Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 15

Запахи, взгляды, потертая одежда ― все указывает на то, что люди, собравшиеся у кассы, ― простолюдины. Такие же, как и те, что несли сундук, такие же, как и я сейчас, если судить по моей одежде. И мне нравится быть одним из них ― я с кем-то, я не сам по себе!

Подходит моя очередь. За окошком кассы ― пышноволосая женщина средних лет с очень яркими губами и неаккуратно подкрашенными ресницами.

– Вам куда? ― спрашивает она.

– Мне? ― Только тут понимаю, что совершенно не знаю, куда собираюсь ехать. ― На ваше усмотрение, ― говорю я.

– Что-о? ― На меня таращатся ее голубые глаза под синими пятнами теней. ― Это еще как?

– Я просто немного заблудился. Это какая станция?

– Молодой человек, вы что, больны? ― спрашивает дама. ― Это ― Ронто. Может, вам еще сказать, в какой вы стране?

– Да, пожалуйста.

Очередь начинает недовольно гудеть, а ближайший господин пытается оттереть меня плечом от окошка. Но я стою твердо.

– Вы издеваетесь? Думаете, мне заняться нечем? ― сердится дама. ― Взгляните на очередь.

– Хорошо. ― Волнение толпы и дамы передается и мне. ― Дайте мне билет туда, куда едет большинство.

– В Хламб, что ли? ― спрашивает кассирша.

– Да, точно, ― в Хламб, ― отвечаю я.

– Так бы сразу и сказал, бедолага.

Расплатившись, забираю билет и вытискиваюсь из толпы. Платформу и путь нахожу не сразу, но все-таки на посадку успеваю.

Сиденья в вагоне обтянуты протертой коричневой клеенкой, столики, перила и ступеньки ― из дерева, окрашенного в черный цвет. Пассажиры рассаживаются по местам, кто-то утыкается в газету, кто-то смотрит в окно. Только сейчас понимаю, что за все время, пока здесь нахожусь, не видел ни одного улыбающегося лица. Ни в очереди у кассы, ни здесь, в вагоне поезда. Даже рабочие, рассаживаясь, не обменялись ни одной шуткой. Глаза у всех грустные. Впрочем, я стараюсь не задерживать взгляд на лицах, так как быстро встречаю удивленный и ― как правило ― недовольный встречный взгляд.

Не знаю, как называется язык, на котором я говорю во всех мирах, но текст в газетах ― тоже на том языке.

Открываю газету под названием «Сводки». Интересного мало: ни скандалов, ни забастовок, ни войн. Не то чтобы я очень хотел почитать о смертях и несчастьях, но это дало бы хоть какое-то представление о месте, в которое я попал. Если же верить газетчикам, в этом мире все тихо и ровно: шахтеры добыли столько-то угля, сталелитейщики отлили столько-то металла. На последней странице ― реклама швейных машинок и какого-то кафе, а также частные объявления. Зато я выясняю, как называется страна, в которой нахожусь, ― Стринор.

Приносят чай. Пассажиры, постукивая ложечками, меланхолично размешивают сахар в стаканах. Я делаю то же самое, стараясь не выделяться и украдкой продолжая наблюдать.

Этот мир, как мне кажется, похож на мой родной. Во всяком случае, здесь ничто не кажется непривычным или слишком странным. Даже отсутствие улыбок на лицах вполне объяснимо ― в конце концов чему радоваться?

Теперь главное, не обознаться ― понять, правда ли это мой дом или мне надо будет снова плыть по черной реке непонятно куда.

Вторая газета со странным названием «Твоя полоса» оказывается совсем непохожей на предыдущую. Она наполнена только хорошими новостями, шутками и анекдотами.

«Посетительница парикмахерской на улице Паромщиков нашла свое счастье. Лизия М., выйдя на улицу и глазея по сторонам в ожидании реакции мужчин на ее новую прическу, не заметила воришку, который подобрался сзади и пытался залезть в сумочку Лизии. Но Рон К., проходивший мимо, успел поймать негодяя. Молодые люди сдали карманника полисменам, и это нежданное знакомство Лизии и Рона имело продолжение ― они зашли в кафе выпить по чашечке кофе, а дальше все, как в красивом романе…»

«Старушка Лона Б., возвращаясь с почты, нашла возле канализационной решетки купюру номиналом в двести талеров. Счастью Лоны не было предела! Тем более что в этот же день она выиграла в почтовую лотерею ― сумму, правда, не столь значительную, но лишь подтверждающую Общий Закон…»



И все в этом роде: кто-то чудесным образом избавился от многолетней хвори, кто-то внезапно обогатился, кто-то встретил любовь своей жизни… Словно в мире, в котором трудятся газетчики этого издания, нет плохих новостей.

Смешные истории, прочитанные мной под остывающий чай, поднимают мне настроение, и я ловлю себя на том, что улыбаюсь. Когда поднимаю глаза, натыкаюсь на сердитый взгляд сразу нескольких пассажиров. Может, в поезде нельзя улыбаться?

По приезде в Хламб иду гулять по городу. И быстро понимаю, что мрачные люди тут везде, а не только на вокзале и в поезде. Видимо, это какой-то мир мрачных людей. Значит, не мой. Я не верю, что тот мир, в котором я жил когда-то, был миром без улыбок. А в Хламбе настоящее царство хмурости, ― невеселые лица людей, пасмурная погода, а здания серые и ободранные.

Нахожу гостиницу. На первом этаже гостиничного здания ― пивоварня. Большие медные емкости с краниками и соединительными трубками размещаются с внутренней стороны барной стойки. Засаленные деревянные лавки и столы. Располагаюсь за столиком у окна. Народу почти нет, из десятка столов занят только мой и еще один, за углом зала. Там сидит молодая дама в шляпе с вуалью. Я читаю меню. В нем всего три блюда, точнее, одно ― жареная колбаса: телячья, свиная с острым перцем и кровяная. Зато сортов пива в ассортименте аж шесть.

– Молодой человек, не найдется ли огоньку? ― слышу я. Поднимаю глаза. Дама с вуалью стоит у моего стола и держит в руке длинный мундштук с сигаретой. Ее руки облачены в черные, кружевные перчатки до локтя. Вуаль шляпки такая же кружевная. Задав мне вопрос, девушка приподнимает вуаль. На вид незнакомке лет двадцать пять. Большие, темные глаза подчеркнуты стрелкой. Длинные ресницы, темные волосы, маленькие серебряные сережки. В общем облике девушки какая-то нездоровая истома и бледность, что, как ни странно, делает незнакомку лишь привлекательнее.

Спичек у меня нет, но я хочу побеседовать с местной жительницей и хоть что-нибудь разузнать.

– У меня нет, ― говорю я, ― но сейчас что-нибудь придумаю.

Дама садится за мой столик и упирает подбородок в ладонь с мундштуком.

Я встаю, чтобы направиться к стойке и попросить спичек, но разносчик уже возле нас. Он выглядит, как подмастерье, ― вероятно, из-за черного фартука, повязанного поверх длинной белой рубахи. Я прошу принести кровяную колбасу, пиво и спички. Чуть ухмыльнувшись, парень достает из кармана коробок и протягивает мне. Но не уходит, пока я не возвращаю.

– Вы тоже считаете, что все мы должны ходить с хмурыми рожами и запретить себе радоваться жизни? ― спрашивает девушка, выпуская длинную струйку дыма.

– Почему? ― удивляюсь я.

– Как почему? Вы же прибыли в Хламб… А, теперь я поняла! ― Дама окидывает меня взглядом и произносит: ― Вы ― коммивояжёр? Наверное, здесь по торговым делам?

Я пожимаю плечами и виновато улыбаюсь, не возражая ― говорить, кто или что я на самом деле, смысла нет.

– Как в этой дыре идут дела у коммивояжера? ― Дама вновь выпускает дым. ― Неужели кто-то что-то покупает? Кстати, ― девушка слегка прищуривается, ― всегда хотела знать, а коммивояжерам платят суточные? Или вы ― как и мы, как потопаешь, так полопаешь?

Я не знаю, кто такие коммивояжеры ― этого слова нет в моей проблесковой памяти, но, очевидно, это какие-то торговцы. А вот значение слова «суточные» я откуда-то знаю.

– Платят, ― говорю я, вспоминая деньги, которые обнаружил в карманах брюк.

Девушка снимает перчатку и протягивает руку. ― Пелси.

– Казимир, ― представляюсь я.

– Интересное у вас имя, ― говорит Пелси.

Приносят заказ, и я принимаюсь за еду. Девушка поднимает руку, и через мгновение разносчик ставит перед Пелси бокал белого вина.

– А почему в Хламбе, по вашим словам, все должны ходить с хмурыми рожами? ― интересуюсь я.

– Вы это всерьез спрашиваете? ― Девушка округляет глаза. ― Казимир, откуда вы приехали? Или вы вообще не из Стринора?