Страница 108 из 122
Горизонт событий Spatium fuga Повесть
ПРИМА
…А по вечерам за моей стеной играла музыка. Каждый раз — новая. А может, и не новая, просто другая. Слов не разобрать, а мелодии я запоминаю плохо.
Комнатка у меня небольшая. Из мебели — необходимое: стол, стул, шкаф, диван, кресло. Зато окно — просторное. В нем — скучный темноватый двор, но дальше, между домами, можно увидеть кусочек сквера.
Питерская коммуналка. Кроме моей комнаты в квартире еще две. Одна опечатана и пустует. Там раньше наркоманы жили. Это соседка рассказала. Хорошая такая бабушка. Блокадница. Мол, жили наркоманы, муж, жена и мальчишка… а потом умерли. То ли газом, то ли дурью своей отравились. Вот счастье-то! Теперь никто пожар не устроит. Это другая бабушка радовалась, которая в моей комнате раньше жила. Так радовалась, что сама вскоре померла. Комнату я уже у ее племянника приобрел. На деньги, что из Дании привез.
Тогда мне казалось, что самое лучшее в моей жизни — начинается. Ты.
Я не умею вести себя на официальных приемах. В правилах высшего общества не силен. Я — математик.
Помню, как ты удивилась моему ответу на «чем я занимаюсь».
— Математика? — сказала ты. — Неужели за это до сих пор деньги платят?
— Скорее, делают вид, что платят, — улыбнулся я.
Полгода назад я не рискнул бы так шутить, но сейчас на мне был приличный костюм и очки за пятьсот долларов. Старые были намного удобнее, но здесь — Европа. Здесь резиночки под дужки не поддевают.
Успех окрыляет. А я чувствовал себя успешным. И то, что со мной беседует потрясающая женщина — еще одно доказательство.
Хотя тогда, в посольстве, мне трудно было воспринимать тебя как женщину. Ты была слишком совершенна. Матовая кожа, безупречно «нарисованное» лицо, прическа — волосок к волоску, вечернее платье из черного, как антрацит, блестящего шелка, непонятно как удерживающегося на тебе. Когда ты повернулась ко мне спиной, отвечая на чье-то приветствие, твоя белая голая спина показалась мне фарфоровой. Захотелось даже потрогать, чтобы убедиться — теплая.
— Профессор, — сказала ты с ударением на последний слог. — Я видела вас во сне. Дайте мне свою визитку. Я вам позвоню.
И удалилась. Общаться с теми, кому костюмы и смокинги были так же привычны, как мне — свитер домашней вязки.
Я думал о тебе всю обратную дорогу и еще пару дней.
Потом перестал. Привычные кафедральные дела, безденежье (датский гонорар за полгода работы ушел на жилплощадь), попытки добиться гранта не увенчались.
Жизнь мне скрашивала работа. Скрашивала — не то слово. Наполняла смыслом. Творческий подъём, прилив энергии… Я был уверен, что через пару месяцев добью задачу, а там… Собственно, ничего особенного. Статья в академическом вестнике. Наверное. Дежурные поздравления коллег… Частное решение, не имеющее практического применения. Может быть, дадут грант. Крохотный, но я — не ради наград. Мне нравится сам процесс. Крохотный камешек, вложенный в стену одной из галерей дворца, именуемого Математикой, дает законное право считать себя одним из Строителей.
Ты позвонила.
— Встретиться? — не столько обрадовался, сколько забеспокоился.
Таких, как ты, положено вести в дорогой ресторан, а у меня и на обычную забегаловку не хватит. Пробормотал что-то о занятости, делах…
— Мой профессо́р! — Ты рассмеялась колокольчиком, очень искренне. — Ваше самое важное дело — это я! Немедленно назовите мне свой адрес!
Будь что будет, подумал я. И назвал.
— Ждите! — воскликнула ты. — С трепетом!
И бросила трубку.
Я не спросил, когда ждать, но решил, что час у меня есть. Как раз чтобы чуть прибраться и сбегать в магазин за шампанским, цветами и тортиком.
Я не успел за тортиком. Мы встретились у подъезда. Ты вышла из такси, элегантная леди в белом. Слишком элегантная для моего переулка…
И тут я. В серой курточке еще советских времен.
— Гвозди́ки! Как мило! Мне вечность не дарили гвоздик…
Ну еще бы! Будь у меня деньги, я выбрал бы розы. Девять. А лучше — пятнадцать…
Наша лестница мало подходит для белоснежных плащей. Ватник смотрелся бы более органично. Но ты не шла — парила. И вся натасканная с улицы, осевшая на стенах грязь тебя не касалась.
Я открыл дверь и мужественно проводил к своей клетушке. Ну да, именно клетушке. Которая недавно казалась мне хоромами. Собственная, лично моя жилплощадь!
— Боже, какая архаика! — воскликнула ты, шагнув через порог. И провела пальчиком по резной дверце буфета, который я две недели назад приволок с помойки.
Повернулась ко мне спиной, уронила на руки плащ, кивнула на гвоздики:
— Надо поставить в воду!
И я умчался на кухню.
А когда вернулся, то увидел накрытый тобой стол. Нездешние яства на белой бумажной скатерти. Мое шампанское смотрелось, как Золушка на королевском балу после полуночи.
Тем не менее я уже не чувствовал себя дровосеком, которого посетила принцесса. Ведь на принцессе был мой мешковатый свитер с солнышком на груди, безупречная прическа чуть растрепалась, а сидела принцесса в моем любимом потертом кожаном кресле, доставшемся мне от дедушки. Забралась на него с ногами, поместившись целиком, и улыбалась чуточку лукаво, чуточку виновато.
— У тебя холодно, — сказала ты с укором. — Я замерзла.
Шампанское оказалось теплым. Хорошо хоть, пробку удержал.
Ты подала бокал… Нет, не так. Ты выбросила вперед руку — лихим таким, гусарским жестом: наливай! Я не рассчитал, и пена, вскипев, изверглась из бокала на твою руку. Что меня толкнуло… Не знаю. Обычно я робок, и первым притронуться к женщине мне трудно…
Шампанское еще текло по твоей руки, когда я отнял у тебя бокал и принялся слизывать пену с твоих пальцев…
А еще через минуту… Или не через минуту… Время перестало существовать для меня, когда я коснулся твоего запястья… Через одно бесконечное мгновение твои пальцы ожили, ухватили меня за подбородок (острые ноготки проникли сквозь бороду и укололи кожу), а затем ты с неожиданной силой потянула меня к себе. По пути я толкнул стол, едва не опрокинув шампанское, и буквально опрокинулся в твои объятья… И обнимая тебя, вдруг обнаружил, какая ты гибкая и сильная.
Мои руки как-то сразу оказались под «солнечным» свитером… И под ним ничего не было, кроме изумительной кожи и таких же гладких шелковых чашечек бюстгалтера.