История черного лебедя

Как бы хотелось, чтобы мне было не все равно.

Я уничтожена. И не переживу, если его у меня заберут.

— Если бы это избавило тебя от боли, Маверик, то я тоже хотел бы оказаться на его месте, — тихо и искренне отвечает он.

Мужчина не двигается. Не ослабляет свою хватку, даже самую малость. Держит меня здесь, привязывая к месту, частью которого я не хочу быть.

Он не двигается, и я тоже.

Мы сидим вот так, прислонившись друг к другу, и молимся, как никогда раньше.

Глава 2

Одиннадцать с половиной месяцев назад

Маверик

Паркуюсь на пустынной тусклой стоянке, поворачиваю ключ в положение «выкл» и сижу несколько минут, собираясь с мыслями. В свете уличного фонаря я замечаю блеск обручального кольца. Вытягиваю руку и изучаю его, игнорируя французский маникюр, который пора обновить.

Оно выглядит потрясающе. Почти безупречная огранка бриллианта в три карата в форме квадрата, который окружен россыпью таких же камней, заключенных в платину. Обручальное кольцо может похвастаться еще двумя каратами округлых бриллиантов, расположенных по всей окружности.

Оно было куплено с любовью. Подарено с доверием. Но ни того, ни другого я не заслуживаю.

Смотрю на дорогую вещицу и все еще не верю, что сделала это.

Я вышла замуж.

Замуж.

За Кэла Шепарда.

Своего лучшего друга с тех пор, как научилась ходить.

И брата мужчины, с которым я действительно хочу быть.

Теперь я миссис Шепард. Какая ирония. Фамилия, которую мне всегда хотелось носить. Вот только не совсем так, как я себе представляла.

Не могу вспомнить ни одной секунды своей свадьбы после того, как я ушла от Киллиана. Не помню, как отец подвел меня к алтарю и передал жениху. Не могу вспомнить ни клятв, которые я произнесла, ни приветственных криков толпы, когда мы с Кэлом вышли из церкви. Вкус нашего свадебного торта ускользает от меня даже сейчас — две недели спустя. Аккорды нашей свадебной песни — просто белый шум. Ощущение, как мой муж двигался внутри меня в нашу первую брачную ночь, было больше похоже на то, словно это происходило с кем-то другим, пока я отстраненно наблюдала сверху.

Ситуация настолько запуталась, что я едва могу справиться с ней. Во мне происходит саморазрушение. И непонятно, как это прекратить.

Я катаюсь на эмоциональных «американских горках» уже больше двух лет. С того дня, как Киллиан Шепард женился на моей старшей сестре. В одну секунду я все еще нахожусь в шоке, а в следующую уже хочу умереть. Внешне мне приходится изображать идеальную счастливую молодую жену, но внутри меня лишь блокада, не имеющая выхода. Наверное, так называется отчаяние.

А еще я злюсь. Ужасно злюсь.

Все время.

На Киллиана. На Джилли.

На Кэла, который женился на мне, отказываясь видеть то, что находилось прямо перед его носом.

На этот богом забытый городок и жизнь, к которой я теперь прикована.

Но больше всего злюсь на себя. Почему не могу отпустить мужчину, который изливал свою любовь загадочными словами, а в итоге показал истинное лицо реальными действиями. Почему я не могу ответить на любовь парня, который ценит меня больше, чем воздух или жизнь, или свой драгоценный отреставрированный Camaro 1969 года? Если бы могла, я бы вернулась назад во времени и изменила ход вещей.

Во-первых, никогда бы не позволила себе безнадежно влюбиться в Киллиана Шепарда. В этого лжеца. Предателя.

А как же чувство вины? Боже… чувство вины. Из-за него весь этот презренный сценарий завернут в аккуратный маленький и насквозь фальшивый пакет, туго завязанный блестящим бантом позора.

Тосковать по чьему-то мужу — это одно. Но тосковать по чьему-то мужу, когда находишься замужем за его братом… В этом случае безнравственность поднимается уже на совершенно новый уровень. Однако речь идет обо мне. А я всегда находила способы обойти границы приемлемого социального поведения.

Печаль и сожаление окутывают меня со всех сторон.

Мое обручальное кольцо символизирует предательство. Двуличность. Собственное саморазрушение. Оно должно принадлежать кому-то другому. Кому угодно, только не мне.

Я люблю Кэла. Люблю. И не могу представить себе ни дня своей жизни без него. Последнее, чего мне хочется, это причинить ему боль, но не знаю, смогу ли когда-нибудь полюбить другого мужчину так же, как люблю Киллиана. Совершенная мною ошибка не принесет ничего, кроме боли любимым людям. На этот раз я зашла слишком далеко и теперь не знаю, как это исправить.

Глубоко вздыхаю, зная, что ответов не найти. Во всяком случае ни одного, с которым я хотела бы столкнуться лицом к лицу.

Перевожу взгляд на часы. Половина пятого утра. Черт, пора зайти внутрь. Иногда мне трудно притворяться, и после двух предыдущих недель сегодняшний день станет для меня настоящим испытанием и покажет, насколько хорошо я усовершенствовала свои актерские навыки, раз вернулась обратно в эту чертову дыру в штате Айова.

Дасти Фаллс.

Население — пять тысяч триста тридцать девять человек по данным последней переписи. Конечно не совсем, как Уэт Чир (прим. Деревенька в штате Айова, с населением менее семисот человек), но уже близко. Каждый знает твое имя. В особенности мое, учитывая, кем является мой отец.

Глядя в зеркало заднего вида, я приклеиваю фальшивую улыбку и проверяю ее.

— Хорошо провела время? — шучу я, наблюдая за собственной реакцией.

— Супер! — отвечаю сама себе же.

Ай. Это было ужасно. Мой голос звучит, как расстроенное пианино.

Ещё разок.

— Хорошо провела время? — повторяю снова.

— Боже мой, это было потрясающе! — говорю я своему отражению, впрыскивая в себя фальшивый энтузиазм.

«Эй, убери-ка этот акцент гламурной девицы, и пройдешь тест. С грехом пополам».

Выйдя из машины, я иду по тротуару к заливу, освещенному единственным фонарем. Тем самым, что принадлежит мне. Позволяю себе немного побродить в тишине. Вдохнув запах сладостей, я практически сразу ощущаю аромат выпечки. Чувствую гордость за то, что хоть раз жизни сделала что-то правильно. Смотрю на еще не включенную неоновую вывеску, которую спроектировала я, и улыбаюсь.

Cygne Noir Patisserie.

Пекарня «Черный Лебедь». Мое детище. Единственное утешение, в которое я могу полностью погрузиться.

— Я скучала по тебе, — шепчу я, крепко сжимая ключ в кулаке.

Открытие французской пекарни в маленьком городке, который населен людьми со скромным достатком, было огромной авантюрой, но все прошло хорошо. Гораздо лучше, чем ожидалось. Хотя Кэл, конечно, так не думал. Он всегда считал, что пекарня — именно то, что нужно в этом душном городишке.

И оказался прав.

Вижу движение внутри и качаю головой. Визгливый голос Мэри-Лу раздражает — то есть приветствует — меня в ту же секунду, как я вхожу в стеклянную дверь.

— Как все прошло?

Я бы сказала, что меня выдал щелчок замка или звон колокольчиков, бьющихся о стальную раму, но это было бы ложью. Бьюсь об заклад, Мэри-Лу пришла сюда еще до четырех утра. Пантера, ждущая в кустах своего шанса наброситься.

Больше всего я боялась именно этого. Двадцати вопросов и испытующий, понимающий ястребиный взгляд. Она будет следить за каждым движением моих пальцев, слушать каждую интонацию в моем тоне, или следить за моей рукой, когда я буду заправлять непослушную прядь волос за ухо. Она найдет все необходимые ответы лишь в моих движениях.

Девушка слишком проницательна, но, ведь… она знает правду. Всегда знала. Мэри-Лу была моей лучшей подругой с первого класса, когда я спасла ей жизнь.

По крайней мере… она так считала. Я всего лишь спасла ее длинные, до пояса, волосы от стрижки, когда Пити Маршалл сунул в них не один, не два, а целых три гигантских комка жвачки. Прямо в корни. Девочка стояла в туалете, пытаясь вырвать их вместе с пучками своих светло-рыжих волос, когда я взяла ее за руку и отвела в столовую, попросив у буфетчицы немного арахисового масла. Через полчаса, и на несколько сотен прядей светлее, Мэри-Лу была избавлена от жвачки. От нее несколько дней несло арахисом, сколько бы она ни мыла голову, но, по крайней мере, девушка сохранила свои прекрасные локоны. Те, что у нее есть и по сей день. Точно такие же, как и в первом классе. Мэри-Лу определенно пора сменить образ.