Страница 124 из 125
— Которой?
— А ты не видишь, что ли? Левой.
— Да как-то… Смутно всё.
— Так… Думай, голова, картуз куплю… А ты не ржи, давай. Садись. Пробовать будем.
— Думаешь, выйдет отрастить?
— М-гм… С глазом же вышло. С языком тоже. Палец отрубленный был — правда, тогда целиком приживили… Руку, честно скажу, не пробовала, так что если чего — ты уж не обессудь.
— Много оторвало?
— От локтя одна каша осталась, предплечья уже нет.
— Возьмёшься?
— А чего? Сидим уже. Долго будет, боюсь… да и хрен с ним. Поехали!
Вышло и вправду долго. Прямо долго, часа три. Я, наверное, для понта могла бы написа́ть, что устала — да враньё же будет. Невозможно целителю устать, если только он про себя не забудет. Это как у богатого стола сидеть и в голодный обморок упасть. Долго — да. От нечего делать, разговаривали про всякое. Я ему и про оставшихся младших Романовых сказала. Только хмыкнул, мол — догадался уж. И про того, последнего, что в каменоломни навечно сослан, которому Мирела четыре раза ножом засадила.
— Так он, выходит, жив остался?
— Барон так присудил. Так что дальше уж — не твоя печаль. С другой стороны — ты тоже жив остался. С этой стороны к суду претензий нет?
Цыганский барон усмехнулся:
— Какие уж тут претензии… Как расплатиться теперь, думаю.
— М-м… Тут есть ещё одна новость. Подумай. У внука твоего появилось два молочных брата.
— У кормилицы двое детей?
— У кормилицы — один…
Петша помолчал.
— А второй?
— А второй — Данилка Романов.
В это раз мы молчали долго. У отхваченной руки успела восстановиться вся нижняя часть предплечья, начало проявляться запястье.
— Что ж, видно так боги судили, — сказал наконец цыган. — На этом конец кровной вражде. Молочное родство для нас — считай как кровное.
Я обдумала информацию.
— Ну, вот и ладненько. Надо только это до малы́х Ромашек донести, чтоб мыслишки дурацкие в головёнках не бродили. И до твоих, чтобы впечатано было аж в подкорку.
— Впеча-атаем… — хмуро сказал Петша, наблюдая за подрастающей культей — Эх-х-х, лишь бы пальцы отрасли!
— Норма́с, смотри как славно идём! Будут у тебя пальцы…
Два барона — наш и цыганский — разговаривали долго. Понятно дело, что людей у старого цыгана почти не осталось, зато остался но́ров и гордость. Но здравый смысл тоже присутствовал.
Я слушала-слушала эту дипломатию, а потом напомнила старому цыгану, что не воспользовалась ещё своим правом попросить у него «что только пожелаю».
— Сегодня, во исполнение твоего слова, желаю, чтобы породнившиеся роды Деметеров и Романовых прекратили самоубийственную войну с прочими кланами, пошли под руку Белого Ворона и занялись нормальной мирной жизнью. Вот кони ваши мне оченна нравятся. Подумайте в эту сторону. Цыгане… кони… — всё гармонично.
И тут уж, даже если цыганский барон и хотел как-то вильнуть — калитка закрылась. Вэр бдительно следила за соблюдением клятв.
По итогу мужики сошлись на том, что цыгане временно садятся на острове, тем более, что двух младенцев нужно было как-то кормить, хотя бы до полугода. А как только острая потребность в кормилице отпадёт — перебираются чутка подалее, на выселки, строятся уже вовсе капитально и под патронажем Андле начинают выводить из своего табуна значительно более лёгкую чем наши тяжики породу. Что-то похожее на скакунов. Арабских, наверное. Или орловских. Думаю, должно у них получиться что-то путное. Даже сейчас лошади Деметеров были хороши. Красивые, тонконогие, лёгкие и быстрые. Песня просто.
К тому времени, кстати, и вопрос с их кровниками по-любому утрясётся.
Вдвоём же Вова с Петшей разговаривали с ма́лыми остатками цыганских семейств, ожидавших решения своей судьбы на нашем острове. Деметеров, конечно, было побольше. Но и Романовых мы со счетов сбрасывать не хотели.
Люди. Люди — один из наиценнейших ресурсов.
В итоге два барона сочинили какой-то обряд смешения крови, призвали в свидетели богов и навсегда запретили вражду между двумя родами, усилив нежданное молочное родство побратимством.
Хотя я отчётливо понимала, что объявленная