О чем мы промолчали

О чем мы промолчали

Пролог

Алёна. Шесть лет назад.

Паша выкрутил руль до предела, и машина, быстрая и послушная, резко свернула на оживлённую трассу, без особого труда встраиваясь в плотный поток. Я сидела, вжавшись в пассажирское сидение, и расширившимися глазами вглядывалась в профиль водителя. Чувственные губы плотно сжаты, сквозь легкую щетину на скулах проступали желваки, руки вцепились в руль, да так крепко, что костяшки пальцев побелели.

От него шумными волнами исходила ярость; она заполнила собой всё пространство автомобиля, и я ощущала на себе её цепкие объятия, мешающие нормально дышать. Я ещё не видела его в таком состоянии, и этот Паша, что сидел сейчас рядом, до дрожи в коленях пугал меня.

Я молчала, покусывая губы. А что я могла сказать? Сказать, что он не так всё понял? Сказать, что мы просто работали вместе над газетой? Бесполезно! Этому ненормальному, вбившему себе в голову очередную безумную мысль, трудно было что-то объяснить. Особенно в его нынешнем состоянии.

Я глубоко вдохнула, сцепив руки на коленях. Зачем он вообще приехал в университет? Он ведь знал, что я собираюсь задержаться! Светлана Валерьевна просила доделать студенческую газету к понедельнику.

Я бросила на него осторожный взгляд из-под полуопущенных ресниц, но лицо Паши ничуть не поменялось; оно оставалось таким же напряжённым, вынуждая меня отвернуться. За окном, перемигиваясь, светились огни ночного города, а по пейзажу, что мелькал перед глазами, я поняла, мы едем не ко мне домой.

— Куда мы едем, Паш? — нарушила я звенящую тишину салона.

Он промолчал, плотнее сжав челюсти, и вдавил педаль газа в пол.

Я вновь посмотрела на него. Неужели он так и собирается молчать? Вот упрямый осёл!

Остаток пути мы проехали в полной тишине. Через некоторое время он въехал во двор, где громоздились высотки, и заглушил двигатель. Мы приехали к нему домой.

Паша выбрался из машины, и, обойдя её, открыл дверь с моей стороны. У меня появилось дикое желание остаться на месте, но…

Я едва не фыркнула. Ну что за ребячество? Я не собиралась уподобляться Беляеву, и поэтому вышла. Мои белые кроссовки чётко вырисовывались на фоне тёмного асфальта, пока я шла к подъезду.

Не произнося ни слова, мы поднялись на пятнадцатый этаж. Его квартира, просторная и уютная, встретила нас тишиной и полумраком. Щёлкнул выключатель, и в глаза ударил верхний свет, яркий и слепящий, на время дезориентировав меня.

Воспользовавшись моим замешательством, Паша притянул меня к себе, и сжал в кольце своих сильных рук. Его горячее дыхание коснулось моего лица.

— Какого чёрта этот мудак ошивался там рядом с тобой? — в его голосе я слышала едва сдерживаемый гнев.

Я сразу поняла, о ком он говорит. Мне захотелось рассмеяться, но Паша сейчас был чертовски взвинчен, и провоцировать его ещё больше, пожалуй, не самая лучшая идея. Вместо этого, я положила свои ладони ему на плечи, ощутив, как под пальцами перекатываются упругие мышцы.

— Потому что он работает вместе со мной над студенческой газетой, — попыталась объяснить я самым спокойным голосом, на который была способна, но, кажется, он совершенно не хотел меня слушать.

Он сильнее прижал меня к своему телу, буквально впечатав в стальные мышцы. Его запах, терпкий и волнующий, сразу проник мне под кожу, и дышать стало тяжелее. Я крепче схватилась за его плечи, боясь потерять равновесие, голова закружилась от желания. Вот глупая! Мне бы разозлиться за его необоснованную ревность, а я таяла, словно эскимо под летним солнцем. Ну почему, почему он так действует на меня?

— Не хочу, чтобы он крутился рядом с тобой, Алён, — сдавленно прошептал Паша, и прижался лбом к моему лбу.

— Я не могу запретить ему, мы вместе учимся. Ты забыл об этом? — мой голос был таким же тихим и ломким, как и его.

— У него явно не учёба на уме!

— Паш! Перестань! — Я хотела отстраниться, но он не позволил. Горячие ладони прошлись вдоль моей спины, и опустились на талию, сжав её.

— Я же слышал, что он сказал! Он пригласил тебя на свидание!

— И что? Знаешь, мог бы дослушать до конца! Я никуда с ним не собиралась, о чём и сказала!

— На что этот мудак надеться? — в его сбивчивом шёпоте я уловила злость.

— После сегодняшнего он больше ко мне не подойдёт, я уверена, — сказала я. — Ты напугал его и меня. Ты же вёл себя как псих!

— Прости, я просто схожу с ума от ревности! Как представляю, что он или кто-то другой…

Он не договорил, прижавшись своими тёплыми и мягкими губами к моим губам. Он действовал напористо, целовал спешно, будто боялся, что я сейчас исчезну. Наши языки сплелись, губы отчаянно цеплялись друг за друга.

— Я люблю тебя, — где-то на задворках моего охваченного страстью сознания прозвучал его ласковый шёпот. — Люблю…

Он всё сильнее прижимал меня к себе, и я отчётливо ощущала силу его желания. Дрожь прошла по моему телу, и Паша это почувствовал. Не разрывая поцелуй, он подхватил меня на руки и опустил на комод, что стоял у стены. Разведя мои ноги в стороны, Паша встал между ними. Его горячие, будто раскалённые докрасна ладони, легли на мои бёдра, крепко сжимая их, и, оставляя на коже ожоги даже через эластичную ткань джинсы. Руки скользили по моему телу, срывая с губ тихие стоны. В его руках я умирала и воскрешала вновь.

— Ты моя, Алёна, только моя…

Его тихий шёпот тонул в звуках срываемой наспех одежды. Мгновение — и вот на мне уже ничего не осталось. Ещё мгновение — на нём тоже.

Кожа к коже, жар внизу живота усиливался с каждой секундой. Я хваталась руками за его плечи, стремясь прижаться к Паше как можно ближе. Я хотела его, просто сходила с ума от желания.

Одним плавным движением он вошёл в меня, сорвав с моих губ сладостный стон, который прекрасной мелодией разлетелся по залитой ярким светом комнате.

— Ты моя, моя, только моя…

В простом и примитивном желании присвоить, он всё яростнее вколачивался в мои разведённые в сторону бёдра. А я…

А я просто забывалась в его руках, разлетаясь на тысячу крошечных осколков, чтобы потом снова собраться в единое целое. Он мог не говорить, я и так всё знала. Я хотела принадлежать ему. Только ему. Ему одному. До последнего вздоха. До последнего стона. До самого конца.

Я любила его, любила всем сердцем и душой, и этого уже ничто не могло изменить…

1

Алёна. Наши дни.

Я пулей выскочила из метро, на ходу раскрывая прозрачный зонт, по которому сразу же забарабанил дождь, заставивший меня поморщиться. Бордовая сумка едва не соскользнула с плеча, каблуки туфель выбивали дробь по мокрой плитке тротуара, пока я торопливо шагала вперёд. Да что там, я почти бежала, искоса поглядывая на наручные часы. Только бы не опоздать!

Впереди, на перекрёстке сигнал светофора отсчитывал последние десять секунд, и я решила, что успею, если потороплюсь. Зелёный человечек перебирал ногами, но стоило только мне подойти к краю дороги, как светофор, словно специально, моргнул красным, и поток людей, как по команде, замер.

Я резко остановилась, заскрежетав от досады зубами, и принялась испепелять взглядом светофор. Сегодня мне нельзя опоздать, никак нельзя, ведь именно сегодня главный редактор выходит из отпуска. Конечно, Вероника, его помощница, говорила, что он «лояльный», «справедливый», и «очень даже ничего», (хотя последний пункт меня немного смутил, и я так и не поняла, что она конкретно имела ввиду), но всё же не хотелось бы портить первое впечатление о себе, и начинать знакомство с опоздания. Тем более на испытательном сроке!

Машины тянулись вереницей, длинной и непрекращающейся, медленно проезжая перед моими глазами.

«Не давай же, давай! Быстрее!» — мысленно торопила я светофор, постукивая мыском туфли по плитке тротуара, в то время, как глаза ощупывали циферблат часов.