Наваждение.

С тех пор начались наши встречи. Спустя недолгое время мы стали встречаться чаще, в основном по будням. В выходные Тереза была очень занята, и мне приходилось проводить их в одиночестве. Я совсем забросил свой очерк, живя только расписаниями наших встреч. В один из дней, очень дождливый и пасмурный, нам некуда было особенно податься, мы выпили кофе в кафе, и я заметил, что Тереза немного нервничает. Я спросил, в чем дело? Она загадочно посмотрела на меня, словно думая, стоит мне сказать или нет? Я взял ее за руку и прижал ее к своим губам. Тереза решилась.

– Тут недалеко есть гостиница, хочешь, зайдем? Там бар и дискотека…

Хотя ее предложение выглядело вполне невинно, я сразу понял, о чем идет речь. Сердце заухало в моей груди, и я кивнул. Гостиница была старой и грязной, но меня это не смутило. Где–то сбоку грохотала музыка, но я прошел к стойке и заказал номер на двоих. Портье равнодушно взял деньги и дал нам ключ, даже не посмотрев в сторону Терезы.

Мы поднялись наверх и вошли в номер. Обстановка оставляла желать лучшего, комната была неряшливой и выглядела как помещение в потасканном борделе, с аляповатыми шторами и кроватью, заправленной розовым покрывалом. Я взял с собой бутылку рома и фрукты. За неимением других мест, мы сели прямо на кровать, и я налил нам ром. Тереза немного смущалась, и я тоже вдруг оробел. Я мечтал об этом все время, что мы встречались, но когда это случилось, на меня напало что–то вроде столбняка. Мы много целовались с Терезой, но дальше этого не шло, и вот теперь… Тереза потянулась за апельсином, платье ее задралось, обнажив смуглое гладкое бедро, и тут меня прорвало… Я рывком притянул ее к себе, и начал исступленно целовать в лицо, шею, губы. Она запрокинула голову, платье сползло с плеча, и мои губы спустились ниже, а поцелуи сделались более страстными. Тереза сама расстегнула молнию, и скинула платье. На ней было ярко–розовое кружевное белье, и я краем своего разгоряченного сознания понял, что она готовилась к тому, что сейчас происходит…

Для меня это была волшебная ночь. Ощущение счастья было таким острым и пронзительным, что мне хотелось кричать. Буря чувств переполняла меня, и я готов был прыгнуть с балкона, чтобы затушить этот пожар. Я не знаю, значила ли эта ночь для нее то же, что и для меня, она всегда выглядела немного отстраненной, но мне казалось, что моей любви с избытком хватит на нас двоих. К моему чувству примешивалась романтика чужой страны, и эта гремучая смесь кружила мне голову так, что я с трудом держался на ногах… В тот раз Тереза разрешила мне проводить ее до дома, остановившись на некотором удалении от входа.

Потом мы еще несколько раз ходили в ту гостиницу, но на ночь мы уже не оставались. Тереза вечно спешила, боялась тетю, и все мои уговоры не оказывали на нее должного воздействия. Полностью находясь во власти своей любви, я не заметил, как прошло время. До отъезда оставалось всего ничего, и мое настроение ухудшалось с каждым днем. Я не мог себе представить, как я буду обходиться без Терезы, и не знал, что мне делать. Я до последнего не хотел говорить ей, что скоро мы уезжаем, но за две недели все–таки сказал. Мы сидели на пляже, опустив ноги в воду, и слушали шум накатывающих на берег волн. Она грустно посмотрела на меня, улыбнулась печальной улыбкой и пожелала счастливого пути. Я притянул ее к себе и стал неистово целовать, твердя, как заведенный, что люблю ее. Кажется, я что–то говорил о том, что скоро вернусь, или заберу ее, что–то донельзя глупое и вздорное. То, что я знал, никогда не будет, и потому еще более пошлое. Тереза молчала, очевидно, тоже сознавая это, но щадя меня и мои чувства к ней. Против обыкновения она не пошла домой в назначенное время, а скинула платье и позвала меня купаться. У нее не было купальника, но мы сидели в тихом месте за большим валуном, и было уже совсем темно. Я тоже скинул одежду и пошел за ней. Море ласково обволакивало разгоряченное тело, его прикосновение было теплым и приятным. Мы занялись любовью прямо в воде, потом продолжили на берегу, но грусть не оставляла меня ни на минуту. Это было что–то вроде акта прощания или расставания. Того безнадежного расставания, которое носит оттенок фатальности. В душе я пролил море слез, но ночь скрыла мою печаль, и я был ей за это благодарен. Когда мы оделись и пошли с пляжа домой, Тереза сказала:

– Прощай. Мне было очень приятно познакомиться с тобой. – Эта фраза оглушила меня, потому что прозвучала, как в учебнике иностранного языка для начинающих. – Я больше не приду. Пока. Счастливого пути.

– Тереза… – Я сам не понимал, чего я жду от нее в такой ситуации, но ее слова сильно разочаровали меня. Наверное, я хотел слез и истерик, поцелуев и жарких объятий, клятв в вечной любви и обещаний ждать до гробовой доски. Но ничего этого не было, и на меня будто вылили ушат ледяной воды.

Тереза будто поняла смятение моих чувств, и улыбнулась.

– Прости, я… не нужно заходить слишком далеко, иначе будет очень больно… очень–очень больно… мне нужно работать, я кормлю семью… мне нельзя тебя любить… – мне показалось, что я заметил слезы в ее глазах, но она отвернулась и быстро пошла вперед…

Я еще долго стоял, как соляной столб, а потом медленно поплелся в свою гостиницу.

А потом я совершил глупейший поступок, который нанес моему светлому чувству тяжелый удар.

До отъезда оставалось время, и я мучительно захотел увидеть Терезу еще раз. Как–то вечером, за несколько дней до возвращения на родину, я пошел к ее дому и стал ждать, притаившись в густых зарослях, в надежде встретить ее и поговорить. Я понимал, что выгляжу донельзя глупо и нелепо, но ничего не мог с собой поделать, и потому продолжал ждать, стиснув зубы и заглушая голос разума. Я невольно вторгался на запретную территорию, и мне было немного страшно, хотя я до конца не отдавал себе отчет, чего именно я боялся. Запах неизвестного растения плотно обволакивал меня, и мне казалось, что я сойду с ума, если останусь здесь еще хоть на минуту.

Но я взял себя в руки, справившись с приступами дурноты. Стемнело, стало плохо видно, и я хотел подойти поближе, но тут дверь дома, где жила Тереза распахнулась, и оттуда вышла толстая тетка в джинсах и майке. В зубах ее торчала сигара. Я невольно усмехнулся. Она показалась мне похожей на пирата, так гротескно она выглядела.

Тетка встала в дверном проеме, подперев мощным торсом косяк и задымила сигарой, пуская сизый дым вверх. Я напрягся. Внутренний голос вовсю кричал, что мне лучше сейчас уйти, пока еще не поздно, и оставить все, как есть, но я не желал его слушать.

Вдруг откуда–то сбоку показался силуэт. Когда он вошел в зону, освещенную светом из двери, я увидел, что это мужчина, иностранец. Он был не очень молод, но и не стар. Скорее всего, англичанин. Я понял это, услышав обрывки его речи. Он о чем–то беседовал с теткой, она бурно жестикулировала. Кажется, они вели разговор о деньгах, и было очень похоже, что они торговались. Наконец тетка бросила сигару и крикнула что–то в сторону помещения. Я замер. Я услышал имя. Это имя стучало у меня в висках, и я боялся поверить своим ушам. Но через пару минут из комнаты вышла Тереза, наряженная, как кукла. На ней было открытое короткое платье, обнажавшее плечи, с глубоким декольте. Волосы свободно спускались на спину, а губы были накрашены яркой помадой. Я совершенно отчетливо видел все это, потому что она стояла на свету, в проеме двери, а я смотрел на нее из темноты. Увидев Терезу, мужчина замолчал, оценивая ее, а потом отсчитал наличные и взял ее за руку. Тереза спокойно пошла с ним, он обнял ее за талию, и они ушли вглубь квартиры, исчезнув из поля моего зрения. Тетка тоже ушла, оставив дверь приоткрытой.

Я был раздавлен. Я был уничтожен. Мне хотелось вышибить эту дурацкую дверь одним ударом и затолкать сигару прямо в глотку толстой тетке Терезы. Я все понял теперь. Я понял, почему Тереза все время спешила домой, и боялась тетку. Понял, почему она была так занята по выходным.