Страница 35 из 126
Сама загораживаюсь софой и торчу у двери. До боли идиотское зрелище.
Наступает ночь, а мы всё сидим в засаде. В открытую дверь заглядывают разве что коты. Оценивают наши ожидания презрительным «Мяу». Через час приходится прикрыть окно: в совсем выстывшую комнату веретенщик вряд ли полезет. Разжигаем камин. Ничего.
Ещё через полчаса является мрачная Грызи: Пухлик прислал весточку.
– В общем, на территории их шесть.
Слуги Виверрент явно много чего повидали: у всех морды тяпками. Даже когда я употребляю словечки, которые не к лицу бы девице Драккант.
– Найду, какая скотина их сюда посадила – всех этих веретенщиков запихну ей в…
– Становись в очередь – будешь за Амандой. Она клянётся, что Ночь Искупления Шеннета покажется зачинщику лёгким отдыхом. Извела на местного Мастера половину эликсиров правды – похоже, тот не при делах.
– Значит, дело в стряпчем. Этот-то где?
– Был эвакуирован вместе со всеми, но во втором поместье его не оказалось. То ли отлучился, то ли ударился в бега. Его ищут.
Голос у Грызи похоронный. Видать, Морковка не нарыл – кто может быть возлюбленным Дамы? Гриз мотает головой. Но работу Его Светлости оценивает на высший балл – говорит, он там присох к Водной Чаше, несмотря на ночное время. И как-то пережил трёхчасовую беседу со вдовой Олсен.
Янисту придётся потом пару девятниц успокоительное пить.
Грызи предлагает остаться. Я предлагаю ей быть поближе к Даме, которую кто-то так настойчиво хочет ухлопать. Кто там знает, может, во дворце куча слуг, купленных Хромцом. И нужно же кому-то в оранжереях проверять патрули. И расставлять со слугами ловушки в коридорах.
Подруга бормочет что-то про то, что замок окончательно превращается в крепость. Оставляет меня с моей рыбалкой.
И местность отличная, и наживка, да вот – не клюёт.
– Ш-ш-шесть сволочей на территории, куда ж они подевались все…
Слуги молчат – посапывают только из углов. Тот, что с Даром Воздуха – худой и длинный, один из «снеговиков» вообще жестами общается, второй всё шею вытягивает.
Жердь, Молчун и Лебедь.
В дверь заглядывает Шипелка – свистит чего-то про безумных Людей Камня. Приносит с собой резкую вонь чеснока, камфары и помёта. Взамен обычного крапивно-жухлого амбре. То ли думает отпугнуть ящериц, то ли у терраантов такое понятие о духах и светских церемониях. Ещё через час приходит Грызи.
– Нашли стряпчего, он к семье отлучился. Допрашивают с эликсирами, результат пока нулевой. Заодно опросят тех, кто тут комнаты убирает. И тех, кто ответственен за одежду Касильды – на всякий случай.
Голос у неё хриплый – ясно, почему.
Раз это не Мастер, не стряпчий, не слуги – это мы. Кто-то из нас. Да какое – кто-то.
– Тербенно же говорил – он из Гильдии?
Грызи молчит с ожесточением кирпичной стены. Пухлику бы лучше не возвращаться во дворец подольше. Если это его рук дело – такое ему устрою…
Только очереди дождусь.
– Свяжись с Мясником – пусть тот понажимает на слабые точки.
Молчание становится гранитным, и между мной и подругой воздвигается невидимая стена с башнями и бойницами.
– Что? Раз в жизни принесёт пользу.
Без толку. Грызи не может отдать приказ пытать одного из «тела». Дело даже не в варжеских запретах. Как человек не может. Она кучей принципов прямо с Морковкой может померяться.
– Ты хотя бы сказала за Пухликом следить?
Кивает с больным видом. Ладно, надеюсь, Палач не прошляпит, если что.
Слуг приходится отпустить и запросить в дозор новых – а то концентрацию потеряют. Веретенщиков упорно нет. Через час после полуночи приходит известие о новой атаке – тварь схоронилась под подушкой слуги. Мантикора их жри – теперь ещё подушки перетряхивать! Слуга не в «чёрном сне», но заработал фингал от супружницы, потому что её поцелуй не сработал, а поцелуй её лучшей подруги – очень даже.
На всякий случай осматриваю место семейной драмы – сперва так, потом с туфлей Касильды. Туфлю держу в перчатках и через ткань. Без толку. Неужели ошиблась в расчётах?
Надо бы проветрить башку. Оставляю усиленный патруль в комнате с ловушкой и обхожу оранжереи. Они освещены – мерцающим, рассеянным светом, в зелени повсюду прячутся светильники-артефакты. Даже регулируются – от «солнечный день» до «интимный полумрак». Папаша сказал бы, что кто-то дурной ввалил сюда сотню пудов золотниц.
В одной руке – фонарь, во второй – арбалет. Со мной два кота, так что нескучно. Чёрный Барон ступает рядом. Прыгучий Резвун убегает вперёд и облизывается на певчих тенн.
Тенны распелись вовсю – густая, переливчатая музыка, оркестр арф и свирелей. Каждая выводит свою мелодию. Видят меня, радуются и поют погромче – артистки.
У ночных оранжерей – строгий наряд: снег и серебро, приглушённые переливы розового и сиреневого. Раскрываются и скромно пахнут ипомеи, подлунницы – серебристые маргаритки, ночные гладиолусы. Голову поднимает «Леди Ночь» – разодевается в пышный белый траур. И повсюду искрис-трава. Днём – незаметная пушистая травка, а ночью выпускает длинные стебли, опушённые синими искрами.
Я пытаюсь понять – что могла прошляпить. Какого вира веретенщики не ловятся на тот же состав? С Касильдой и двумя служанками вон как пёрли. Разве что он может вычхаться. Рассеяться. Спросить Конфетку – как сделать запах гуще… Главное при этом самим не вляпаться. Вляпаться… самим…
Впереди мелькает что-то быстрое, разноцветное, как оживший цветок. Каплей скользит по крылу фонтана-феникса, соскальзывает в траву. Бесшумно, но вижу, как колыхнулись стебли: идёт на меня. Перехватываю правой ладонью артефакт холода.
Шорох, боевое урчание. Рыжий кот с размаху, грудью падает в траву. Воинственно завывая, вцепляется во что-то зубами, отпрыгивает, бьёт лапой. Рычит и снова напрыгивает, кусает, отпрыгивает.
– Уходи, Резвун! – ору я. – Брысь оттуда!
Не могу бить холодом – попаду по коту, а он не уходит. Мелкая, переливающаяся ящерица взвивается из травы прыжком – пытается уйти в кусты. Рыжий кот кидается ей вслед, оскаленный и вздыбленный. Хватает юркую дрянь и валяется, шипя, колошматя зубами и когтями.
– Резвун, уходи, уходи!
Вёрткая ящерка выворачивается, выскакивает на дорожку – и попадает под тяжкую лапу Барона. Тот делает мгновенное движение, клацает челюстями.
Голова веретенщика у него в пасти.
Это точно веретенщик. Переливающееся тельце в пядь длиной. Крупный для своей породы – я три чучела видела, из самых последних, прибитых каким-то там Орденом лет семьдесят назад. Те были меньше и не такими разноцветными.
Барон отплёвывает голову, тело веретенщика бьётся в конвульсиях. Подходит Резвун, с вопросительным мявом шевелит тушку рыжей лапой. Тушка замирает совсем. Кот разочарованно вздыхает, разворачивается и начинает закапывать трофей.
Достойный конец для мелкой дряни. Глажу котиков, говорю им, какие они умнички. Барон мурлычет, Резвун носится вокруг и предлагает играть.
Разжимаю ножом челюсти у головы веретенщика. Зубы складываются внутрь пасти, как у змеи. Железы с ядом – будь здоров. Яд, скорее всего, способен размягчать древесину – неудивительно, что они откуда угодно выбираются.
В пасти полно шерсти. Резвуну досталось несколько укусов, но в основном зубы веретенщика просто вязли. Сказать всем – одеваться поплотнее, перчатки, шарфы, на лица маски…
Резвун мурлычет, носится – по нему не скажешь, что укусили. Ну да, веретенщиков выводили как оружие против магов. На кошек вряд ли действует.
– Из вас бы получились патрули куда получше, – говорю котенькам. Глажу гордую свиту, прихватываю дохлого веретенщика, двигаю в замок. Надо передать Конфетке дохлую тварь – вдруг на противоядие поможет.
Новостей нет: ни сведений от Морквы, ни новых укусов, ни чего-либо хорошего по допросу стряпчего. Взбадриваю Грызи новостью о том, что у нас теперь пять веретенщиков. Если местная кошачья рать не сожрала мимоходом и всех остальных.