который, отправившись в таверну в Синигалье, в то время как его сотоварищи весело отужинали и провели два часа за столом, потратил два часа с четвертью, завязывая шнурок на башмаке; и когда трактирщик, думая, что он поужинал с остальными, спросил, не укладываться ли ему спать, тот спросил у него шила, чтобы провертеть новую дырку, ибо ему кажется, что этот башмак еще не сидит на нем как следует.

[7] Не менее славен случай Маркетто из Пьомбино, который, идя в Рим с намерением найти хозяина и выучиться какому-нибудь ремеслу, чтобы зарабатывать на хлеб, наткнулся средь дороги на лежавший помехою камень и, начав его пинать перед собою, добрался до ближайших ворот Рима не прежде, чем все его сотоварищи, которые отправились в путь вместе с ним, уже на обратной дороге увидели, как он изнемогает над этим камнем, гоня его вперед: наконец у них на глазах он сунул камень себе в сумку, примолвив, что при подходе к римским стенам собирался вбить его туда, чтобы тот никогда больше не докучал чужеземцам, идущим в Рим.

[8] Эти жалкие и злополучные существа, лишенные смысла и разумения, нуждаясь в сиянии Аполлона, эмблему его как своего защитника выставили над своей палатой, оставаясь средь мглы и потемок в мрачном приюте своего безумия. [9] Посему в торжественной молитве прибегаем мы к помощи божественного Аполлона, говоря:

Молитва к божественному Аполлону

за безумцев ленивых и нерадивых

[1] О священный Аполлон, нареченный у греков Фебом,[129], ты, который своими золотыми кудрями утешаешь и веселишь оба полушария, всем отрадный, ни с кем не неучтивый, простри к этой слепой и нерадивой толпе помешанных свет божественных твоих лучей, дабы благодаря тебе они ощутили, как просвещается их разум, и, наслаждаясь твоим боготворящим сияньем, превозносили ту доблесть, что истребила надменных Киклопов, поразила преступных сынов Ниобы, умертвила проклятого змия Пифона, откуда и взялось имя Пифий, столь для тебя славное. [2] Помоги же, чтитель Амфрисского тока,[130] житель Парнаса, любитель Геликона, владетель Конского ключа, хозяин лавра, изобретатель лиры, наставник астрологии и князь врачевства, этим бедным нерадивцам, которые нуждаются в более глубоком врачевании, чтобы пролить им свет на недужный мозг, на обнищалый рассудок, на помраченный разум, на потерянную память; и как ты наречен Пронопием[131] за то, что избавил беотян от комаров, Лемием за то, что исцелил сицилийцев от чумы, Эретибием за то, что вылечил у родосцев головню,[132] так молю тебя, чтобы к этим благородным прозваньям, приличествующим твоему божеству, и к прочим — Фимбрей, Катаон, Киллей, Тенеат, Лариссей, Тилфоссий, Левкадий, Филлей, Либиссин, Сминфей, Патарей от Патары Ликийской, Кинфий от Кинфа Делосского, Киррей от Кирры, Кларий от Клароса в Колофоне, Ликий от Ликин, Гриней от рощи в Ионии, Мармарин от замка Мармарио — ты пожелал прибавить еще одно, Врач — от нерадивых, дабы во всем мире возносилось великолепными хвалами имя твое. [3] Если же ты милосердно позаботишься о них, как об упомянутых народах, узришь в Дельфийском храме пред твоим изображеньем посвященную пару очков великой зоркости,[133] как неложное знаменье, что ты позаботился и исцелил таких неразумных людей, как эти; и навеки пребудет твоею та честь, что слепые видят свет благодаря очкам Аполлона у них на носу. Так поспеши же с подмогой, ибо всякое мгновенье, что ты медлишь, нерадивые безумцы превращаются в вовсе несмысленных.

122

В этом перечне, как указывает Керки, многое заимствовано из книги Джиральди с искажениями: Dioteo — у Джиральди Dictaeus, Сепео — Cynetheus, Labriando — Labradaeus, Mellone — Maleaeus, Erceo — Orceus, Larisio — Larisseus, Enesio — Enaesimus, Trifalio — Triphylius (Garzoni 1993, 271; в свою очередь исправляем некоторые погрешности Керки).

123

«Спишь дольше Эпименида» (Adagia 1575, 392). Эпименид в отрочестве, пася овец, заснул и проспал 57 лет. В «Адагиях» ссылка на Диогена Лаэрция (I. 109): по замечанию Керки (Garzoni 1993, 271), она могла вызвать к жизни «Диогениана», за которого Гарцони, возможно, не несет ответственности: типограф мог понять прилагательное diogeniano, «Диогеново», как имя собственное и поставить перед ним предлог.

124

Нот. Od. XI. 14—16. Латинский перевод, цитируемый Гарцони, вероятно, взят из «Адагий», где приводится на пословицу «Киммерийские мраки» (Adagia 1575, 640—641). См. также: Textor 1566, 298.

125

Text. Off. VII. De variis virtutibus ac viciis: De ocio, ignavia, et socordia (Textor 1566, 1330); Sen. Ep. 55. 3—4. Пословица цитируется также в Piazza, disc. CXVIII (Garzoni 1605, 811).

126

Ον. Am. II. 9b. 17.

127

Dante. Inf. III. 49—51 (пер. M. Л. Лозинского).

128

Место не идентифицировано.

129

Источник этих эпитетов — Gir. De deis. VII (Giraldi 1548, 300—365).

130

Амфрис — река во Фтиотиде, подле которой Аполлон пас стада Адмета; см.: Verg. Georg. III. 2.

131

У Джиральди — Pomopio (Nom.) в основном тексте (Giraldi 1548, 323, об Аполлоне — избавителе беотян от комаров; ср.: Str. XIII. 64), но Apollo Pronopius в именном указателе.

132

Eretibio per aver sanato a’ Rhodiani le marovelle. П. Керки говорит, что marovelle соответствует rubigo («хлебная головня, ржавчина») лат. источника (Garzoni 1993, 274), С. Барелли — что это заблуждение и что marovelle (maroèle) у венецианцев значит «геморрой» (Garzoni 2004, 45), английские переводчики — что Гарцони, похоже, играет словами, поскольку marovelle означает и хлебную головню и геморрой (Garzoni 2009, 69; мы, однако, не нашли в словарях подтверждения, что marovelle может значить что-либо кроме геморроя). Исходим в переводе из того факта, что Гарцони отталкивался от текста Джиральди, недвусмысленно говорящего о хлебной головне (Rhodii quoque a rubigine, quam έριθύβην vocant, Apollinem Erithybium appellavere), и имел в виду именно ее, каким бы словом он ее ни назвал. Далее см.: Str. XIII. 64.

133

Occhiali di sessanta: Керки предлагает понимать это как «очки в 60 диоптрий»; во всяком случае, это значит «сильные очки». См.: Garzoni 1993, 274; Garzoni 2004, 45.