Запах снега

Лит глянул еще раз и чуть не застонал. Плохой брус под ногами Бешенного. Такое дерево на ответственное место ставить нельзя. Сук вроде лишь край бруса захватывает, а дает слабость внутрь дерева. И толщина ту болячку лишь прикрывает. Вон они, кружочки сучка, — вытянутые, нездоровые, подошвами уже слегка затертые. Плохое дерево. А если сидишь на нем на цепи, то очень даже хорошее. Ой, не понимает Бешенный, какое счастье у него под ногами. Дергает глупо, раскачивает, да всё не в ту сторону. Так можно на весле сто лет гнить. А ты в другую сторону качни, да не вверх, а вниз. Между обшивкой и брусом слабина имеется. Если ударить сильно, резко, да двумя ногами. Треснет, трещина вот туда побежит, прямо к крюку с кольцом. Он-то, крюк, слабину и прибавит. Вот тогда-то и рвануть его вместе с цепью.

Видно, слишком пристально смотрел Лит. Обернулся Бешенный, взглянул сквозь лохмы. Ожидал насмешки, да встретившись взглядом, удивился.

Какой демон дернул моргнуть и взглядом под ноги указать, Лит и сам не мог бы сказать.

Бешенный резко отвернулся.

Лит мгновенно пожалел о своей несдержанности. Но ничего не произошло. Ну и хорошо.

Бешенный обернулся и глянул вопросительно, уже перед ужином, когда все вытягивали шеи, ловили запах из котла. Лит, застигнутый врасплох, успел лишь шаркнуть сапогом. Бешенный тут же отвернулся, потому что Шрам забурчал, что готово варево, пора разливать.

Это походило на игру. Довольно опасную. Лит хлебал из миски (ложек гребцам не полагалось) и ждал когда Бешенный повернется. Тот пользовался любым громким словом за спиной, чтобы обернуться, бросить короткий взгляд. Лит успевал состроить выразительную гримасу или сделать короткий жест. Приходилось следить за охраной и гребцами, потому и объяснения выходили малопонятными. Да что тут понимать⁈ Вниз ударил — балка лопнула — рви цепь с кольцом со всей дури. Только момент выбери. Не понимает, дурила. Наверняка, городской. Или из деревни овцеводов-лопухов. Ну и сиди тогда.

«Вторая» покачивалась на якоре. Еще перекликались часовые с разных барок. Раскачивались грубые светильники — по два на корме, и один на носу. По старинному обычаю место ночевки пытались оградить треугольником костров. Считалось верным средством от дарков. Предрассудок. Лит в него с детства не верил, хотя дед иногда и раскладывал волшебный угол, когда в лесу ночевали. Ох, давно это было.

Вспоминать счастливые дни было незачем. Лит плотнее свернулся под плащом. Вокруг похрапывали и посапывали уставшие гребцы. Некоторые под плащами, те, кому не посчастливилось, под куртками или иным тряпьем. Вытянуться на узкой скамье было невозможно, пытались втиснуться между лавками. От днища шла сырость, под помостом похлюпывала вода. Подтекает барка. Скоро вычерпывать заставят. Только это не поможет. Лит лодок сроду не строил, но твердо знал — «Вторая» долго не продержится. Злоумышленник или больной на голову эти барки сколачивал. Нагели вкривь и вкось вбивали, щелей не счесть. Гибельное это дело — эк-спе-ди-ция.

Бежать нужно, бежать. Только бы понять как. Вот Бешеный, простак, не понимает, и ты…

— Сказать ему нужно. Пусть хоть этот дурень выскочит.

— Да? А ты, выходит, загибайся?

— Ну, чего считать. Польза тебе какая, если и парень с тобой подохнет?

— Да пусть хоть сегодня бежит. Не жалко. Только он, ворона недогадливая, так и будет сидеть, башкой вертеть.

— Так трудно же ему сообразить. Может, у них на севере и брусьев-то нет.

— Точно. Сплошь богачи. В каменных домах живут. Тьфу!

— Надо бы сказать. Парень ждет.

— Ждет он, как же. Небось, сопит без задних ног.

— Эй, часовой, что там за бортом? Смердит невыносимо, — спросили с кормы.

— Не видно ничего, темень, — откликнулся охранник, вертя головой.

— Так факел возьми, разиня.

Заворочались гребцы.

— Сдох кто, что ли?

— Так ты же и сдох. Да еще и обделался.

— Вот амару вашу в ноздри оттарабань. Задохнемся.

Лит решился. Видно все равно побьют, так хоть с пользой. Вскинулся, словно спросонья, махнул плащом, громко забормотал (голос тоненький, самому противно):

— Ой, маменька, пирог оставь! Я на сучочек встану, подпрыгну. Корзинка треснет. Мой пирожок! И побегу, побегу!

Вокруг заржали:

— Малому мамка приснилась!

— Га, знаю я его сучок!

Лит сел, растерянно закрутил головой:

— Что такое?

— Во сне пироги ел, чудило!

— А ну пасти захлопнули! — по помосту шел господин Хабор.

Голоса мгновенно утихли. Хабор приподнял над Литом фонарь:

— Не спится мальчонке? Сладенького захотелось?

— Сон мне такой… — заикнулся Лит.

Плеть ожгла грудь. Лит скорчился на скамье.

— Спи, скудоумный. И вы, боровы вонючие, что б ни звука мне!

Господин Хабор вернулся на корму. Лит старался не корчиться — плеть, показалось, кожу до ребер сняла. Лохмотья рубашки — какая защита? Ох, сука заросшая, ну погоди. Лит нащупал плащ, кое-как натянул на себя.

— Ох, счастливчик ты, Малек, — чуть слышно прохрипел Шрам. — Любит тебя хозяин. Горазд он до косточек молоденьких.

Лит ухмыльнулся в вонючую шерсть плаща. Болтай, мордатый, болтай. Ты на цепи, я на цепи — разница малая. Вот если кто сорвется с привязи, порадуемся. Должен же парень догадаться? Или совсем чурбак городской?

Поскрипывали доски помоста под сапогами часового. Осенняя тьма плотно легла на реку. Лит закрыл глаза. Отдохнуть бы, завтра снова ладони до крови стирать.

Утро, как обычно, с ругани и пинков началось. Лит продрал глаза, — умываться по утрам на «Второй» заведено не было. Первым делом взглянул вперед, — Бешенный сидел на месте, расчесывал пятерней свои белобрысые лохмы. Лит испытал некоторое разочарование — не догадался, остолоп. Хотя ночью парню шуметь, да дергаться все равно несподручно было.

Бешенный обернулся и кратко, зато обоими глазами, моргнул — мол, все понял.

Лит не выдержал, расплылся в улыбке.

— Чего лыбишься? — проворчал сосед, только что помочившийся в воду. — На весла не терпится?

— Так ведь и жратва будет.

— И то верно.

Порцию каши Лит проглотил как-то между делом. Все пытался догадаться, что Бешенный задумал? Тот три раза ловил момент, делал таинственные знаки. Путанно как-то. Лит уловить не мог — то ли насчет бруса чего-то не понимает, то ли спрашивает, почему Лит сам деру не дал? Неужто не ясно, что не всем так с червоточиной на брусе повезло? Лит бы и рад за борт, да… Так чего в несчастливого углежога вопросительно пальцем тыкать?