Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 39

Я перестала колотить в дверь, дожидаясь его ответа. Все мое тело, казалось, балансировало на краю пропасти, сотрясаясь от угрожающего ветра. Если он не вернет мне медальон, я просто упаду с обрыва и разобьюсь на тысячи мелких кусочков.

Я затаила дыхание, прислушавшись сквозь толстое старое дерево.

Наконец, раздался звук, похожий на скрежет металла, а затем резкий щелчок.

Мне потребовалась всего секунда, чтобы понять, что он сделал.

Тирнан запер меня в моей комнате.

И без лишних слов я услышала, как его дорогая обувь тяжело застучала по деревянному полу, по коридору и прочь от меня.

У меня подкосились колени, и я упала на пол, ударившись локтем о дверь, бедром об пол. Голова упала на ковер, лоб вжался в мягкий ворс, и так я лежала.

Я лежала там и выплакала все свои слезы.

Слезы по папе и маме.

Слезы по Брэндо, который едва успел узнать своих родителей.

Слезы о потерянных надеждах и мечтах.

И слезы по мне, горькие, сотрясающие тело рыдания от жалости к себе.

Обычно я была сильнее этого. Обычно я могла вспомнить, что в Африке голодают дети, а на улицах живут ветераны с ПТСР. Обычно я вспоминала улыбку Брэндо и прогулку с отцом по Музею изящных искусств в Хьюстоне, когда впервые открыла для себя красоту искусства.

Обычно я находила в себе надежду и желание жить.

Но в этот раз, только пережив смерть мамы, обремененная ответственностью за семилетнего ребенка с эпилепсией, который заслуживал безграничного счастья, лишенная своего якоря, медальона, подаренного отцом перед смертью, я лежала на полу кошмарного дома Тирнана и утопала в отчаянии.

ГЛАВА 2

ТИРНАН

— Какого черта я слышу, что ты вне зоны доступа? — гремел сквозь динамик стоящего у меня на столе телефона низкий голос Брайанта Морелли, наполняя мой кабинет звуком его идеально выверенной речи.

— Я занят дома с одним проектом, — спокойно ответил я, старательно изображая скуку, поскольку знал, что он может учуять ложь по телефону и через континенты. — Решил, наконец, привести в порядок поместье МакТирнанов.

— Сожги уже эту груду мусора, — заявил Брайант. — Родители Сары не должны были оставлять его тебе. Тебе следует быть здесь, чтобы мне не приходилось тратить время на звонки, когда нужно что-то сделать.

Всегда нужно было что-то делать.

Несмотря на то, что в прошлом году Люциан отнял у него контроль над «Морелли Холдингз», Брайант не признал своего поражения. Вместо этого он еще больше ушел в тень. Это так долго являлось исключительно моей прерогативой, что мне было неприятно делить ее с отцом. Я никогда не проводил с ним столько времени, сколько за последние двенадцать месяцев, и, хотя именно этого жаждал когда-то в юности, реальность «качественного времяпрепровождения» с Брайантом Морелли оказалась совсем другой.

— Я всегда свободен, — сказал ему я и не соврал.

Пару месяцев назад, когда он приказал мне сесть на самолет в Ирландию, чтобы разыскать Ронана — бульдога Кэролайн Константин, я сделал это без вопросов, несмотря на то, что был занят заключением подложного контракта на строительство новой башни «Прайс» в Нью-Йорке.

Брайант хмыкнул в трубку.

— Тирнан, если я узнаю, что ты затеял что-то неразрешенное, то очень расстроюсь.

Неразрешенное.

Единственное, что я сделал неразрешенного, — это в семнадцать лет влюбился в ту, кого он не одобрял. Грейс не заслужила того, что с ней случилось, просто связавшись со мной, и, возможно, Бьянка не заслужила того, что я планировал, просто потому, что была внебрачным отпрыском Лейна Константина.

Но жизнь несправедлива.

Меня забавляет мысль о том, каким молодым и глупым я тогда был.

Теперь ситуацию контролировал только я.

Не Бьянка.

Не Брайант.

— Ты можешь заехать и помочь мне разобраться с бабушкиной коллекцией Матисса, — предложил я. — Хотя я точно помню, как ты однажды сказал, что искусство — это занятие дураков и лентяев.

Брайант фыркнул.

— Не забывай о психически ненормальных. Чем бы ты ни занимался, Тирнан, я ожидаю, что меня будут держать в курсе. Будь у меня в офисе завтра в десять.

Не дожидаясь моего ответа, он повесил трубку.

В наступившей после этого тишине люди, которых я годами нанимал к себе на работу, — мое ближайшее окружение, которое преступный мир Нью-Йорка называл «Джентльменами», — беспокойно заерзали в своих креслах.

— Знаешь, это не сработает, — сказал мне Уолкотт, налив в хрустальный бокал охлажденную воду «Кона Нигари» и поставив его на стол у моего локтя. — Ты все делаешь неправильно.

Я проигнорировал замечание своего старого друга и поднес бокал к губам. До смешного дорогая вода омыла мне горло приятной прохладой, хотя мне хотелось более резкого жжения виски или скотча. Я не пил уже тринадцать лет, хотя никогда не был алкоголиком, но желание не ослабевало. Это меня устраивало, ежедневная борьба напоминала мне о том, чего я лишился из-за алкоголя и наркотиков, когда был еще подростком.

— Брайант все узнает, — добавил Хенрик. — Он всегда все вынюхивает.

— Да, с моей помощью, — заметил я. — Так что на этот раз я ему не скажу. Он доверяет мне, своему верному слуге, настолько, что не станет перепроверять меня так, как заставляет перепроверять все вокруг.

— Не скажешь, что забрал двух невинных детей, чтобы использовать против него и Кэролайн Константин? — пробормотал Хенрик, как будто децибел его голоса мог смягчить удар от предательских слов. — Ты действительно готов разрушить две юные жизни ради мести?

— Et vindictam retribuet in alis nigro, — процитировал я на латыни девиз семьи Морелли.

Месть на черных крыльях.

Мы построили всю нашу семейную историю на восхождении к высшим эшелонам успеха за счет удачных рисковых операций, поэтому, естественно, иногда мы неизбежно обжигались, совсем как десятилетия назад, пострадав от семьи Константин. Разница между Морелли и всеми остальными заключалась в том, что мы никогда не прощали предательства.

И сейчас я не собирался нарушать эту традицию.

— Они забрали у тебя две жизни, — прошептал Уолкотт, сильно наклонившись вперед, и его покрытое шрамами лицо неестественно сморщилось. — Знаю, что твоя мишень Брайант, но ты забираешь еще двоих, вовлекая Брэндона и Бьянку.

— Ты их едва знаешь, какое тебе, блядь, дело? — резко ответил я, стиснув в пальцах поднесенный к губам бокал с бесполезной водой.

— Они милые, — признал Уолкотт, слегка пожав плечами. — Милые, но трагичные.

«Как и ты», — сказал мне жестами Эзра, который следил за разговором, читая по губам.

Милый? — спросил его я.

«Немного трагичный», — поправил он.

— У меня нет ничего общего с этими сопляками.

Это прозвучало зло, но, опять же, я всегда был злым. Жестокость ощущалась прямо у меня во рту, льдом в моих венах. Но что-то беспокойно шевелилось у меня в груди, и мне не хотелось углубляться в этот вопрос.

Меня не волновала цена мести.

Мне не нужно было, чтобы мои люди напоминали мне о ставках Бьянки и Брэндона в этой ситуации, потому что это не имело значения.

Или не должно.

Эзра постучал своим тяжелым кулаком по столу, чтобы привлечь мое внимание, а затем, когда я на него взглянул, сказал жестами:

«Мух гораздо легче ловить на мед, чем на уксус».

— Кто ты? Мудрая, мать твою, знахарка? — рыкнул на него я.

Он моргнул, совершенно не обратив внимания на моё ужасное настроение.

А я был. В ужасном настроении.

И не мог понять, почему.

Я, как и намеревался, изложил Бьянке правила и забрал ее медальон. Я не из тех мужчин, что ведутся на женские уловки и горести. Вид слез, льющихся из этих голубых глаз, поблескивающих на длинных ресницах, скатывающихся по ее розовым щекам… ничто из этого не должно было меня беспокоить.