Страница 42 из 126
Едва заметный нажим на последнем слове – и непринуждённый шелест страниц. Какие победы над Тёмным Властелином записаны в пухлом томе? И собрал ли кто-нибудь в своей сказке полный Ковчег?
– В союзники?
– Вас это удивляет, наверное. Как там меня изображают в слухах – армия наёмников, куча продажных людишек на службе, да ещё те, которые дрожат под моей ужасной хромой пятою, – Шеннет укоризненно смотрит на правую ногу. – Будь я идиотом или законченным циником – я бы так и поступал. И моя история оказалась бы на редкость короткой. Понимаете, трусы, лжецы и продажные людишки – крайне полезные существа, когда их используешь. Но работать с ними по-настоящему решительно невозможно – сбегут, предадут или будут перекуплены, или всё вместе. Вы знаете историю Даггерна Шутника? Вот он делал ставку на такие кадры. Льщу себе надеждой, что я-то уж немного поумнее этого покойного монарха, а потому я предпочитаю людей верных. Нет, не лично мне, а… своим принципам, если хотите. Если человек не умеет предавать, если по-настоящему служит какой-то идее…
– Тогда он может от вас отвернуться. Если вдруг увидит, что вы слишком жестоки, к примеру.
Гриз изо всех сил старается, чтобы её голос не зазвучал мелодией горевестников – из погибающего поместья Нокторнов.
– Оправданные риски, я считаю, – Шеннет подкупающе улыбается. – К тому же даже в этом случае такой человек не станет втихомолку перебегать на сторону противника. И если уж плюнет в твою физиономию – сделает это честно, от всей души. Я ценю эту породу людей – если позволите так обозначить. Породу верных. Чистосердечных и желающих действительно что-то изменить в этом мире. Может, вам покажется, что это сентиментальщина – ну, я всегда полагал, что лучшие правители получаются из романтиков, которые со временем поднабрались цинизма. Из романтиков неизменных получается в лучшем случае Илай Вейгордский, а из изначальных циников – м-м-м… Даггерн Шутник подходит к этому сравнению?
Гриз кивает, показывая, что услышала. И неявно высказанный комплимент («Вы из той породы, которую я так ценю»). И приглашение в союзники. И то, что как-то потерялось за жизнерадостной болтовнёй первого министра Айлора.
– Это еще не ответ на вопрос – зачем вам варг?
Пустое, конечно. Ясно, что Шеннет приготовил по три ответа на каждый ее вопрос. Ложь, ложь поменьше, псевдоискренность. Вот бы хотя бы знать, что он ей выдаст.
– Гризельда. Гриз. Вы ведь, наверное, слышали о том, что я самый могущественный человек в Кайетте? О том, что я решаю судьбы ее мира, нависая зловещей тенью над тронами королей?
– …а стук вашей трости приходит в кошмарах к другим министрам. Я слышала, Эвальд. К чему был вопрос?
– Ну так вот, я – не самый. Наверное, это очевидно не для всех, – Шеннет беспечно жмёт плечами, задвигая коробку с игрой на место. Однако больше не улыбается. – Но понимаете… чем выше взбираешься, тем сильнее осознаешь свою ничтожность. Тем ближе оказываешься к силам, с которым не можешь совладать. И тем яснее видишь, насколько иногда бесполезна и беспомощна наша возня. То, что мы считаем великими интригами. Дворцовыми переворотами, войнами. Какой смысл писать любые истории – к примеру, хоть и о Великом Созидателе… К чему собирать корабль, который в ближайшем же будущем ждет крушение?
– Крушение?
Эвальд Шеннетский возвращается в кресло. Погружается в синь, словно в мягкие, лазурные волны.
– Вы же сами не раз говорили, что мир идёт к катастрофе. Не скрою, меня очень заинтересовала эта ваша теория. Более того – местами она, кажется, оправдывается.
Говорила… не раз и не два, и в основном – когда приходилось выступать перед важными шишками – вроде тех же благотворительниц. Когда доказывала – насколько нужен питомник. Или рассуждала о тех же прогрессистах – они-то явно тащат Кайетту в вир болотный со своими теориями! Только вот она не бросается такими высказываниями на каждом шагу, и невольно возникает вопрос – сколько же за ней следили по-настоящему?!
– Вы выражаетесь довольно туманно, Эвальд.
– Это потому, что я не знаю всего. Зачерпнул из колодца горстью и не вижу дна… пока что. Но в Кайетте назрели перемены. Что-то, что, возможно, отразится на всех нас. Может быть, разрушит все, что я создал. Что вы делаете, когда сталкиваетесь с угрозой, в которой ничего не смыслите, Гриз? Думаю, идете к тому, кто в ней хоть сколько-нибудь разбирается. Или к тому, у кого есть возможное оружие.
Гриз сглатывает, закрывая глаза.
– Оружие?
Голос Эвальда Шеннетского доносится теперь словно через толщу каменных стен.
– Я думал, между нами притворство уже и ни к чему. Мне известно, что вам удалось найти, Гриз. Мне назвать это вслух? Не нужно? Так и думал. И лишь вопрос времени – когда союза с вами будут искать и остальные. В Кайетте полно проницательных людей – а к Энкеру и без того было приковано излишнее внимание. Так что я не единственный, кто обратится к вам, Гриз… я просто хочу быть первым.
Гриз подавляет дурноту, потирая искромсанную шрамами ладонь – нервный жест, выработался после уходы из общины. Оружие – проклятый приговор, с которым хочется спорить – и не получается. Не после того, что она видела и помнит.
– Если вы знаете о том, что я нашла… вы понимаете, что я не могу этим управлять.
– Пока что, – улыбается ей мальчик, который так удачно просчитывал – куда свернёт чужая история. – Но я, как-никак, вырос в семье Мечников. Я лучше других знаю, что тот, у кого есть при себе меч, рано или поздно вынет его из ножен. Поверьте, я счастлив буду оказать вам любую помощь в ваших исканиях – а мои возможности… может, не так велики, как твердит молва, но кое-что я всё-таки могу, не так ли? К примеру, помочь с теми, кто захочет… хм, продолжим нашу метафору и скажем – отнять у вас найденное. И использовать по своему усмотрению. Выглядит так, будто мы можем оказаться друг другу исключительно полезными, Гриз. Когда то, что приближается –начнётся.
Если совсем немного прикрыть глаза, вдохнуть воздух с ароматом цветов и дымка от камина… можно вообразить себя на крепостной стене. Глядящей сверху на далёкие пылающие цветочные поля.
– Вы, значит, предлагаете своё покровительство?
– Именно так. Вашей группе и вам лично. Защиту, деньги и немаленькие возможности в будущем противостоянии. Информацию. И, возможно, наводки на случаи, которые могут пролить свет – я имею в виду, на всю эту чертовщину с варгами крови, прогрессистами, новопровозглашенным Первоваргом, терраантами и вир знает, с чем ещё.
Какая-то часть Гриз хочет рвануться – и улететь из комнаты, сбежать в коридоры и помочь Мел с поимкой терраанта. Эта часть говорит голосом Яниста Олкеста. Что такой человек, как Хромец, не может предложить ничего достойного. Что он из Айлора, что Хартию Непримиримости никто не отменял. И союзников из враждебных стран не выбирают – тем более таких союзников.
Другая часть голосом Лайла Гроски нашептывает: «Вот предложение, от которого нельзя отказаться».
– Мне кажется, вы предлагаете слишком много, Эвальд, – говорит Гриз осторожно. – Это неоправданная щедрость… или же неоправданные ожидания. Я слабый варг, и вам, конечно, известно, – она поворачивает ладонь, – остальные меня не жалуют. Те же силы, о которых мы говорили… очень возможно, что разобраться с ними не удастся вообще никому. Так что причины оказывать мне такую честь…
– …в вас самой, я говорил это раньше. Понимаете, Гризельда – я мог бы стать на ту сторону, которая предлагает более выигрышную программу. Только вот таких сторон нет. Прогрессисты, даарду, Кормчая, Гегемония Равных и эти варги, которые учиняют повсюду террор на своей крови… Сдаётся мне, каждая из сторон будет действовать в точности по кодексу Мечников. Не удивляйтесь, я с такой роднёй его наизусть выучил в детстве. «Щит для одного – меч для другого» – кодекс полон банальностями, но эта кажется подходящей. Защищаешь себя – убиваешь противника или, иными словами…
– «Щит для одной стороны – всегда меч для другой».