Калина для Светозара

— Нет, — тоном, не приемлющим возражений, высказался батя. — Закончишь десять классов, потом в армию, а когда два года отслужишь, подашь документы в Лисогорский ОМОН.

Светозар спорить не осмелился — и вариант устраивал, и бате виднее. Но позже улучил момент и спросил, почему именно так. Батя ответил, что в нем сила альфы бурлит, пока еще в проказах выплескивается, в возне со сверстниками. А дальше или до смертоубийства дойдет, или он в какие-то грязные дела ввяжется — из любопытства, чтобы лишнее растратить.

— В армии из тебя первую дурь выбьют, к порядку приучат. Начнешь приказы выполнять, не огрызаясь. А оттуда тебе прямая дорога бойцом в ОМОН. Туда отслуживших берут, со средним образованием. И зарплата хорошая, и паек, и жить можно не в казарме, квартиры в Лисогорске дают. В военное училище тебя отправлять смысла не вижу — нет у тебя ума и усидчивости, чтобы с хорошими оценками закончил.

Светозар с батей согласился, поблагодарил за объяснение. И, впервые, попытался посмотреть на себя со стороны — оценить, так сказать, на что годен, на что не годен.

Глава 2

Одним из своих главных достоинств Светозар считал умение доедать то, что собрались выбрасывать. Аппетит у него был истинно волчий, альфий — жрал всё, что не приколочено, а что приколочено, отрывал и сжирал.

Силушки в нем действительно было немерено. И умение приказывать от отца досталось — слушались и сверстники, и волчата постарше. Носились по городку слаженной компанией. Стая Светозара — так их и называли.

На танцы бегали, дрались с другими волчатами — после танцев, возле летнего кинотеатра и просто так. Пакостничали по мелочи: то белье с веревок воровали и сбрасывали в колодцы, то вяленую рыбу тащили из сушилок и поедали практически на месте преступления, то варенье из погребов, то картошку — чтобы запечь в углях на рыбалке.

Иногда ловили мышей и ежей — мерялись, кто больше — а потом забрасывали дохлятину через заборы во дворы соседей. Старались никого не обделить. Доставалось и Поэтессе — Светозар к ней ежей забрасывал, мыши за ветки живой изгороди цеплялись, не долетали.

В саду Поэтессы, кроме калины, еще какие-то деревья росли, изгородь, на которой мыши висли, была из терновника, а внутри просматривались яблоня и груша, но за ними не лазили — фруктов летом хватало. А вот калину матушка Светозара считала практически своей собственностью — когда-то попросила у матери поэтессы разрешение запас на зиму собрать, потому что плодов слишком много, все равно птицы расклевывают, и, с тех пор, жила в уверенности, что имеет право на урожай. Сама не ходила, отправляла детей. Сначала Светозарова брата, а потом и Светозара, когда подрос.

Поэтесса сбору калины не препятствовала, и даже за ежей не ругала. Светозар с братом обычно лезли через терновник, цепляясь за ветки дерева, а потом она их с мешками через калитку выпускала. Мелкая белая волчица к Светозару с братом никогда не подходила — посматривала издалека, прижимала уши, когда они слишком громко кричали или быстро бегали. Не спускалась с веранды, а, насмотревшись, пряталась в дом.

Калина сушилась на кухне, в сенях, перетиралась с сахаром, заливалась мёдом и служила семейству и чаем, и лекарством от простуды. Светозару запах не нравился, но матушка прикрикивала, и заставляла пить — запаренную сушеную просто так, или с мёдом, если начинал кашлять.

В девятом и десятом классе Светозар дракам уделял больше времени, чем ловле ежей и мышей. Повзрослел, начал на волчиц заглядываться, красовался, надеясь, что где-нибудь обломится, но не обломилось. Девицы в Ромашке себя берегли, знали, что иначе замуж не возьмут, а разведенки и вдовы с молодым альфой связываться не хотели — не такое Светозар сокровище, чтобы получать вдобавок ворох проблем.

Закончив школу, Светозар отработал лето на сенокосе и уборке урожая, отгулял праздники, и осенью ушел в армию. А калину в саду поэтессы не собрал — ее после морозов рвали, а какие в Лисогорском воеводстве в октябре морозы? В иные дни на солнышке загорать можно.

Матушка побеспокоилась, перед армией Светозара сговорила — нашла ему девицу-волчицу на год младше, скромную, выносливую и работящую. Волчица Светозару не особо глянулась — ростом почти с него, чернявая, лицо суровое — но матушка сказала, что с лица воду не пить, родители девицу держат в строгости, а здоровье у нее отменное, крепких волчат родит.

Батя в свадебные дела не лез, и Светозар решил покориться воле матушки. Обменялся с девицей плетеными браслетами: ей отнес с прозрачными стеклянными бусинами, символом чистоты, получил взамен с куриными божками, заговоренный на силу и удачу. После посиделок поцеловались пару раз, и Светозар уехал в далекую даль с вещмешком. К армейским будням, казенным харчам и муштре.

Перед отъездом, когда в военкомате первые бумаги оформили, батя Светозару сказал:

— Пойдем, пройдемся.

Пошли, шурша осенними листьями — облетала пожелтевшая слива и вишня. От перекрестка свернули вправо, медленно поднялись на горку. Батя плохо себя чувствовал, постоянно жаловался, что голова болит. Матушка в доме шуметь запрещала, но толку от этого не было.

Когда на горизонте замаячила стела мемориала, батя заговорил:

— Война эта давно идет. И конца и края ей не видно. Может, при твоей жизни если не закончится, то хотя бы утихнет. Я мирного времени точно не застану.

Светозар не знал, надо ли что-то говорить, промолчал. Бате виднее. У них, в Ромашке, лисиц жило мало, терактов не случалось, схронов в лесах не было — Камул миловал. За пределами этого уютного мирка, где дохлые ежи и кража варенья были серьезными проблемами, кипела совсем другая жизнь.

— Рыжие лисы неуёмные, — объяснил отец. — Они и волков во враги записали, и своим кремовым собратьям мстят за дружбу с людьми, и с медведями-пещерниками регулярно цапаются. Помни — им доверять нельзя. Могут подольститься, подложить лисицу... а потом получат то, что надо, и застрелят в постели, избавятся от соучастника и свидетеля. Пойдешь служить — служи. Выполняй приказы, хоть сто раз они тебе дурными покажутся, но выполняй. Не изменяй присяге. Нельзя со стороны на сторону бегать, ни там, ни там своим не будешь. Служи. И ничего не бойся. На твоей стороне правда.

Они дошли до памятника павшим в гражданской войне. Высоченная бетонная стела устремлялась в пронзительно-синее небо. Кто-то — человек или оборотень — в каске сжимал винтовку, сурово обозревал окрестности с огромного барельефа. Сквозь стыки и трещины в бетонных плитах пробивалась трава — как символ жизни, преодолевающей любые преграды.

Светозар здесь бывал редко. Проказничать опасался, а когда из школы строем букеты ходили носить, не присматривался. Помнил только, что воин на барельефе — символ. А жителей города, павших в боях, поминали отдельными табличками.

— Когда ставили памятник, была мысль вечный огонь зажечь, — проговорил отец. — А потом поспорили-поспорили, и отказались. Потому что людей в городе меньше, чем оборотней, на табличках сплошь люди, а за газ жителям платить. Люди слабее, они умирают сразу. А мы возвращаемся домой из госпиталей, какое-то время живем и отправляемся на обычное кладбище. Вот...

Отец указал на одну из табличек.

— В одном классе учились, жизнь то сводила, то разводила. Он был вертолетчиком. Сбили.

Светозар ждал продолжения, но его не последовало. Батя развернулся, пошел к ступеням спуска. Годы спустя Светозар себя корил. Что не задавал вопросов, не разговорил отца, который чуть ли не впервые приоткрылся. Рвался к приятелям, к своей стае, провожавшей вожака посиделками. Эх... знать бы заранее.

В Лисогорске, куда свезли новобранцев, после медкомиссии товар начали разбирать купцы. Светозара забрал майор ВДВ из Северо-Оленьего воеводства. Новые впечатления начали вытирать мысли о доме, изгнали легкую грусть — самолет, Светозар впервые поднялся на борт самолета! Не подозревая, сколько их еще впереди будет.