Неверный

Глава 30

— Почему, Рустам, ты болен? — она смотрит на меня своими огромными глазищами, а я не могу ответить. Не поворачивается язык.

Я и так достаточно наговорил и хорошо вижу, насколько моя Соня шокирована, она даже не пытается это скрыть. А мне и не надо, потому что я готов подписаться под каждым сказанным словом.

Я давно об этом думал, сегодня лишний раз убедился, насколько мало ценил свою жену. Насколько мне нравилось думать о ней, как о наивной беспомощной девочке.

Она и была такой поначалу, и это было удобно. Мне нравилось водить ее в дорогие рестораны, одевать в дорогую одежду, дарить дорогие подарки и украшения.

Меня устраивало, что наш дом стильный и ухоженный, устраивало, что когда я прихожу домой, меня ждет теплый ужин. И мне нравился наш секс.

Но мне в голову не приходило обсуждать с ней свои дела или делиться чем-то, связанным с бизнесом. Если у меня возникали проблемы, я предпочитал дома о них не говорить, отделывался общими фразами.

Первое время, когда Соня работала, она пыталась мне рассказать, что у них за день произошло в офисе. Но я был твердо убежден, что работу и личную жизнь надо разделять. Что нельзя тащить рабочие вопросы в дом, а домашние проблемы в офис.

И Соня делиться со мной перестала. А потом я настоял, чтобы она уволилась, и она уступила.

Нежный домашний цветок, удобная диванная подушка, домашняя кошечка — вот кем была для меня Соня. Я это даже не сразу понял, а только когда прошло время. И утвердился в своих выводах, когда увидел ее в работе.

Сегодня я в очередной раз смог убедиться, какая она на самом деле. Деловая, собранная, сосредоточенная и умненькая.

Впервые я оценил это на переговорах у Каменецкого, когда мне представили младшего специалиста финансового отдела Софию Дашкову. Смотрел на нее и не узнавал в уверенной в себе девушке мою нерешительную скромную Соню.

Теперь я понимаю, чего сам себя лишил — поддержки, помощи, советов, простого участия. Как она спорила со мной, доказывая, сколько потеряет компания, если я ее не послушаю!

Я давно с ней согласился, но мне нравилось смотреть, как она терпеливо доносит до своего упертого руководителя свою позицию. И испытывал от этого настоящий кайф.

У Руса с Ди так было с самого начала. Мы с ним оба пошли против воли матери и женились на девушках, которых выбрали сами. Отказались от выбранных ею подходящих кандидатур, нашли себе жен по любви, а не по договоренностям.

Только Рус с Дианой не просто муж и жена, они как две части одного целого. Русу достаточно посмотреть на Ди, и она его понимает без слов. Раньше я думал, это потому, что они почти ровесники, у них всего год разницы. А моя Соня слишком молоденькая, чтобы я делил с ней свои косяки.

Я слишком подсел на ее обожание и не готов был его лишиться. Я хотел быть для нее всесильным, всемогущим божеством, способным одним движением пальца решить все ее проблемы.

Но я был таким только потому, что ее проблемы были мелкими, несущественными. Мама донимает? Одна разъяснительная беседа, подкрепленная финансовым вливанием, и Вера становится образцовой матерью. И тещей, само собой, которая за зятя стоит горой.

Подружки не могут ходить по дорогим ресторанам? Безлимитная карта, с которой можно полгорода в ресторан сводить, не только подружек.

Скучно и хочется разнообразия — треннинги и семинары личностного роста, но лучше всего беременность и не одна. И так во всем.

Теперь понимаю — я не впускал ее в свою жизнь, просто позволял находиться рядом, и она приняла мои правила игры. Смирилась со своей ролью и не пробовала меня перешибить.

А стоило бы. С такими идиотами как я, убежденными в своей правоте, по-другому нельзя. В итоге когда я ее предал, Соня предпочла исчезнуть из моей жизни. И кому я сделал хуже?

Но в главном я не стал признаваться девушке, которая сидит и смотрит на меня распахнутыми от удивления глазами.

В том, что я по-прежнему ревную ее к Демиду. Только теперь не как мужчина, а как муж. Он сделал то, что должен был сделать я, он помог Соне стать самой собой. Раскрыться. Приобрести уверенность в себе.

Теперь он для нее друг, а я предатель, не стоящий ни прощения, ни внимания. Ничего…

— Почему ты молчишь? — она с тревогой наклоняется ближе, я чувствую ее запах и чуть не глохну от нахлынувшего желания.

Это не просто возбуждения, тут много чего намешано. Желание ее вернуть, завоевать заново, получить в свое полное и безраздельное владение. Без всяких Богданов. И Демидов. И остальных.

— Нет, Соня, я не болен. Я просто больше не хочу детей.

Замолкаю. Не поворачивается язык сказать про Амира правду. То, что я не люблю своего ребенка, никак не добавит мне плюсов в ее глазах, скорее, наоборот оттолкнет. И мне сейчас снова становится его дико жаль.

Почему ему не повезло родиться у такого недостойного отца? Чем он провинился? Виноват только я, а отвечает за все мой сын.

Но и лгать Соне не хочется, поэтому неохотно отвечаю:

— Есть такие люди, которым не стоит иметь детей. Из них получаются неправильные родители. Это сложно понять заранее. Я понял это, когда родился мой сын.

Она молчит, переваривает сказанное, а я продолжаю.

— Вот поэтому я рад, что у нас с тобой не получилось с детьми, Соня. Но теперь у тебя есть дочь, и раз вы с ее отцом не сошлись сразу, я хочу попросить у тебя дать мне шанс попробовать.

— Попробовать что? — спрашивает она заморожено.

— Попробовать дать мне возможность…

Меня перебивает звонок от матери. Первая мысль сбросить, но что-то внутри толкает ответить на вызов. Уже поздно, просто так она бы не стала меня беспокоить.

— Извини, — говорю Соне и принимаю вызов. — Да, мама.

— Рустам, сынок, у Амира носом пошла кровь. Я сказала Лизе вызывать скорую и еду туда, — голос матери срывается, и у меня внутри веет холодом.

— Хорошо, мама. Позвонишь, в какую больницу вас повезут, я приеду, — отвечаю, и когда поднимаю глаза, ловлю испуганный взгляд.

— Что с твоим сыном, Рустам? — спрашиваю и замолкаю, наткнувшись на замороженный взгляд Айдарова.

— Поехали, я тебя отвезу, — он оставляет вопрос без ответа, встает из-за стола, а у меня внезапно отказывают ноги.

Продолжаю сидеть, не в силах подняться. У Рустама на телефоне громкость стоит на максимуме. Он не слишком сильно прижимал телефон к уху, поэтому я слышала весь разговор.

Представляю, что это все происходит с моей малышкой, и меня накрывает паника. Детские болезни это то, с чем я так и не научилась справляться. Каждый раз, когда болеет дочка, я умираю от страха за нее. И сейчас от одной только мысли, что с ней внезапно может что-то случиться, я буквально цепенею.

В то же время в глазах Рустама я вижу точно такой страх, как у любого нормального родителя. Он испугался за своего ребенка, зачем тогда он на себя наговаривает?

Сердце начинает стучать с удвоенной скоростью, уши закладывает. Горло перехватывает, кажется, я вот-вот задохнусь. Это похоже на паническую атаку, у меня уже было такое. До сих пор помню ужасное состояние выпотрошенности и опустошенности после того, как она отступила.

— Что с тобой? Тебе плохо? — бывший муж наклоняется надо мной, только я вижу, что мыслями он уже далеко. Это и правильно, и ненормально одновременно.

Правильно, потому что он отец. Ненормально, потому что я сейчас здесь и с ним, а как раз я тут абсолютно лишняя. И бесполезная.

А еще ненормально, что мне хочется его как-то поддержать. Утешить. Сказать, что я его хорошо понимаю. И это чистая правда, я его сейчас действительно понимаю. И искренне сочувствую. Но голос разума, как выясняется, живет независимо от всяких атак, и панических, и не панических.

«Соня, ты точно уверена, что тебе хочется во все это окунаться?»

У Рустама ребенок от другой женщины, и только с ней они должны друг друга утешать и поддерживать.