Раннее

Она помолчала немного, а потом предложила:

– Может, Костика разбудить?

– Зачем?

– А вдруг нам не до конца?

Я протянул руку к Егошину и подёргал его за ухо. Он открыл глаза:

– Что, подъезжаем?

– Не знаю. Три часа прошло.

Егошин взглянул в окно:

– Да, похоже, подъезжаем.

– Как ты определил? – удивился я. – Сплошной лес кругом.

– Видишь, вдоль дороги заборчик бетонный? Он только здесь начинается.

Анна растолкала Владислава, Егошин – Люсю. Все то время, пока я доставал с полки Аннин рюкзак, мы пробирались к выходу и ждали остановку, я думал о том, что я почти счастлив. Ведь я почти два часа провёл с Анной. Она играла со мной в шахматы и даже, возможно, получала удовольствие от игры. Мог ли я об этом мечтать ещё пару дней назад? Я даже исполнился какой-то странной благодарности Владиславу за то, что он всю дорогу спал. И вообще, эта поездка уже чего-то стоит. Что бы ни случилось дальше, я не буду жалеть о том, что поехал к Егошину на день рождения.

И тут я поймал себя на ощущении, что я чего-то боюсь. Что-то должно было случиться. Я почувствовал и понял это с такой ясностью, что на несколько минут мой мозг оказался просто парализован этой догадкой. Всё это неспроста.

Я пришёл в себя от того, что перед моими глазами кто-то водил рукой. Конечно, Владислав.

– Ёжик! – сказал он. – Ты чего такой стеклянный? Смотришь на столб, как осёл.

– Да так, – ответил я. – Отключился малость.

Я огляделся. Мы стояли на остановке автобуса.

– Нам ещё куда-то ехать? – удивился я.

– Тут недалеко, – ответил Егошин. – Минут двадцать.

– Ты мне про это ничего не говорил, – заметила Люся.

– Может быть, – сказал Егошин. – Сначала на автобусе, потом немного пешком, а потом совсем чуть-чуть на лодке.

– Слушай, – сказал Владислав, почесав себя за ухом. – А в городе отпраздновать нельзя было?

– В городе не так красиво, – возразил Егошин.

– Когда хорошо выпьешь, – сказал Владислав, – это уже всё равно.

– Мы же не напиваться едем, – сказала Анна.

– Это кто как, – сказал Владислав.

Что-то с ним было не в порядке. А может быть, мне показалось. Во всяком случае, как следует провести мысленный психоанализ мне помешал подошедший автобус.

Мы впихнулись внутрь вместе с кучей другого народа, по пути отдав водителю деньги за проезд, и разместили свои тела в промежутках между другими телами.

– Выходим через четыре остановки, – объявил Егошин.

Остановки оказались длинными. Из автобуса мы выползли вялыми, как варёные сосиски, липкими и вонючими от пота.

– Садист, – буркнул Владислав Егошину.

– Нам сюда, – Егошин словно бы не услышал последнюю реплику, направившись к деревянному мосту через канаву. За мостом начиналась просёлочная дорога, заросшая травой.

– Тут-то нас комары и сожрут, – проворчал Владислав.

– Здесь нет комаров, – сказал Егошин.

– Почему? – спросил я.

– Дохнут, – ответил Егошин.

– От чего?

– Место такое.

Ответ меня не удовлетворил, но язык от жары с трудом шевелился, поэтому я решил больше ничего не спрашивать, и просто побрёл по дороге вслед за остальными. Передо мной шли почему-то Люся с Анной, перед ними Владислав, а Егошин – самым первым, с некоторым отрывом. Владислав был единственным, кто ничего не нёс. Егошин тащил здоровый рюкзак, Люся – пакет, Анна – второй, не считая своего рюкзака, я – ведро и сумку на плече.

Мне было отчего-то не по себе, и я начал говорить сам с собой.

– Это плохо, что нет комаров, – говорил я. – Комары должны быть. Они пот любят, и кровь. И лес как раз для комаров. Ёлки вот – у них тоже иголки острые.

Ёлки вокруг сгущались все больше, и я постепенно перешёл на полную чушь:

– Не люблю я ёлки, – говорил я. – В сосняке веселиться, в березняке жениться, в ельнике – повеситься. Не могли хоть одну берёзку воткнуть.

– Володя, – бросила Анна спереди. – Прекрати бормотать. Тоску навеваешь.

Я замолчал. Долго потом шли молча, и это тоже было странно. И совсем не похоже на канун дня рождения.

Потом вдруг заговорил Егошин.

– Там, на острове, мой дед жил. Долго жил. Пока не помер. Раньше и острова-то не было. Была Белая гора, а потом водохранилище всё вокруг затопило.

– Лучше бы оно и этот лес затопило, – мрачно заметил Владислав.

– Дольше бы пришлось плыть, – спокойно ответил Егошин.

– А долго ещё идти? – спросила Люся.

– Километров семь, – ответил Егошин.

– Ты об этом не говорил, – вздохнула Люся, потерев насквозь пропотевшую подмышку.

– Не всё же говорить, – как-то странно ответил Егошин.

Ещё минут пять тишины, не считая периодического звяканья крышки на моем ведре.

– А мне нравится тут, – неуверенно сказала наконец Люся. – Темно и сыро. Только воздух какой-то затхлый. Отчего это, Кость?

– От ёлок, наверно, – сказал Егошин. – Больше здесь, кажется, ничего нет. Даже людей нет.

– И что твой дед делал в таком месте? – спросил Владислав.

– Жил. А до него жили помещики. Потом усадьба сгорела, много лет никто не восстанавливал. Деду за его заслуги дали землю, и он дом заново отстроил.

– За какие заслуги? – уточнила Анна.

– Он историк был. Опровергал варяжскую теорию. В Африку ездил, доказывал на примере негров, что человеку не свойственна частная собственность. Были заслуги, в общем.

– И что, большой дом? – спросил я.

– Приличный. Он усадьбу по старым чертежам пытался восстановить. Считал, что у зданий есть душа. Хотел, чтобы она вернулась.

– Ну и как?

Егошин пожал плечами:

– Место вообще-то легендарное. Чего тут только не было. И крестьянский бунт, и пожары, и явление какой-то иконы. Говорят, в конце прошлого века там жила молодая помещица – стерва стервой, измывалась над крестьянами как хотела. К ней постоянно заезжали богатые мужчины. Она считалась красивой и.… ну, в общем, лёгкого поведения. Якобы один граф чи князь плыл по водохранилищу на лодке, вёз ей в подарок огромный алмаз, и уронил в воду.

– Так ведь тогда водохранилища не было, – сказал я.

– Знаю, – ответил Егошин. – Выдумки всё это. Только были случаи – люди пытались найти на дне алмаз и тонули. Темнота, короче.

– А помещица куда делась? – спросил я.

– Кажется, повесилась перед революцией.

– Фу, – сказала Люся. – Что вы заладили – утопились, повесились. Ещё и в таком месте.

Лес и вправду стал совсем тёмным и отчего-то душным. Хотелось подняться к верхушкам деревьев и подышать чем-нибудь. А над верхушками небо постепенно серело – похоже, надвигалась туча.

Анна попросила у меня сигарету и закурила. Я с удовлетворением подумал, что взял с собой несколько пачек.

– Кто это воздух портит? – спросил Владислав, обернувшись. – А, ты…

– Нервничаю, – сказала Анна.

– От чего?

– Не знаю. Скоро мы дойдём? Уже ноги гудят.

– Что-то вы непривычные к пешему ходу, – сокрушённо произнёс Егошин.

– Ну и что? – парировала Анна. – Я, слава Богу, головой работаю.

Все опять замолчали. Дорога постепенно становилась похожа на что-то вроде канавы – видимо, здесь бывало сыро, и машины тонули в грязи. Хотя, судя по всему, здесь давно никто не ездил.

Я смотрел на Анну и мне отчего-то было её жалко. Она такая маленькая, хрупкая, тащит рюкзак и тяжёлый пакет. Много курит. Скоро лёгкие станут ни к чёрту, потом пожелтеет кожа, потом, может быть, рак. И замуж выйдет за Владислава. Кошмар.

За деревьями – ещё деревья. За ними – ещё. Только деревья и чернота. Ёлки, палки. За ёлками скользит тень. Она движется параллельно нам, то касаясь земли, то поднимаясь чуть выше. У неё нет глаз, она движется наугад. Чутьё не подводит её – она всё ближе и ближе к нам.

– Стойте! – крикнула Анна. – Володя упал.

Я приподнялся с земли. Голова кружилась.

– Что с тобой? – спросил подошедший Константин.

– Не знаю, – ответил я. – Может, от жары.

– Да вроде уже и не жарко, – сказал Владислав. – Даже дождь собирается.