Возмездие

При въезде на участок в землю воткнута палка с табличкой «ПРОДАЕТСЯ» — я не удивлена, что дача выставлена на продажу. Половина принадлежит Микаэле, вторую половину унаследовал после меня папа. Судя по всему, продать ее не так легко, как квартиру в районе Эстермалъм. Я иду мимо таблички к высокому дубу, красующемуся посреди участка. Веревка от качелей висит на прежнем месте, все как всегда — и вместе с тем по-другому. Фасад нуждается в покраске, трава в саду почти достает мне до колен, а камни, которыми выложены грядки, давно потонули в сорняках. Одна из опорных колонн, поддерживающих балкон, вот-вот упадет, крыша веранды под ней разваливается. Усевшись на лестнице, я обвожу взглядом сад.

На какой-то краткий миг я вижу все таким, каким оно было когда-то, что придает магическое очарование всему этому месту. Вечеринки, которые устраивала Кэти, музыка и смех, разноцветные фонарики на деревьях и веранде.

И теперь мне становится ясно, какое воспоминание прилетело ко мне во время праздника Эльвиры. Как-то раз здесь, в саду, устроили летний праздник для меня и Микаэлы. Мы родились не летом, но мама вбила себе в голову, что надо устроить праздник.

Как обычно, она все устроила с размахом, роскошно и восхитительно, как это у нее всегда получалось. На веранде, превращенной в сцену, играл оркестр. Столы ломились от блюд с печеньем и тортами, украшенными розовой глазурью, а симпатичный пони возил всех желающих в тележке вниз по гравиевой дорожке и обратно к дому. Целое море шариков по всему саду сорвалось и улетело прочь, мы с подружками с радостными воплями гонялись за ними.

Под конец праздника мама попросила нас спеть вместе для гостей. Она поставила нас на веранду, гул голосов смолк, все взгляды обратились в нашу сторону. Солнечная девочка и ее сестра исполнят совместный номер. Воздух сгустился от ожидания. Мама сделала знак музыкантам начинать, но мы с Микаэлой стояли молча. Публика стала аплодировать в такт, чтобы помочь нам. Они хлопали все интенсивнее и интенсивнее, а мама махала нам руками, чтобы мы начинали.

Тут Микаэла впала в истерику. Плакала, кричала, орала в голос, что не хочет ничего делать из-под палки. Я попыталась успокоить ее, но все было без толку. Она только разозлилась на меня.

— Почему она должна быть на моем празднике? — кричала она. — Почему Солнечная девочка всегда должна быть на виду?

Я предложила взять ее за руку и попытаться спеть, но Микаэла была на грани срыва, и даже маме не удалось ее успокоить. Все закончилось тем, что Микаэла ударила по фотокамере ассистента, пытавшегося заснять праздник, и убежала прочь.

Такие скандалы она устраивала часто. В нашем детстве это происходило не раз и не два.

Я встаю и иду в сторону гостевого домика, расположенного в нижней части сада. Позади него стоят небольшой группкой березы, а за ними начинается настоящий лес. Через него идет тропинка к мосткам, к воспоминаниям о летних ночах, когда совсем не темнеет, когда озеро неподвижно, как зеркало, а свет вибрирует над вершинами деревьев по другую сторону.

Туда уходили мы с Симоном, пока остальные спали. Купались нагишом, плавали бок обок и занимались любовью на берегу.

Пытаясь заглянуть внутрь через одно из окон, я вспоминаю, как в последний раз приходила сюда в сопровождении полицейских, прокурора и адвоката.

Перед продажей Микаэла велела все там переделать. Стены перекрашены в светло-зеленый цвет, a там, где раньше стояла кровать, теперь высится письменный стол с красивым кожаным креслом перед ним.

Обходя дом, я замечаю, что на деревянной доске под окном что-то вырезано. Наклонившись вперед, я пытаюсь разобрать надпись. «RIP» — пожелание покоиться с миром, единственное напоминание о трагедии, разыгравшейся здесь.

Прошло ровно восемь лет с тех пор, как убили Симона. Возможно, эти буквы кто-то вырезал тут в годовщину его смерти. Я читала, что друзья организовали концерт в его память, и когда пели его самый известный хит «Love me when I’m gone»[7], зрители в зале подняли светящиеся мобильные телефоны с изображением горящей свечи на экране — море свечей. Эту песню он сочинил на пляже во время нашего медового месяца. Внезапно меня посещает мысль: я даже не знаю, где он похоронен.

Погруженная в свои мысли, я бреду обратно к дорожке, когда у ворот останавливается пожилая пара с палками в руках. Подняв одну руку с палкой, мужчина приветствует меня.

— Вы журналистка? — спрашивает он.

— Нет, — честно отвечаю я.

Мужчина указывает палкой на табличку в траве.

— Стало быть, вы интересуетесь домом? Эта дача была во владении семьи Андерссонов в течение многих поколений. Знаете актера Эрика Андерссона? Его папа тут родился.

Поскольку я никак не реагирую, женщина вставляет:

— Это было задолго до ее рождения.

— Но вы наверняка слышали про Кэти, ее дочь, — продолжает мужчина. — Ее наследники пытаются продать дачу, посмотрим, что у них получится.

Женщина сообщает, что дом стоял заброшенный восемь лет — почти точно день в день. И добавляет театральным шепотом:

— Тут произошло убийство.

— Надеюсь, мы не отпугнули вас, если вы подумывали его купить, — произносит мужчина с озабоченным выражением лица. Они желают мне хорошего вечера и уходят.

Выехав на шоссе, я несусь на полной скорости, и чем больше удаляюсь от этого места, тем легче становится дышать. Возвращаться туда было ошибкой.

Не поздно ли теперь сожалеть?

— Не знаю, — отвечаю я вслух, встречаясь глазами в зеркале со своим отражением. — А ты что думаешь?

Поздно.

Музыка грохочет так, что стены и окна дрожат. Я до полного изнеможения бью по боксерской груше в тщетной попытке избавиться от нахлынувших мыслей и чувств. Раз за разом наношу мощные удары, выбивая из нее все дерьмо.

Что бы я ни делала, это ни к чему не ведет. А я не в состоянии придумать, что еще сделать. Что я могу предпринять? Несправедливость судьбы к Симону и ко мне постепенно разрушает изнутри.

Ноги легко движутся по полу, я лечу по длинной дуге, чтобы нанести еще один удар, и тут замечаю его. Резко остановившись, сгибаю колени и поднимаю кулаки, словно собираясь сделать выпад. Секунду спустя я выпрямляюсь.

Меня не покидает чувство, что Роберт простоял довольно долго, наблюдая за мной. С вопросительным выражением на лице он указывает на колонку, стоящую на журнальном столике. Я выключаю ее. Среди внезапно обрушившийся на меня тишины слышу собственное тяжелое дыхание.

— Привет, — произносит он.

— Привет, — отвечаю я. Адреналин пульсирует в жилах вместе с тоской и фрустрацией. Я чувствую, как смотрит на меня Роберт, и делаю несколько шагов ему навстречу. Он кладет руки мне на талию.

— Я вся в поту, — говорю я.

— Я готов облизать тебя всю, — отвечает он. Мы целуемся. Его руки скользят по моей спине и ягодицам, я крепче прижимаюсь к нему. Потом тяну его к дивану и тащу на себя.

Закрыв глаза, я наслаждаюсь вкусом его поцелуя, забыв обо всем остальном. В таком положении, под его мощным телом, я готова остаться навсегда. Я шепчу, что хочу его, он с довольным видом продолжает меня ласкать, проводя пальцами по правому бедру. Но только когда добирается до моего живота и медленно задирает на мне майку, я замираю и открываю глаза. Он увидит шрамы. Он спросит, откуда они, а я не знаю, что ответить.

— Давай на этот раз будем поаккуратнее, — говорю я, убирая его руку.

Роберт удивленно смеется, но продолжает целовать меня в шею. Бормочет, что ему показалось, будто мне только что не терпелось его поскорее раздеть.

Желание ощущается болью во всем теле, мне так не хватало близости с другим человеком. Заснуть и проснуться рядом с кем-то.

Ты действительно думаешь, что ему нужно что-то еще, кроме секса?

Ты что-то сказала? — спрашивает Роберт. Кончиками пальцев он проводит по моей груди.

7

«Люби меня, когда я уйду» {англ.).