Страница 36 из 41
Было это в шестидесятых годах на одном из озер в среднем течении реки Сырдарьи.
— Смотри-ка, опять он рыбу стащил, — ругался утром один из рыбаков по фамилии Лобанов, перебирая в лодке мокрые сети. — И это уже не в первый раз. Не кажется ли тебе, что этому пора положить конец?
— Каким образом? — спросил маленький толстенький Винников, по прозвищу Винни-Пух.
— А таким… Зарядить ружье картечью, посидеть ночью под кустом и рассчитаться с ним раз и навсегда.
— Я не хочу иметь дело с инспекцией, — возразил Винни-Пух. — Это запретный зверь. Его когда-то здесь выпускали, чтобы он размножался.
— Ты знаешь, что это за зверь?
— Приблизительно… Приходилось видеть такие следы на Дальнем Востоке. Это енот!
Лобанов присвистнул и покачал головой.
— Ну и ну… Раз так — стоит потерпеть. Придется привязывать продукты на дереве. Как делали золотоискатели в рассказах Джека Лондона. А может, он и по деревьям лазает?
— А черт его знает. Вроде бы нет…
— Я слышал — лазают. А еду полощут в воде. Такие чистоплотные…
Вечером Винни-Пух увидел среди тростников два светлых глаза. Он устроился около палатки и затих. Зверь, шлепая по грязи, прошелся по берегу, обнюхал все ведра и ящики, что-то перевернул, потом забрался в лодку и долго там возился и пыхтел. Недовольно поворчав, ушел в тростники.
Через несколько дней зверь опять пришел к палатке. Когда рыбаки приставали к берегу, он высунул из тростников остроносую в бакенбардах голову и фыркнул. Лобанов запустил в него веслом, и зверь исчез, огрызаясь.
Но через час Винников обнаружил его в лодке. Енот убежал очень неохотно. Когда Винни-Пух собрал в мешок улов, услышал в зарослях недовольное ворчание Винни-Пух подумал и оставил две рыбины.
— Такого нахала я еще не встречал, — заключил он, рассказав Лобанову о происшедшем.
— Я бы на твоем месте огрел его веслом. Не нравятся мне такие соседи. Он нам, еще погоди, что-нибудь да устроит…
На озере вдруг раскричались чайки, гнездившиеся колонией на одном из островков.
— Это он их пугает, — проговорил, прислушиваясь, Лобанов.
На следующий день он не нашел своих сандалий из свиной кожи, и это воровство, хоть и не доказанное, было приписано еноту.
Поэтому, увидев утром бегущего по берегу зверя, Лобанов закричал:
— Дай ружье! Скорее!
Но Винни-Пух был сдержанным человеком.
— Ты не имеешь права этого делать, — ответил он. — Хоть бы он стащил у тебя кошелек с деньгами.
Рыбаки сели в лодку и отправились «трясти сети». Проплывая вдоль небольшого узкого островка, они заметили, как стая крачек с криком то взмывала вверх, то падала вниз, как будто на кого-то нападая.
— Держу пари, что там наш сосед, — Лобанов кивнул в сторону островка. — Ну и вредная тварь. Он, пожалуй, разгонит на озере все живое. Возьми правей, я поучу его шестом, как надо беречь природу!
По островку метался хорошо знакомый обоим зверек. Морда его была вымазана желтком, перемешанным с кровью. Лобанов привстал, приготовил шест. Нос лодки ткнулся в берег. Лобанов прыгнул, но попал в кучу плавника и провалился по грудь в воду. Пока он, чертыхаясь, выбирался из воды, енот спокойно переплыл залив и скрылся в прибрежной траве.
После этого случая енота долго не видели. Он как будто понял, что проделки его зашли слишком далеко, и опасался попасть под горячую руку…
Наступили осенние дни. Подсохла трава, вода сделалась холодной и прозрачной, птицы сбивались в плотные стаи. Уже изредка постреливали в тростниках охотники.
— Что-то не видно нашего соседа, — говорил иногда Винни-Пух.
— Я по нему не скучаю, — отзывался Лобанов. — Лазает где-то в другом месте. И там крадет и разоряет…
— Значит, так надо… Не мы с тобой его придумали. Только мне кажется, он долго не проживет, имея такой неважный характер…
Любознательный Винни-Пух все же выследил енота. После дождя он увидел свежий след на мокрой тропе, приведший его к небольшой копне скошенного тростника. Здесь было много следов. Рыбак несколько раз обошел вокруг копны, как вдруг тростник зашевелился, и оттуда выскочил енот, задрал вверх хвост и защелкал зубами. Винни-Пух отступил, покачал головой и ушел.
…В один из воскресных дней к домику рыбаков подошел охотник, очевидно городской, присел отдохнуть и поговорить и положил на землю убитого зверя с пушистым полосатым хвостом.
— Смотри, Винни-Пух! — крикнул Лобанов. — Конец пришел нашему соседу! Так я и предполагал.
Подошел Винников.
— Зачем же вы так? Убили редкого зверя, — хмуро проговорил он.
— Что вы? — растерялся охотник. — Я не хотел его убивать. Так получилось… Подхожу к стожку, хотел там посидеть, как вдруг он выскочил — и на меня! Я выстрелил…
— Мы все лето терпели его, хоть он был и не очень симпатичным соседом… Ну, да что уж там…
С тех пор ни Винни-Пух, ни Лобанов енотов не встречали.
ВОДЯНОЙ
И в этот раз был немалый путь, прежде чем мы увидели впереди синий изломанный силуэт одного из хребтов Джунгарского Алатау. Восемь километров от шоссе до прилавков, а потом несчитанные трудные версты вверх к снежникам. Издали горы выглядели пустынными: четко очерченный каменистый контур хребта и серые крутые склоны. Не доходя до прилавков, мы оказались на берегу небольшой речушки, в густых зарослях облепихи.
Борис вынул из рюкзака стеклянную поллитровую банку и предложил нарвать немного ягод. Потом повыше попались два куста барбариса. Ягоды были крупные, плотные, туго налитые кислющим фиолетовым соком. И опять немножко набрали в банку. Еще дальше на каменистой осыпи рос колючий шиповник с продолговатыми ярко-красными плодами.
Банка наша наполнилась разноцветными плодами Джунгарских гор.
От речки шли по узкой каменистой троне. Шли очень долго и уже мучились от жажды. И вот за одним из поворотов открылась словно иная страна — синие островерхие елки стояли по склону густо, как богатырская рать в шлемах, кое-где виднелись березы и краснеющие осинки. А далеко внизу, на дне ущелья, белела извилистая полоска — речка. Нижний конец белой полоски пропадал в зелени кустарника, а верхний уводил к снежникам.
Солнце уже покраснело и обещало скоро спрятаться за дальними горами, в ущельях лежали глубокие тени. Ноги подрагивали от усталости. Поэтому мы жадно смотрели туда, где заканчивалась лесная зона, и река делала крутой поворот. Там решили остановиться и заночевать. Оставалось пройти километра два.
…И вот горит костер в ущелье, а над огнем в большой жестяной банке закипает вода из той самой речки, что виделась нам белой кипящей струйкой.
В банку высыпали разноцветные ягоды и положили пучок душицы. И только когда все это хорошо прокипело, бросили заварку и насыпали сахару. Что это был за чай — рассказать невозможно! У него был темно-вишневый цвет. Он был сладок, душист и целебен. И усталости нашей как не бывало. Можно было подниматься и шагать дальше. Но мы не спешили. Был вечер, пылал костер, красные блики плясали в неспокойной верткой воде горной речки было очень хорошо сидеть, разговаривать и вспоминать прошедший день. В этот день мы спугнули стаю куропаток, видели след небольшого медведя, и улар, свистя крыльями, пролетел над головами.
А теперь наступала ночь. И все, что окружало нас: камни, елки, утесы, поросшие курчавым можжевельником, обволакивалось тьмой, вырастало до гигантских размеров, теснило…
Ночь чуть слышно шумела и пахла зеленью. Слышалось, как негромко, плавно и мягко поет вода в речке, булькает приятно и однообразно. Красные блики все играли с речными струями, появлялись и исчезали то яркие, то робкие, едва заметные, и не проходило желание смотреть на эту черно-красную воду.
— Слышишь? Рыба сыграла!
— Рыба? В этом-то ручейке?
— А что? Здесь может быть осман или голец.
— В такой-то холоднющей воде?
— Смотри! Вот он!
— Кто?
Во все глаза смотрели мы на странное темное существо, медленно выбирающееся на плоский камень. У существа была маленькая головка и длинный мясистый хвост. Оно сверкало так, будто состояло из блестящих бородавок.