Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 69

Свет и точно усиливался, иначе ему пришлось бы повернуть назад. Несколько долгих секунд спустя он стал различать в колышущейся воде очертания: отражения и преломления далекого солнечного света, зеркальные изгибы воздушных поверхностей, пузыри. Это было неземной красоты зрелище, словно модель неба, исполненная в стекле, с зеркальными шарами вместо облаков.

Заметив ниже, меньше чем в десяти футах, пузырь размером с себя самого, он схватил Антею за руку и показал ей. Та энергично кивнула; бросив байк, они подплыли к серебристому овалу и погрузили в него головы.

Они зависли лицом к лицу внутри дрожащей сферы в зеленом полусумраке. Антея схватила его за плечи и дико расхохоталась.

— Вовремя! — крикнула она. — Еще немного, и мне бы каюк!

Время показалось ему неподходящим для веселья, но она улыбалась так заразительно…

— Таких пузырей, может, больше не попадется, так что нам лучше не тратить этого воздуха на болтовню.

— Что, вам так не доводилось? Сидеть в озере с головой внутри пузыря? — Видно было, что она говорит серьезно. — Видно, в Слипстриме не слишком много больших водяных шаров, — продолжала Антея, — а вы ведь выросли в гравитации? Там, откуда я родом, все было по-другому. Воздуха в этом пузыре хватит на несколько минут. Мы могли бы здесь позавтракать.

— Байк относит, — заметил он.

— А, это верно. — Она принялась усиленно заглатывать воздух. — Тогда вернемся к нему.

Он взялся за предложенную ему руку, и они вместе поплыли обратно к байку. Удары их ног разбили пузырь, оставив бесцельно рассеиваться десятки детишек-пузырьков.

Теперь свет был отчетливо виден. Он шел от отвесной стены, простиравшейся вверх и вниз в неизвестность. За этой поверхностью было светло, и даже проглядывал полумесяц облака. Но больше между ними и светом никаких спасительных пузырей не виднелось — и путь предстоял долгий. Заняв место за байком, Чейсон взглянул на Антею, та пожала плечами. Затем они снова принялись бить ногами.

Через несколько секунд авантюрный дух, почерпнутый у Антеи, иссяк. Тело отчаянно требовало, яростно вопило: дышать! Это жажда возобладала над всякой мыслью, над всякой волей, что только у него оставались. Чейсон пробивался к свету, мотая взад-вперед головой, зная, что и остальные его движения становятся беспорядочными. У них ничего не выйдет.

Антея содрогнулась и отпустила байк. Аппарат под его руками развернулся, и Чейсон обнаружил, что смотрит в воздухозаборник. В лопастях вентилятора запутался пузырь воздуха размером с голову. Конечно, это мог быть пузырь ядовитого выхлопа, но ему было все равно. Он сунул голову в турбоджет и сглотнул дрожащую сферу.

Мгновением спустя он снова был снаружи байка и одной рукой держал Антею, а другой толкал аппарат. Все серело, все смыкалось; хуже всего было жуткое одиночество, с каким он раньше никогда не встречался. Он и не знал, что, когда утопаешь, тело тебе втолковывает: тебя бросили. Изнутри тебя выползает смерть, а снаружи нет никого и ничего, кто мог бы тебе помочь.

Вокруг него взорвался звуками воздух. Чейсон издал ответный вопль, вложив всю свою силу в один вздох. Он вытащил на свет дня Антею, позволив байку кувыркаться, как тому заблагорассудится. Несколько секунд он только и мог, что долго, судорожно хватать ртом воздух. Затем Чейсон повернулся к Антее.

Ее лицо жутко посерело; она не дышала. Он силой открыл ей рот и прочистил его одним пальцем, удалив немного воды. Как быть дальше, Чейсон не знал, и его захлестнуло чувство беспомощности. Обычно сердечно-легочную реанимацию в свободном падении проводили вдвоем: один человек обеспечивал воздух контактом рот-в-рот, второй сдавливал сзади грудную клетку. Чейсона учили, куда ставить переплетенные пальцы — посреди грудины — и как прижимать грудную клетку пациента к своей собственной груди. Сделать это эффективно спереди не вышло бы, потому что человеческая спина давление распределяла и рассеивала. Но на этот раз у него не было выбора.

Он снял один из своих башмаков и подставил его ниже маленьких грудей Антеи; приблизил свой рот к ее губам, и тут замялся.

Потом встряхнулся; это же был не поцелуй, это было то, что его обучали проделывать над другими мужчинами. Он обнял Антею, резко сжав ее тело, и прижался губами к ее губам, вдувая в нее дыхание.

Несмотря на все логические доводы, ощущение губ Антеи на своих губах повергло его в шок. Он обругал себя за слабость и эгоизм и возобновил работу. Башмак болезненно врезался в его собственное солнечное сплетение; хорошо бы он сконцентрировал давление в нужном месте.

Уже через несколько секунд Антея слабо закашлялась, а затем судорожно задергалась в его руках. Она отпрянула назад, гигантским хрипящим вдохом втягивая в себя воздух. Чейсон ослабил объятья, но придерживал ее плечи своими руками, пока не убедился, что ей не грозит беспомощно барахтаться в воздухе.

Воздух… Он впервые отвел от Антеи взгляд. Сквозь капли воды и клубы тумана манило к себе пустое небо, лиловое и чистое. Они с Антеей наполовину высовывались из огромной стены волнующейся воды, которая, должно быть, протянулась на многие мили. Всю сцену заливало золотыми и розовыми оттенками далекое солнце.

Правее от основного потока отделялся зеленый рукав воды — в сотни футов толщиной и длиной в тысячи. Он изгибался, словно пытался ухватиться за расплывчатые ленты окружающих облаков. Выпуклые формы более бледных зеленых и синих тонов намекали на гигантские пузыри и пещеры под ногами Чейсона, образовавшиеся внутри половодья.

Антея моргала, глядя на это зрелище.

— Справились! — прохрипела она. — Где… байк?

— Здесь.

Он развернулся вместе с ней, чтобы она могла увидеть машину. Выступающая часть сигарообразного контура торчала в нескольких футах от них. Шевельнуть ногами и переместиться к байку было проще простого. Антея вцепилась в его седло так, что побелели костяшки пальцев, и несколько раз всхлипнула, прежде чем справилась с дыханием.

— Вы нас вытащили, — сказала она после долгой паузы. Он пожал плечами:

— Оказалось, внутри байка остался пузырь с воздухом. Как раз хватило, чтобы поддержать меня последние несколько ярдов.

Она кивнула, начала что-то говорить, потом отвернулась. Впервые он замечал за ней хоть что-то, напоминающее застенчивость. Впечатление продлилось всего несколько секунд, а затем к ней вернулась привычная бравада. Она влезла в седло байка и выставила ногу, чтобы он мог за нее взяться.

— Подтолкните нас, адмирал. Посмотрим, удастся ли мне заставить этот старый байк выплюнуть глоточек озера.

Чейсон принялся лупить ногами по воде, выбивая в ней воронку и разбрызгивая из нее в стороны струи и капли-сферы, и при этом подтолкнул байк ровно настолько, чтобы высвободить его. Затем он забрался за спину Антее. Обхватив ее руками, он еще яснее, чем прежде, обнаружил, как слаженно пригнаны их тела. Он ощутил, как она дрожит, и, бросив взгляд, увидел, как застыла над рулем ее рука.

— Хотите, я поведу? — спросил он.

Она кивнула:

— Я… не думаю, что мне сейчас это по силам. — Она перелезла за его спину, а он сдвинулся вперед. Настала ее очередь обвиться вокруг него.

Байк запустился не сразу; внутрь набралось изрядное количество воды, избавиться от которой было нелегко. Чейсону пришлось поработать педалями вентилятора, раскручивая его и создавая слабый поток воздуха, выгонявший воду из двигателя. Он занимался этим не одну минуту, и все это время они медленно дрейфовали по усеянному каплями небу, приближаясь к гигантскому рукаву, который выпирал из основного тела потока.

Двигатель схватился, когда он подал зажигание в десятый раз. Педали внезапно заработали вхолостую, вентилятор завыл, и байк закашлял и захрипел, выпаривая остатки воды внутри. Потом адмирал сделал несколько нешироких кругов, пока не нашел относительно чистый путь сквозь капли. Получив искомое, он разорвал круг, и они с ревом вырвались из потопа.

— Оно такое… прицельное, — крикнула Антея. Он оглянулся. Поскольку байк ускорялся, сзади ощущалось как внизу — поэтому возникало ощущение подъема милю за милей ввысь над застывшим и невероятно увеличенным выбросом воды. Позади выплеснутой волны должна бы находиться такая же гигантская ванна, но теперь, когда Чейсон мог охватить взором весь масштаб наводнения, он не видел за ним ничего, кроме неба.