Дурочка

Чувствую, как начинаю краснеть. Черт, а ведь и в самом деле, это будет удобно. Воспоминания возвращаются, но при этом ощущение, как в детстве, взрослые говорят обо мне при мне. К тому же есть просьба мамы. Она такая нелепая, не удобная. Что бы он меня хотел. Я поднимаю глаза на Артема, пытаясь по его внешнему виду определить – он меня хочет? Хочет или нет?

– Да, совершенно ничего, – отстраненно улыбаюсь, не зная как быть. – Ты прости, так вышло. Отличный вечер. Но проснуться в чужом доме с незнакомым человеком, это слишком, даже для меня.

Юлька поддерживает меня натужным смехом. Я сжимаю бокал в руках и не ставлю его на стол. Не могу.

– Совсем?

Вопрос с подковыркой.

– У меня болела голова, я выпила обезболивающего, а дальше ты видел, как на меня влияет алкоголь.

– Не верю, – Артем улыбается, и весь его вид отдает скептицизмом.

– Не-а, ты просто не знаешь, она, когда танцует, становится как в трансе, – защищает меня Юлька.

Он ставит локти на стол и наклоняется еще больше в мою сторону, практически прижимаясь к моему плечу. Откланяюсь от него максимально далеко.

– Ты обалденно танцуешь. Я никогда не видел, чтобы кто-то так двигался. Завораживающе красиво. Где ты училась, – он заглядывает в мои глаза и от этого перехватывает дыхание.

Делаю большой глоток из фужера, мне не хочется об этом говорить.

– В детстве ходила в кружок.

– У нее травма. И мы занимались в профессиональной школе, вместе. Твоя мама помнишь, тогда обвинила меня во всем, – Юлька не любит, когда хвалят не ее таланты.

– Ты двигалась…Как первобытная плясунья, как колдунья, не знаю. Самозабвенно. Очень раскованно. Как…

– Как ведьма на шабаше, – шучу я, и мы с Юлькой смеемся.

Артем не смеется, в его лице сквозит восхищение. Это приятно и смущает. Он то и дело переводит взгляд с моих глаз на мои губы. И каждый раз мне хочется сглотнуть. И я сглатываю, тихонько выдыхая. Кажется, понятно, о чем он думает, но я не уверена в этом. Ощущаю, как становлюсь влажной, откликаясь на его комплементы. Я хорошо помню его обнаженным. И мне любопытно, у меня у одной приливы влаги не в то место? Почему нельзя потрогать его? Это же только любопытство. Чтобы не коситься на его пах, не вежливо отворачиваюсь от него. Вместо поддержания разговора, рассматриваю рассаживающихся людей. Чувствуя на себе его тяжелый взгляд. Скоро должны прийти родители. Мне же не свойственно флиртовать с партнерами отца, а уж тем более бросаться в кровать с первым встречным.

Начинается банкет. Выходят с речами губернатор, его приближенные, меценаты города. Среди них Танталов. Он давно не молод, лысоват, носит старомодные роговые очки. На вид ему хорошо под 60. Он, конечно, подтянут для своего возраста и совсем не выглядит дряхлым, но возраст ничем не скроешь. Так же как и властную манеру. У человека тяжелый взор, привычный утюжить окружающих подозрениями и недоверчивостью. Все вместе складывается в образ опасного параноика в дорогом смокинге, притворяющегося хорошим.

Мы слушаем речи, дружно хлопаем. И меня снедает тревога, от пустых мест родителей. Может что-то произошло? Случилось? Они последнее время много ссорились. Почти все ссоры начинала мама. Не уже ли они и сейчас ругаются? Где-нибудь в машине, или дома? Не вериться, что они могу пропустить бал цветов. Приходиться нетерпеливо ждать, пока пройдет официальная часть.

И как только она заканчивается, я срываюсь с места и выхожу за дверь банкетного зала, в огромное мраморное фойе с широкой лестницей. Мимо меня спешат опоздавшие. На телефонные звонки никто не отвечает. Даже трубку не берут.

Спускаюсь вниз, в небольшой парк за зданием. Обычно в парке, горожане устраивают пикники, играют с детьми на детской площадке или назначают свидания у фонтана. Сегодня он пуст и огорожен. Его преображение уникально. Зеленый лабиринт, где в каждом из восьми тупиков клумба из цветов. В девять вечера, еще светло, но парк уже подсвечен желтыми фонариками, потому что темнеет, отчего создается волшебное ощущение таинственности. Жара немного спала. Хорошо слышно журчание городского фонтана. Снова звоню родителям.

– Алиса?

За спиной Артем.

– Что-то случилось? – он спрашивает по-настоящему, в голосе слышна тревога.

– Родители задерживаются. Сказали, будут через полчаса, – я быстро гашу экран мобильного. – Проблемы с транспортом.

Я вынуждена немного отступить, потому что чувствую его запах, ощущаю телом его самого, физически.

– Ты расстроена,– замечает он, и снова оказывается близким настолько, что я буквально касаюсь его.

Черт, я чувствую не только запах парфюма, но и его самого. А это не только тело, это еще пот и запах яйц. Очень легкий, но я знаю его, запомнила утром. И этот запах интимно приятен.

– Мне не по себе. Пожалуйста, отодвинься, – прошу на выдохе.

На секунду Артем замер, пристально смотрит на меня, пытаясь отыскать признаки шутки, или чего-то что говорит о том, что я не против. Затем сделал неохотно полшага назад, не сводит горящего взгляда.

– Вчера ты, – его голос выражал надежду.

– Не помню. Но даже если так, сегодня нет. Ты не в моем вкусе. Ты партнер отца.

– Бред.

Делает шаг и резко прижимает к себе. Я тону в его запахе, не успеваю ничего сказать, его язык уже на моих губах. И внутри все обрывается. Замирает от ожидания. Артем ласково трется, целует меня, изучает изгибы и контуры моего чувственного рта. Его поцелуи возбуждают. Руками он исследует меня, и с некоторым ритмом придавливает к себе. Все вместе, как танец. Прелюдия к танцу. Захватывает. Тело мгновенно откликается на легкие удары об него. Я прижимаюсь навстречу ему. Дыхание сбилось, и мне хочется, черт возьми, продолжения. С ним. Неожиданным человеком в моей жизни.

– Я не хочу.

В следующую секунду вырываюсь, отрываю себя от него. Чужим тяжело отказывать, а попробуй, откажи себе.

Он словно ожидал. Сильные руки не отпускают меня. Удержание с его стороны взрывается во мне радостью. От этого внизу, меж ног становится невыносимо горячо и жарко. Несдержанные поцелуи переместились на шею. Артем мощно дышит мне в ключицу, прикасается языком к коже и в душе разгорается пожар. Я стою и не отвечаю, жду, когда он остановится, прекратит, так как сама не могу. Грудь наливается тяжестью. Внутри всё сворачивается томным узлом от исступленного желания.

Наконец, насладившись вдоволь, он поднял глаза. Они обернутые страстью, темные от зелени, его лицо пылает вожделением, словно пьяное. Он максимально открыт в своем вожделении.

Я ударила его. Вышла звучная пощечина. И это приводит к ожидаемому результату. Страсть замутняется злостью.

– Если не хочешь обвинения, при всех шишках города, отойди от меня, – все это требует большой силы воли, я делаю шаг назад.

Он тут же оказывается рядом и руки больно сжимают мою талию, агрессивно притягивают к себе. Теперь, я тоже разозлилась, предельно отодвигаясь, уперлась руками в его скользкую рубашку. Шиплю как разъяренная кошка. Вспоминанию, что обычно говорит мама отцу, когда они ссорятся.

– Ты старый козел! Понимаешь, что я слишком молода для тебя. Отпусти. Сейчас же. Меня сейчас стошнит. У меня жених есть. Или сделки с отцом не будет!

Все это я выплевываю на одном дыхании, на весь парк. На визге. Все, что вспомнилось.

Резко Артем отпускает меня и смотрит несколько секунд уничижительно, гневно, а потом язвительно усмехается.

– Ты не стоишь, таких усилий, малышка.

И это оскорбление, как ответная пощечина. Выходит, далась бы я, меня трахнули, как бонус к сделке и прощай. Краска заливает все мое тело, щеки становятся пунцовыми. Ой, дура, я дура! Я всего лишь развлечение для этого, этого гуляки. Очередная дырка. Дышу не ровно, ощущаю, как ничтожна перед ним, перед всем, что произошло.

– Передай отцу, если он не проведет транш до полудня завтрашнего дня, пусть ищет другое предложение. У меня уже есть покупатель.

Его взгляд на миг уставился на окна здания, где проходит бал. И становиться понятно, кто этот покупатель. Покупая столько недвижимости за раз, покупатель приобретет не только активы, но и влияние на торговую политику в городе. Ведь именно он будет определять, что сдавать в аренду и кому. Вопрос имидживый, большинство помещений расположены в центральной старой части города. Потянуть такую покупку может только Танталов.