Страница 3 из 6
А я согретый первым прикосновеньем
Губ твоих о щеку впалую мою,
Более не вопрошу, и о большем не пожелаю, кореньем
Прорастет на странице жизни, я тот сюжет запечатлю,
И о поцелуе том невинном будут легенды вечные слагать
Из поколенья в поколенье, из рода в род, из уст в уста.
Но невозможно описать, то, что уму не осознать.
Читая строки сей, люди будут греться у любви моей костра.
То пламя ты во мне зажгла.
2011 г.
Платоника и Плутос
Ангельской любовью
Воспарю к блаженным небесам.
Пролечу над плотскою топью тенью
К райским сферическим кругам.
Средь белокурых нимф восторгом воспылаю,
Слагая песнь непорочности людской,
Целомудрие в них я ощущаю.
Созерцаю светлым днем и тьмой ночной
Прильнув к замочной скважине дверной,
Лишь сновидение вижу девы молодой.
Но муж ее изгнанник бессонницей томится,
Он разжигает страсть, отчего в нем вскипает плоть,
Обуздать, поглотить она стремится
Все естество его, ноет мышца, и даже кость.
И мысли сладкие сулят ему бренное наслажденье,
То ничтожное минутное упоенье, он стенал.
В сумерках отверзлись все его пороки, в оцепененье
Он иногда впадал, разумея то, о чем злодейски помышлял.
Призраком, представ пред ним, я протестовал.
Я душу любимой познавал, но тело никогда не знал,
Я целомудренно творил, но рук блудливых не распускал.
Потому любовно длани превратились в крылья.
А он жаждет осквернить святое, он одержим,
Погубить желает девство в безумии соитья.
И нрав его свиреп, неукротим.
“Чтоб овладеть женой у меня имеются на то все средства”.
Твердит распутный муж, вскидывая гриву,
Дрожит, блуждает в плену злодейства.
Внимая шепоту, утолить желает жажды силу,
Томится белизной незапятнанного кровью ложа.
Я покорно когда-то также мысленно страдал.
Ибо должно побеждать мысли разжигающие плоть,
Превозмочь ухищренья духов злых, их аврал,
В свиней вселившись, бросились с утеса вниз, в ту ночь
Разжигали думы мужа одна порочнее другой,
В пропасть зла влекущую вниз головой.
Но представьте сиянье света в девственном раю,
Ту неподвластную уму благость Божью,
До образа снизойду, покуда зло замышляется в бреду.
Расскажу, что ожидает не познавшего жену, с дрожью
С благоговением хвалы вековым провидцам возношу,
Средь них праведных я рдел тускло, но достойно.
В белых одеяниях они подобные эфиру,
Благочестия венцом украшены, светлы
Лики дев и юношей, дарящих милость миру.
В саду том произрастают не сорванные цветы,
И крылья их, что чище чистоты, являются заветом,
Они избрали путь – быть подобием Христа.
Но знаем мы недостаток скованных верности обетом,
Девы берегут, сколь и юноши свои оберегают телеса,
В то время как души их нагие алчут духовного тепла.
Разумные на небесах песнь кротости слагают,
Победившие соблазны, все ухищренья мира.
И тонким звонким голоском песнь девства чают
В озаренье истин откровений, в сумерках гонений,
В длани божественной любви и при людской расправе,
Под сводом милосердия и правды, вдали от порицаний,
Воздержанье поставив во главе угла, ныне на свободе,
Те нетленные души источают алмазный фимиам.
В преддверии дворцовых врат они влеченные наградой,
Славой Вышнего укрощены их руки, чрево, стан.
И души те благоволят воздать хвалу песенной громадой,
Уподобляясь святым существам твореньям – ангелам.
Возгордиться девственники не смеют,
Ведь нестяжателен их славный путь.
Душа святая, да плоть невинная, сомлеет
Проживши век и познавши всю жизни суть.
Но горе тем, кто сладострастно возжелал хотя бы образ,
С любовью плотской на любимую смотря,
Слагая мысль и ломая духа хрупкий остов,
Склоняются фантазией, обнажаясь донага.
“Будто не она ” – глаголют чувственные уста.
Не должно швартоваться на чужие берега.
Радость сердца да не будь обокрадена, пуста,
Веселись и пой лишь для одной любимой девы.
Благочестиво очей с земли не поднимая и не смотря ни на чье лицо,
Искушаемы, но не единым хлебом живут и здравствуют они,
Приклоняются лишь пред Богом и служат одному Ему.
Не искушают Господа, лишь о прощении просят в кельи в тиши,
Закрывшись в комнате, никто не лицезрит слез молитв по вечеру,
Сквозь колоннаду диких трав доносится монашеский устав.
И в миру девы всяких лет сохраняют чистоту,
Поцелуя дерзновенного не знают, отводят от искушенья взгляд.
Обо всем у Бога просят дозволенье, везде укрывают наготу.
Лирой поэтической не описать, как рушатся греховные мосты,
Науки преклоняются пред ними, ведь противоречат им,
Трубят инстинкт, но для дев его не существует до венчания поры.
И юноша тело укрощает, он за неопытность всюду укорим,
Отсекает мысли страсти в одеждах во простых,
Прикосновенье не позволяет.
История доносится отовсюду о юноше в чине прославленных святых,
Словно светлый серафим, окрыленный правдой, по небу летает,
Напоминает об истинном предназначенье человека во все дни века.
Доверчивый любовью не видел в ближних он греха,
Скромностью прекрасен, готовился к принятию венца
Послушника, матушка была огорчена, но благословила.
Все родители желают детям лучшей, но своей судьбы,
Женитьбы скорой и счастливой, детей и правнуков, молила
Об исходе этом, но на монастырь указали Бога Вседержителя персты.
Уразумев путь великий, предвидя преклонную главу
Свою, чурался духа он мирского и отсекал молитвой суету,
Спешил, различив на небе Вифлеемскую звезду.
Сняв обувь, в одной одежде, не потворствовал укорам,
Устремлен к затворам, к акафистам Всецарицы,
Отрекшись он вина, вопреки народам.
То есть опьяненье тела, а главное помутнее души зеницы,
Око, воззревшее на плоть, не водцарствует над телом,
Но душа, обратившая на плоть, познает тела боль.
В сердце женщину он не поместил, иной же пищу над древом
Заберет, поклюет плоды, столь
Безумен человек воспылавший страстью.
Юноша благочестивый ведал тот наказ.
Дошел до слуха древний сказ, став нераздельной частью,
“Да не разделит человек, что заключено небесами”.