Страница 38 из 126
Как у госпожи Нокторн, на лице которой – следы иступленного горя.
– Она вас послала, она, да? – кричит госпожа с крыльца, забыв даже о приветствии. Она маленькая, хрупкая, и когда взмахивает руками – исчезает под своей старушечьей шалью, как под крыльями. И она изо всех сил пытается удержать себя от того, чтобы не броситься к ним навстречу. – Она узнала, она знает средство, вы поможете ему?!
Аманда за спиной поёживается: на нойя Энешти нечасто смотрят со всепожирающей, безумной надеждой.
– Мы постараемся помочь, – говорит Гриз. – Но нам нужно знать – как всё случилось.
Госпожа Нокторн просит называть ее просто Эльдой. Госпожа Нокторн проводит их в холл, где глухо отдаются шаги, где застоялся запах успокаивающих средств. И ломает руки, и пытается блюсти традиции и предложить им чаю, и говорит, что сейчас кого-нибудь позовет, и если у них только есть какие-то пожелания – все, что угодно…
– Нам нужно будет увидеть вашего сына, – говорит тогда Гриз. – Но сначала расскажите вы – что произошло.
– Я говорила ему, что его погубит этот поединок, – отвечает госпожа Нокторн тихо.
Она не плачет. Она рассказывала это уже сотню раз – врачам. И теперь только садится на софу, и ломает пальцы, и кутается в шаль, состаривая себя на десять, двадцать лет – хотя неизвестно, насколько ее и так состарило горе. И говорит монотонно и тихо, что ее сын был весел и готовился к поединку… да, к тому самому поединку. И когда сказали, что его ждет молодая женщина – он не испугался и вышел ей навстречу. А та закричала, что он разбил ей сердце и сломал жизнь, и бросилась на него с кинжалом, но он – опытный мечник – перехватил ее руки.
Тогда она начала пинаться и царапаться, и кусаться как безумная, потом прибежали слуги, скрутили ее и вытолкали вон.
– Ваш сын знал ее? – спрашивает Гриз, и госпожа Нокторн опускает глаза и шепчет, что он не был уверен… что может быть… наконец – что такое не в первый раз.
У Йеллта Нокторна слишком насыщенная любовная жизнь, чтобы помнить все победы.
– А к вечеру он занемог, – говорит несчастная мать. – Лекари говорят – это яд. Яд, от которого нет противоядия… но вы сможете, да? Вы же сможете? Раз вас прислала она…
– Я взгляну, сладенькая, – отвечает Аманда в ответ на взгляд Гриз. – Я попытаюсь.
Потом они идут по поместью, где у слуг – испуганные и изнуренные лица, где обитает дух лекарств. Где еще бродит призрак юного веселья: вот коллекция оружия на стене в зале, белый платок, подаренный кем-то, лежит в углу. Портрет юноши с золотистыми вьющимися локонами, в костюме охотника.
В последнем коридоре благовония не могут скрыть тяжкий запах гниющей плоти. Гриз бросает предупредительный взгляд на Аманду – гляди в оба – и спокойно входит.
В комнате зашторены окна. Слабо жужжит какая-то муха. Слышится тяжелое, свистящее дыхание. И лежит что-то разбухшее, фиолето-багровое на кровати, истекает гноем и по временам сипло кашляет, и глаз не видно из-за треснувших щёк. Остатки потускневших локонов пристали к подушке – вылезают клочьями.
Рядом обретается лекарь с даром Травника – разгоняет тяжкий запах отварами и вздыхает с облегчением, когда хоть кто-то входит.
– Кажется, удалось замедлить процесс, – скучно говорит он. – Но пока что заметных улучшений не видно.
И из него это страшное место выпило жизнь. Он немного пробуждается, только когда Аманда бросает на него заинтересованный взгляд и воркует ласково: «Господин травник, ах, как хорошо, что вы здесь, вы же мне расскажете о симптомах, да-да-да?»
Лекарь сдается мгновенно, даже осмеливается подкрутить усы, бормочет:
– Я, собственно, предполагал, что это может быть как раз что-то связанное с ядами нойя, так что ваше присутствие… я бы, конечно, не осмелился пригласить вот так, напрямую…
И удаляется с Амандой под ручку в коридор, и оттуда начинают звучать вопросы и ответы, термины и названия трав.
– Все хорошо, – шепчет госпожа Нокторн тому, который лежит и умирает на кровати. – Смотри, это она прислала, госпожа Виверент прислала, они тебе помогут.
Йеллт Нокторн прерывисто дышит, рассматривает Гриз щелями глаз.
– Собственно, я достиг успехов лишь в обезболивании, – доносится из коридора. – Но основные симптомы…
– Эльда, – говорит Гриз мягко. – Мне нужно поговорить с ним наедине.
Мать не спорит, мать подчиняется тут же. Механические движения. На грани безумия от горя. Готова на все, все, все, только бы хоть кто-то, что-то…
– Вы… не от нее.
Голос у умирающего высокий и сиплый. Слова выходят невнятными: за губами в язвах нет некоторых зубов. Но он смотрит с таким отчаянием, будто ждал именно этого визита и обдумывал, что скажет.
– Не от нее. Она бы не прислала. Вы от него.
Гриз молчит и смотрит, не делая ни утвердительных, ни отрицательных жестов.
– Скажите, что я… я умоляю, я сделаю, что он скажет, я… что угодно, только пусть… пусть он прекратит это, пусть… Я отказался от поединка, я же писал ему. Что он еще хочет?
Чтобы ты мучился, – думает Гриз. Неужели неясно? Эвальд Шеннетский подослал к тебе ту женщину с ядом, не чтобы ты откупался от него. Даже – не чтобы ускользнуть от рокового поединка. Он просто хочет, чтобы ты умер медленно и в мучениях.
Но бывший дамский угодник Йеллт – обезображенный, измотанный болью и гниющий заживо – так и не понял этого. И все еще надеется откупиться.
– Любые условия… что угодно, что угод…
– Господин Нокторн. Мы не посыльные Эвальда Шеннетского. И мы постараемся вам помочь. Но сначала – я хочу, чтобы вы ответили на мои вопросы. Честно ответили на мои вопросы.
– Что угод…
Умолкает, издавая клокочущие звуки – вот-вот захлебнется рвотой и гноем. Но Гриз не привыкать. Она подходит и помогает Йеллту перевернуться, и подносит к его губам небольшой медный тазик, который стоит у кровати. Потом дает отвар – прополоскать рот. Промокает губы. И спрашивает между делом:
– Вы любили Касильду Виверент?
Йеллт Нокторн, задыхаясь, мотает головой.
– Просто… ухаживал. При дворе так… часто.
Да, роман с такой труднодоступной добычей, как жена Хромого Министра может придать блеска в глазах других придворных. Любовные приключения – просто еще одна разновидность охоты. Так сказал бы один устранитель.
– А она вас как-то выделяла?
Не отвергала, но и не выделяла. Это он успевает сказать между приступами удушья. Принимала его ухаживания – как и остальных, у нее же было много поклонников. Соглашалась танцевать и отвечала улыбками на его шутки.
– А в тот вечер? Когда Эвальд Шеннетский бросил вам вызов?
В тот вечер он перешел черту. Танцы, игристые вина, восхищенные взгляды женщин и благосклонность Касильды, чувство собственной неотразимости (и неубиваемости – добавляет Гриз мысленно – он же пока что выигрывал все свои дуэли). Перешел черту, потому и стал целовать ее тогда в коридоре. Она пыталась оттолкнуть его, но он не слушал – думал, это она просто ломается, последние капли стыдливости, может – еще страх перед мужем.
«Замужние дамы так часто», – сказал он тоном обиженного мальчика, который так привык брать препятствия с разбега, что не понимает – что же на этот раз пошло не так.
Не так пошел Эвальд Шеннетский.
– Я вижу, вы здесь хорошо проводите время.
Гриз кажется, что она слышит стук тросточки – а может, это горевестники ходят по крыше. Мог Хромой Министр сделать вид, что ничего не заметил? Кто знает – в любом случае, после этих слов все могло кончиться только поединком.
– Кажется, ваша жена была совсем не против моего общества, господин министр. В любом случае, если вы вдруг считаете, что я оскорбил вашу честь – знаете ли, с радостью… предоставлю вам со мной рассчитаться по всем правилам дуэльного кодекса. Не хотите ли бросить вызов? Или, может, желаете поразмыслить – это же в ваших правилах, размышлять...
Златоволосый любимец дам шутливо раскланивается перед невысоким человеком, опирающимся на трость. Жаль, воображение отказывается подсказывать – как смотрит на глупого любителя поединков Эвальд Шеннетский: с иронией? Может, с удивлением или с жалостью?