Раннее

– Эй! Кто вы? – спрашиваю я.

– Да мы это… – отвечают они. – Мы праведники, то есть грешники…

– Ничего не понимаю, – отвечаю. – Ну да ладно, гуляйте. Сегодня у меня праздник – первый день хорошего настроения!

Я в полном восторге. Я почти счастлив. Но пока – почти.

26. ПЯТЬ!

Небо мрачнеет, а СААБ со звоном шлёпается на асфальт и замирает. Я распахиваю дверь и впускаю в салон запыхавшуюся Аниту.

– Что происходит, хозяин?

– Ничего страшного, Анита. Только я думаю, что мне пора вернуться во дворец Лолигда.

– Пора – так пора. А как?

– Не знаю, и потому-то на небе снова тучи. Но вон, видишь, у горизонта виднеется башня, спирально уходящая в небо? Похожая на штопор.

– Вижу, хозяин.

– Если это не путь к Лолигду, то пути, наверно, и вовсе нет.

– Так мы едем туда?

– Конечно.

СААБ устремляется по безграничной асфальтовой плоскости вперёд. Башня медленно приближается к нам.

– Хозяин, – спрашивает Анита, – а если это все-таки не путь во дворец? Что ты будешь делать тогда?

– Точить зубы, – отвечаю я. – И жалеть этот мир.

Мы у подножия башни. Анита первая забегает в арку входа и с криками "Вперёд!!!", иногда переходящими в заливистый вой, несётся вверх по винтовой лестнице. Я следую за ней. В круглых окнах, вьющихся вокруг нас, видны сначала тучи, потом голубое небо, потом мерцающий хаос звёзд и, наконец, призрачный апейрон.

Лестница внезапно кончается, и мы оказываемся на вершине башни – маленькой круглой площадке, которую окружает безмолвное ничто.

– Что же это, хозяин? Почему? – бормочет Анита. – Неужели всё пропало, и мы никогда не вернёмся?

– Я не знаю, – отвечаю я. – Возможно, это значит, что теперь мы должны лететь. Только я не знаю, получится ли.

– Конечно, получится, хозяин! Ты же – принц Киж, ты все можешь, ну что такое для тебя маленький полет?

– Я боюсь, Анита, – говорю я. – Мне действительно казалось, что по всем счетам я заплатил, и во мне не осталось ни сомнений, ни страхов. Но теперь я боюсь снова. Видимо, что-то забыто…

– Не бойся, хозяин! – визжит Анита. – Надо только поверить в себя. Только попробуй, и получится. Хочешь, я полечу первой?

И она, нелепо растопырив все четыре лапы, прыгает в пустоту.

– Нет, Анита! Стой! – кричу я, но всё же… Она ведь парит.

Или это только падение вниз? Но если она осмелилась, почему я до сих пор стою на месте?

И я шагаю за ней.

27. Память

Белый потолок. Грязно-жёлтые стены. Штампик на пододеяльнике, где-то в районе левого плеча. Само плечо окутано толстым слоем бинтов, как и голова. Со стороны изголовья пробивается свет – видимо, там окно, завешенное шторами.

– Больница… – шепчу я и пробую вспомнить, что произошло. Однако память простирается только на последние минуты три – до того момента, как я открыл глаза – а дальше чёрная пугающая бездна.

Хочу напрячься, наморщить лоб, чтобы извлечь из мрака хотя бы маленький клочок образа прошедшей жизни. Но бинты словно нарочно растягивают кожу на лбу в ровную, без складок, поверхность.

– Сестра, – зову я, и ко мне придвигается белая расплывчатая фигура.

– Вы очнулись? Хорошо. Сейчас я сбегаю за доктором.

– Постойте. Где я?

– Это городская клиническая больница.

– Городская… какого города?

Сестра не отвечает:

– Я всё-таки схожу за доктором.

Некоторое время лежу, мысленно ощупывая своё тело. Вроде бы, кроме левой руки и головы, всё в порядке. Как же я сюда попал?

Всё плывёт, и я, чтобы подавить неприятное ощущение, закрываю глаза.

– Ну как вы себя чувствуете?

– Неплохо. Вы доктор?

– Да.

– Что со мной случилось?

– Множественные точечные кровоизлияния в мозг, небольшое сотрясение и ещё кое-какие мелочи, о которых вам не стоит думать.

– Но я ничего не помню.

– И не надо. Вообще я должен вас предупредить: не пытайтесь сосредоточиться. Мозг все время должен быть в расслабленном состоянии.

– Почему?

– Потому что вы висите на волоске. Самое страшное, что вы можете сейчас с собой сделать – это попытаться напрячь мозг или, тем более, вспомнить что-нибудь из того, что произошло до травмы.

– А если я попытаюсь?

– Трудно сказать, чем это кончится. В лучшем случае – смертью, в худшем – полным нарушением психики.

Я молчу, переваривая услышанное.

– Но вы расскажете мне, что произошло?

– Если честно, то мне самому хотелось бы знать подробности. Если верить тому, что мне рассказывали, вы учинили у себя в квартире погром, выбежали на крышу и бросились с неё.

– Значит, я сумасшедший?

– Я не могу ничего сказать, так как не знаю, что вас побудило совершить попытку самоубийства. Определенные отклонения у вас, видимо, есть, но я надеюсь, что со временем всё войдёт в норму.

– Расскажите, что вы знаете обо мне. По-моему, меня зовут Володей…

– Нет-нет! Ни в коем случае не старайтесь вспоминать. Я сам расскажу всё, что нужно. Вас зовут Владимир Сергеевич Соболев, вам тридцать три года, вы окончили механико-математический факультет МГУ и устроились на работу в научно-производственное объединение "Стрела".

– Для меня ваши слова ничего не значат. Я не представляю себе своей жизни.

– Ничего страшного. Скоро вы выйдете из больницы и увидите всё собственными глазами. Итак, детей у вас нет, со своей женой, Маргаритой Анатольевной, вы развелись примерно год назад…

– Как называется этот город?

– Серджинск. Вы родились здесь и живете всё время, не считая пяти лет обучения в Москве. У вас двухкомнатная квартира, автомобиль – СААБ, шведский, и много прекрасных друзей.

– Откуда вы знаете?

– К вам часто приходили, пока вы были без сознания. Один мужчина – Анатолий… не помню отчества. Ещё девушка с вашей работы. И один раз бывшая жена.

– Если они снова придут, вы разрешите мне с ними встретиться?

– Да. При условии, что вы не будете мучать себя жаждой воспоминаний.

– А чем мне здесь заниматься, если даже думать по-настоящему нельзя?

– Отдыхайте. Спите. Думаю, я сумею выбить для вас телевизор в палату. Разумеется, смотреть вам можно только развлекательные программы…

– Ясно. Кстати, доктор… Мне кажется, у меня была собака…

– Ничего не знаю о собаке. Думаю, вы ошибаетесь. Я много разговаривал с вашими знакомыми, но никто о собаке не упоминал. И перестаньте, наконец, вспоминать! Считайте, что прошлого нет. Вы только что родились, и у вас прекрасные перспективы.

– Всю жизнь жить с расслабленным мозгом?

– А что? Некоторые люди только об этом и мечтают. Ладно. Нам пора заканчивать беседу. Я и так вас утомил. Попытайтесь заснуть и ни о чём не думайте. Я попрошу сестру дать вам снотворное.

– Не надо. Я и так хочу спать.

– Вот и замечательно.

Белый халат удаляется, и я слышу стук закрываемой двери.

* * *

Возле моей койки сидит темноволосая девушка с накинутым на плечи белым халатом.

– Белый цвет – символ чистоты и невинности, – замечаю я вслух.

Она вздрагивает.

– Вы проснулись? А я даже не заметила.

– Кто вы?

– Я – Надя. Мы с вами в одном кабинете работаем. Значит, вы совсем-совсем ничего не помните?

– Не знаю. Врач запрещает вспоминать.

Она дотрагивается до бинтов на моем плече.

– Ничего, – говорит она. – Скоро вы выздоровеете, и всё будет хорошо.

– Надеюсь. Но доктор говорит, что память, скорее всего, не вернётся. И я всю жизнь буду считать на пальцах, а не в уме.

– Мне так жаль…

– Да нет, не надо меня жалеть. Если я действительно прыгнул с крыши, как говорят – значит, я получил, что хотел.

– А я почему-то не верю, что вы прыгнули с крыши. И вы, и эта собака.