Страница 38 из 41
Но вот над деревом зажигается уличный фонарь, пронизывая густую сеть веток голубоватым светом.
Тут-то все и начинается. Один воробей подает голос, за ним другой, пробуждается вся стая и звенит, не умолкая, импровизированный ночной концерт. Начинается возня. Птицы перепрыгивают с ветки на ветку, дерутся, обиженно вскрикивают. Улететь бы отсюда, да страшно — ночь. И только в кроне дерева светло как днем.
Бывает, что дерево пустует. День, два… Но однажды наступает, вечер, прилетают воробьи. Потом зажигается фонарь. И начинается все сначала…
САДЖИ
Погода была неустойчивая. Солнечные дни сменялись хмурыми, туманными. В субботу с утра пошел снег, и холодный ветер носил по тротуарам снежные вихри. Во второй половине, дня потеплело, солнце стало проглядывать белым подмороженным шаром сквозь тяжелое небо.
Маленькие серые птички с красными пятнышками на головах — королевские вьюрки, пролетали, негромко, мелодично тренькая, садились на березы и принимались потрошить сережки, распуская по ветру похожие на опилки семена.
Но вот протянула наискосок со стороны гор необычная для города стая птиц. Летели птицы легко, будто ветром несло их над многоэтажными зданиями. Стая разделилась на две группы, будто два легких длинных коромысла проносились по серому небу.
Летели саджи. Промелькнули над городом, придерживаясь нужного им направления, и пропали.
Живут саджи в пустынях и полупустынях. Не так уж часто увидишь их над городом. Но, оказывается, есть у этих птиц интересные странности. Иногда они собираются в стаи и улетают далеко за пределы своих исконных мест обитания. Можно подумать, что им надоедают однообразные пустынные равнины и они отправляются повидать свет. Дух бродяжничества овладевает ими — иные стаи заканчивают свои путешествия у берегов океанов и морей: на западе — у Атлантического, на востоке — у Тихого, а на юге — у Черного моря.
Вот так и странствуют саджи по свету. Никто не знает, что гонит их в такую даль. Известно, что саджи пытались даже гнездиться на чужбине: в Дании, Маньчжурии и других местах. Но в конце концов погибали. Раскаленная земля пустынь для них самая благодатная.
И все же они улетают. Одни на время, другие — навсегда. Вот и стая, что растаяла в зимнем неласковом небе, тоже куда-то летит, чего-то ищет…
ОБМОРОК
Утром крепко подморозило, а ночью выпал снег. От его тяжести согнулись и напряглись деревья. Тишина вокруг. Попряталось все живое — холодно.
Вдруг прозвучал тоненький, похожий на мышиный, писк: «ци-и-ци-и-и». Два желтоголовых королька, наверное, самец и самочка, вертелись вокруг трещины на стволе старой ивы, как заводные. Они бы остались незамеченными, если бы работали молча, такие они были маленькие. Но птицы о чем-то громко переговаривались. Там, где только что был хвост, через мгновение появлялась голова. Закончив обследование дупла, они в том же стремительном темпе, двигаясь по спирали, начали подниматься по ветке. Вот парочка добралась до вершины — с веткой покончено. Не отдохнув и секунды, корольки принимаются за следующую. Я не мог видеть, какую добычу вынимали они из трещин, но без сомнения, это были какие-то мелкие насекомые или паучки.
Минут за двадцать корольки осмотрели и обработали все дерево и сразу же принялись за другое. Их слабый, но бодрый писк раздавался то внизу, у самой земли, то у вершины. На меня они не обращали никакого внимания, поэтому удалось приблизиться к ним на расстояние вытянутой руки. Подвижность и доверчивость этих милых птиц поразительны. По-видимому, одно с другим связано. Ведь даже ловкому пернатому хищнику схватить такого непоседу — нелегкая задача. Бросившись на королька, он в следующее мгновение обнаружит на этом месте лишь голый сук. Вот корольки и ведут себя беспечно.
Такие выводы делал я, неподвижно стоя в тени глубокого оврага. А корольки тем временем продолжали суетиться.
То, что случилось несколькими секундами позже, казалось невероятным. Низко над белыми деревьями метнулись крылья пустельги. Она остановилась на мгновение в воздухе и вдруг упала на корольков. Взметнулись и поплыли вниз пушистые искры снега. Пустельга запуталась крыльями в тонких ветках, раскрыла клюв и хищно блестела глазами. Корольков на дереве не было. Но один из них лежал в снегу, только хвостик торчал. Пустельга взлетела, а я подошел к упавшему, непонятно отчего, корольку. Вот он на ладони — маленькая теплая птичка с задернутыми пленкой глазами. Что это — обморок, разрыв сердца? Выходит, я ошибся, поверив в неуязвимость корольков…
Положил крошку в карман и пошел своей дорогой. Сто, может, двести шагов прошел, когда королек в кармане зашевелился. Не без труда я отыскал его. Теперь он осмелел: нетерпеливо косил глазом, дергался, пытался вырваться. Я выпустил его — он так быстро растаял в небе, будто его и не было вовсе…
ЗИМОВЬЕ СОВ
В ботаническом саду среди других деревьев стояли три сосны, ничем особенно не примечательные. Вечнозеленые, как и положено, после снегопада — белые. Но была у этих трех сосен тайна, что и делало их совершенно особенными.
Узнал я тайну случайно. Возвращался с работы рано утром, в сумерки. Небо на востоке уже слегка розовело, но еще светились звезды, крупные и зеленоватые. Утром было холодное, крепкое, под ногами похрустывали льдинки, а по тому как розовело небо, угадывалось, что будет оттепель — вот встанет солнце и поплывет снег, загуляют среди деревьев теплые ветры.
В полной тишине проплыла над головой широкая крылатая тень, снизилась и пропала где-то у трех сосен. Пока я стоял, высматривая, что это такое, еще две птицы четко, спокойно и без всякого шума вошли в кроны деревьев.
В другой раз я остановился здесь днем и долго стоял, разглядывал, ощупывал взглядом каждую ветку. Увидел все-таки… Сначала одну, потом вторую. Ушастые совы дремали, тесно прижавшись к стволу дерева. Как оказалось, на соснах дневало шесть или семь сов — целая стая, может быть, семья. Под соснами была тропа, каждый день по ней шли на работу и с работы люди, и никто не догадывался, что над головой дремлют совы.
Совы всегда сидели на одних и тех же ветках, изредка бросая в снег плотные комочки-погадки, состоящие из косточек, перьев и шерсти съеденных животных. Были совы круглые и добродушные на вид.
Как-то раз прилетели синицы и принялись, позванивая, прыгать по веткам, выискивать насекомых. Синицы осматривали дерево не как попало, а в определенной последовательности. Сначала ветка обследовалась от верхушки до основания, после чего птица делала оборот вокруг дерева и начинала двигаться по другой ветке уже от основания к верхушке.
«Чр-чр-чр», — вдруг заверещала одна синица и отшатнулась: в бесформенном сучке она признала круглую совиную физиономию. Сова невозмутимо хлопнула веком, и синица чуть не свалилась замертво — так напугалась!
Никто не видел сов ничью. Однажды я шел через сад поздним вечером, когда на вершинах тополей, усталые и молчаливые, отдыхают вороны и галки. Вдруг ни с того ни с сего птицы разом взмыли вверх, и долго трепетали крылья в темнеющем небе, и не стихал, похожий на тонкий отрывистый лай, крик галок. Тогда я подумал о совах, не они ли разбойничают?
Были и вещественные доказательства ночной охоты. Плотные комочки, что отрыгивали птицы днем, сплошь состояли из шерсти и косточек грызунов, лишь изредка попадались в них птичьи перышки. А если походить по снежному полю, то можно было увидеть такое: где-нибудь на открытом месте внезапно обрывался кружевной мышиный следок, и тут же на снегу отпечатки больших крыльев — значит, мышь улетела в небо, подхваченная пернатым охотником…
ИСТОРИЯ ШЕСТИ ГНЕЗД
Если посмотреть на карту южного Прибалхашья — вся она испещрена мелкими коричневыми точками. Пески… Огромная пустыня Сарыесикатырау лежит между крупнейшими реками Семиречья — Или и Караталом. С севера голубой дугой изогнулось озеро Балхаш. У здешних песков множество наименований: Ирижар, Бестас, Жалкум, Жаманкум и Люккум. Последнее происходит от казахского улуккум, что означает бескрайние пески.