Время дальних странствий

Я не раз просил его написать краткие стихи на темы природы, познания, чтобы поставить их как эпиграфы к главам моих книг. Ничего такого от него не добился. Возможно, если он не писал стихи (во всяком случае, их не печатал), в этом была моя вина.

Когда ему было около двадцати лет, он был влюблён в молодую испанку, младенцем прибывшую в СССР во время гражданской войны в Испании. Посвятил ей лирическую поэму, из которой мне запомнился алый тающий огонёк сигареты в снегу поздним вечером под её окном.

Он поступил опрометчиво, ознакомив меня с этой поэмой и спросив моё мнение. Я был склонен к сатире, а не лирике. Мне показалась надуманной любовь именно к испанке. Не помню, что я тогда ему наговорил, но общий тон был скептический. Подпустил шуточку из прошлого века:

С тех пор Толя не показывал мне своих стихов, говорил, что их не пишет, мол, вполне достаточно переводов. Не знаю, сказалась моя ехидная критика или нет, но мне до сих пор неловко за свою бестактность. Он не напечатал ни одного своего оригинального стихотворения. Скорее всего, сопоставлял свои стихи с высоким уровнем мастерства тех, кого переводил, и не хотел писать хуже них. Творческая робость.

Переводы у него получались великолепными. Он работал над ними, как лучший ювелир, выгранивая строки порой даже после того, как стихи были опубликованы (у меня в его книгах есть такие уточнения). Мне трудно понять, как можно ограничиться только пересказами, переводами в иную систему того, что придумали другие?

Меня обрадовала рецензия в «Новом мире» на сборник переводов Анатолия Гелескула. Запомнился один фрагмент. Прежде были переводы Верлена Ильёй Эренбургом. Они были похожи на стихи Эренбурга. Были переводы Бориса Пастернака. Они были похожи на стихи Пастернака. А в переводах Гелескула мы обрели подлинного Верлена на русском языке.

Не ручаюсь за точность, но смысл был такой. По-видимому, именно эту книгу «Тёмные птицы. Зарубежная лирика в переводах Анатолия Гелескула» подарил мне Толя в конце 1993 года. Написал: «Рудик! С наступающим (к сожалению)! Настоящее название книжки «Жизнь мелким шрифтом», да ещё неразборчивым и с опечатками».

На другой странице его отклик на текущие события:

«Весной все, кто выживет, соберёмся и сфотографируемся на память «(Армянская поговорка, современная)»

Книга действительно издана плохо, мелким шрифтом. А переводы отличные, рецензент был прав. Я подумал: теперь Толя начнёт писать своё, личное. Не свершилось.

Мы с ним были во многом антиподы. Книжная романтика, которой были заражены многие, поступающие в МГРИ, включая Толю, была мне чужда. Мне хотелось работать вдали от начальства и общаться с природой.

Занятной была его встреча со своей давней (со школы) неприятельницей.

Мы с ним часто посещали Библиотеку имени Ленина. Как я выяснил позже, на меня обратили внимание две подруги, решив со мной познакомиться. Одна из них – Марина Махова (по матери Алхазова), красивая девушкой кавказского типа, спортсменка – жила во дворе дома на Каланчёвке, где жил я напротив вокзала.

Когда она встретилась с Толей, выяснилось, что они знакомы визуально. Толя в детстве жил и учился в школе (отличник!) в дачном посёлке Загорянском, по той же Северной дороге, что и Монино. У Марины родители там снимали дачу. Толя летом временами пас коз. По словам Марины, он ходил в каком-то зипуне, временами расстилал его на земле и лежал на нём.

Иногда его козы ощипывали кусты недалеко от родника, куда Марина ходила за водой с собакой-боксёркой. Москвичка дачница смотрела на местного пастуха свысока. С помощью собаки она отгоняла от родника его коз.

Мы с Толей познакомились с Мариной зимой. Она пригласила нас на каток. В отличие от неё, мы не умели кататься на коньках, но приглашение приняли. Толя, как вскоре выяснилось, проявил незаурядную решимость. Это можно объяснить только тем, что Марина ему нравилась.

Поехали в Сокольники. У нас с Толей своих коньков не было – взяли напрокат. От большой круглой ледяной арены расходились лучами ледяные дорожки. Только что наступил Новый год, публики было сравнительно немного, в основном дети.

Угнаться за Мариной было невозможно, я кое-как ковылял ей вслед. Толя не смог сделать и одного круга. Упав раз, другой, он счёл за лучшее больше сидеть на льду, чем стоять на коньках. Вокруг него кружились дети, как вокруг ёлки.

После этого случая он некоторое время обижался на меня, заподозрив, что я, умея кататься на коньках, решил посмеяться над ним. Объяснение было другое: в отличие от него, я занимался спортом. Ноги были крепче и координация лучше.

Через несколько лет после памятного катания на коньках в Сокольниках мы с Мариной стали мужем и женой. Я переехал к ним в одноэтажную каменную постройку, в которой, как говорили, до революции была конюшня. Домик находился в глубине двора. Мастеровитый хозяин Сергей Николаевич Махов привёл его в порядок, оборудовал отличный подвал.

Толя оставался холостяком. У него была сестра Галя. Оказывается, она мне писала (но, вроде бы, не послала) письмо в экспедицию.

Интересней была его разношёрстная компания. У всех были прозвища, истоки которых я не знал: Абон, Гапон, Билли Бонс, Штанишка, Чиж, Сид… У Билли Бонса было внешнее сходство с пиратом из романа «Остров Сокровищ» (хотя больше бы подошёл Джон Сильвер): покалеченная нога и пояснение Толи, что это важный пахан, на которого было покушение. По-моему, в нём Толя с опаской и не без некоторого восторга видел нечто криминально-романтическое. Вскоре этот человек погиб при невыясненных обстоятельствах.

Сидом называли Исидора Хомского, младшего брата известного театрального режиссёра. Он тоже поступил в МГРИ из романтических соображений, но быстро понял, что в этой отрасли ему делать нечего. Поступил во ВГИК. Использовал свой способ «ловить бабочек». В парке Эрмитаж изображал юного невинного молодого человека. Внешне он напоминал блиставшего тогда «Фанфан-тюльпана» – артиста Жерара Филипа. Сид привлекал не слишком молодых дам, с которыми, по его словам, было особенно занятно…

Ему довелось быть помощником режиссёра Марлена Хуциева на съёмках фильма «Мне 20 лет» («Застава Ильича»). Насколько я понял из его откровений, в кино его более всего привлекала доступность красивых женщин. С Толей они обсуждали сюжет фильма, в котором главным героем будет юный цыган. Они воображали, как вечерами у костра он поёт цыганские песни… «А в маршруте, – добавил я, – пляшет «Цыганочку».

С его компанией у меня связана пренеприятнейшая история с участием КГБ. Но об этом расскажу в надлежащем месте подробнее. Возможно, это было связано с тем, что одним из давних приятелей Толи был Андрей Зализняк, лингвист, будущий академик РАН, знавший десятки языков. Как я предполагаю, такого уникума стала использовать наша разведслужба. Это версия, не более того. Не могу представить, по какой ещё причине могли компанией Толи заинтересоваться «компетентные органы».

Мне непонятно стремление некоторых людей знать несколько языков. Порой считают знание иностранного языка признаком культурного человека. По такому критерию я не имею отношения к культурному сообществу. Я – искатель смыслов. Хочу познавать Природу, человека, Бога, общество, Жизнь. Для этого достаточно знать русский язык.