По старой дружбе

С одной стороны, присутствие Венериной меня раздражает и здорово злит. С каким пылом она набросилась на эту идею с поездкой к моей девушке! Неужели ее действительно так напрягает побыть моей фальшивой девушкой тридцать дней? В детстве мы были вместе практически постоянно, а теперь она не может усидеть на кресле рядом со мной полтора часа?

С другой стороны… Надо признаться самому себе… Если бы не ее упрямство и решительность, я бы никуда не поехал. Я бы продолжил клацать по клавиатуре ноутбука, пока пальцы бы не отвалились.

Аккуратно поднимаю глаза на Лену. А она — молодец. Пусть даже ей движет исключительно эгоизм, она сделала то, на что у меня не хватило смелости.

Венерина без конца смотрит в окно, но, когда мы выезжаем из города, поворачивается ко мне с немым вопросом в глазах. Я слишком сильно нервничаю, и мне приносит облегчение мысль, что она вот-вот попросит усатого водителя развернуться. Она этого делает.

— Я могла бы догадаться, — говорит она, снова отворачиваясь к окну, — что она не здешняя. По-моему, я никогда не видела тебя с девушкой.

Я не отвечаю. Не знаю, что сказать. Венерина все равно узнает о том, что моя девушка — всего лишь знакомая по переписке. Меня вдруг охватывает паника. Раньше я не думал об этом в таком ключе. Я боготворил Сашку, считал, что мы понимаем друг друга, как никто. Но отчего-то мне ни разу не приходила в голову мысль, что, возможно, я все выдумал. Мне хотелось думать, что мы — идеальная пара. Мне нужен был кто-то, с кем я мог бы говорить откровенно. И я нашел такого человека. Или же это просто плод моей больной фантазии. Я уже готов открыть рот и самостоятельно попросить усача повернуть назад, но мне не дает этого сделать вопрос Венериной:

— Ты ездишь к ней на мотоцикле?

— Нет! — резко отвечаю я. — Я не езжу к ней. Если хочешь знать, я никогда ее не видел! Мы общались в чате и только. Я видел ее фотографии, смотрел на карте, как выглядит ее дом. Однажды слышал ее голос. И это всё. Можешь начинать!

— Начинать что? — ее голос совершенно спокоен.

— Дразнить меня, смеяться или что еще у тебя на уме? Я знаю, что ты обо всем этом думаешь.

Она смотрит на меня долгим взглядом, в котором, к моему удивлению, нет ни насмешки, ни злорадства.

— В этом твоя проблема, — она расправляет плечи и закидывает ногу на ногу: — ты уверен, что знаешь все на свете.

Вцепляюсь руками в колени и смотрю прямо перед собой.

— Я думаю, что тебе одиноко, и в этом нет ничего удивительного. Еще я думаю, что ты мог бы найти кого-то получше.

— Ты ее не знаешь, — сердито бормочу я.

— Зато я слышала кучу историй о таких знакомствах. Дело твое, конечно.

— Вот именно. Я уверен, что она — та, кого я искал. И скоро ты сама в этом убедишься.

— Хорошо.

— И не вздумай жалеть меня! Каждый встречает своего человека по-разному. В этом нет ничего унизительного!

— Твои слова. Не мои.

Некоторое время мы молчим. Другие автомобили, как и говорил водитель, попадаются крайне редко. Когда одна из таких одиноких встречных машин ослепляет меня яркими синими фарами, я тихо говорю:

— Ты ведь этого хочешь: увидеть мой провал.

Венерина еле слышно усмехается.

— Не одному же тебе смотреть на мои.

Ее слова совсем не обидны. Наоборот, мне становится как-то легче. Не знаю, как выходит, что в этой машине с водителем Эльвиры, сидящим впереди, мы снова становимся друзьями. Но я точно знаю, что это волшебство рассеется, как только мы покинем этот кожаный салон. Мы обмениваемся искренними улыбками, и я понимаю, что Венерина чувствует то же самое.

Ни она, ни я не хотим испортить момент, и молчим всю оставшуюся дорогу. Солнце скрывается за деревьями, и скоро совсем стемнеет.

Когда усатый водитель притормаживает, чтобы вписаться в резкий поворот налево, волнение возвращается. Я вижу табличку с названием улицы. Это ее улица. Улица, на которой живет Сашка. Сердце стучит в висках, желудок сжимается, а по спине пробегает неприятный холодок. Лицо, наоборот, горит, и я чувствую, как на лбу появляются капельки пота.

— Где-то здесь, — говорит водитель. Он ведет машину медленно из-за ужасной грунтовой дороги, испещренной глубокими ямами. — Ну, точно. Прибыли, господа!

К моему ужасу, фонарь ярко освещает знакомый мне дом. Деревянный и зеленый, с уютным крохотным крылечком. Соседний дом я тоже узнаю. Мы с Сашкой смеялись над ним, потому что он совершенно сюда не вписывается. На их улице сплошь деревянные небольшие домики, а этот — огромный темный и каменный, больше напоминающий замок в готическом стиле. Если приглядеться, вдали можно заметить серые пятиэтажки, что и делает это небольшое поселение городом.

Я не спешу вылезать из машины, несмотря на ожидающий взгляд Лены.

— Эльдар, ты, наверное, хочешь, — Венерина наклоняется к усачу, — что-нибудь поесть. Я видела, что мы проезжали магазин.

Она протягивает руку с зажатой тысячной купюрой, и усатый Эльдар посылает ей благодарный взгляд. Уверен, он понимает намек, но ничем это не показывает.

Когда мы остаемся одни, Венерина говорит:

— Долго будешь сидеть? В окне горит свет. Поторопись. Что-то мне подсказывает, что люди здесь ложатся спать рано.

— Не могу, — хриплю я. — Я думал, что смогу, но…

— Так, — Венерина поднимает руку и включает свет в салоне, чтобы я мог увидеть ее уверенный взгляд, — ты водишь мотоцикл, помнишь? У тебя даже есть шлем с черепом.

Я выдавливаю из себя трусливую улыбку.

— Ты — не трус. Волноваться это нормально. Сейчас ты выйдешь отсюда, откроешь калитку и позвонишь в звонок. А дальше все пойдет как по маслу.

Я нервно киваю несколько раз и безуспешно пытаюсь сглотнуть слюну: в горле совсем пересохло. Венерина перегибается через меня и открывает мою дверь.

— Вперед! — с воодушевлением говорит она.

Я вылезаю и сразу же, хватаюсь за машину, чтобы не рухнуть. Ноги ватные и непослушные. Кое-как совладав с ними, я двигаюсь в сторону металлической калитки. А если она заперта? Мне хочется, чтобы она была заперта!

Она открывается совершенно бесшумно. Я знаю, что Венерина на меня смотрит, и мне вдруг становится стыдно из-за собственной трусости. Сашка написала, что хочет меня видеть. Хочет видеть меня. Я здесь. А значит, все идет, как надо.

Крыльцо выглядит ненадежным, и мне представляется, как я наступаю на прогнившую ступеньку и с воплем проваливаюсь вниз. Ничего такого, конечно, не происходит. Кнопку звонка мне найти не удается, и я робко стучу в дверь. Такой стук просто невозможно услышать, но дверь открывается почти сразу же.

На пороге стоит женщина в переднике, симпатичная, с веснушками на щеках и рыжими волосами, собранными в узел на затылке. Заметив меня, она отшатывается и хватается за дверь. Так я и думал: она не слышала моего стука!

— Извините, — быстро говорю я. — Не хотел вас напугать.

Предположительная мать Сашки медленно кивает, не сводя с меня перепуганных глаз. Да, все-таки это не большой город. Здесь, похоже, чужаков бояться, как огня. Она выглядывает из-за двери, и ее глаза бегают, как будто бы я застал ее за чем-то непристойным.

— Вы… что-то продаете?

— Нет-нет. Я бы хотел видеть Сашу. Если можно.

Как будто бы отвечая на мою реплику, из-за спины женщины раздается вопль:

— Мам, кто там?

Женщина будто впадает в ступор и молча таращится на меня. Я слышу быстрые приближающиеся шаги, и в дверном проеме показывается девушка. Она выглядит чуть старше, чем на фото, но это точно она. Такая же красивая и хрупкая.

— Сашка, — выдыхаю я.

Она мне улыбается так, как будто видит впервые.

— Мы знакомы? — спрашивает она, продолжая улыбаться. От ее взгляда, скользящего по моему лицу, меня бросает в дрожь.

— Не узнала? Я…

— Уходите, — громко обрывает меня женщина и захлопывает передо мной дверь.

Я не понимаю, что только что произошло и продолжаю стоять на крыльце. Затем медленно разворачиваюсь и спускаюсь по ступеням. За моей спиной снова открывается дверь, и женщина с веснушками догоняет меня возле калитки. Она успела набросить на себя серую шаль с длинными кисточками.