Страница 5 из 31
Близилась ночь, упала тень, пожирая последние отблески закатного солнца, воздух разрядился, увлажнился и насытился запахами трав. Джим остановился, душевные метания, разрывающие на части его рассудок стихли; раздалось стрекотание кузнечиков. «Пора бы двигаться к дому, иначе вернусь совсем в ночи».
Он поднял голову, ему вдруг отчаянно захотелось искать ответы где-то вне этого города, где-то чуточку выше. Он забылся…
Над его головой торжественно раскинулось дерево, а над деревом, ещё дальше, целый небосвод. По грязно-голубому небу медленно плыли розовые облака, сталкиваясь друг с другом, образуя невиданные полотна, словно невидимый мастер орудовал над своим новым живописным шедевром. Вблизи, у самого лица Джима, пролетел ночной мотылёк и запорхал ввысь, окружающие звуки усилились. Он ощутил себя ребёнком, который впервые огляделся и увидел эту красоту. «Замечал ли я всё это раньше, тогда? Видел ли я красоту в природе, в жизни? Знали ли я вообще что-либо о красоте?.. А знаю ли сейчас? Ведь я никто, по сути у меня нет лица и нет души, которой без воспоминаний быть не может… Да и хочу ли я что-то знать? Вряд ли. Ведь всё вокруг – ненастоящее, придуманное людьми, всё это обман, игры друг с другом, каждодневное самоутверждение, а живём мы по сути лишь для того, чтобы засвидетельствовать величие небес – вот и всё».
Если бы ему сейчас, в его размягчённые мысли, пришло воспоминание о том, что раньше его едва ли волновал полёт какого-то мотылька, что подобное ему виделось мелочным и жалким, что играть в жизнь нужно напротив – по-крупному и жёстко – то он, вероятно, застрелился от осознания собственной наивности.
Но сейчас он не был Джеймсом Мориарти, злодеем-консультантом, одержимым Шерлоком Холмсом, он был просто Джим – Джим, который посмотрел на небо.
***
США, Нью-Йорк, год спустя.
- Я так много хочу тебе рассказать, на самом деле, но произносить это вслух больше сил нет.
- Я не давлю на тебя, Ли, если не хочешь, не говори: обсудим во всех подробностях потом эту тему, когда твои любовные терзания улягутся.
Леони сидела в просторной и светлой гостиной нью-йоркской квартиры своей старой подруги, с которой не виделась почти два года. Недавние события жизни изрядно потрепали мисс Маллиган: как у всех брошенных мужчинами девушек, у неё был отрешённый взгляд, воспалённые глаза и тихий, медленный, очень скучный на слух голос. Во всех её телодвижениях чувствовались усталость и апатия, даже в том, как она наклоняла голову на плечо, пока разглядывала кружевные шторки на вытянутом в длину окне.
Дебора, её подруга со школьной скамьи, работала в Нью-Йорке в адвокатской конторе, муж её был банкиром – состоятельный и надменный человек, но весьма щедрый в семье и с близкими родственниками.
- Да нет, Деби, я хочу… я хочу говорить. Я лгу. У меня скорее сил нет рот раскрывать, а поговорить-то я не против, – Леони с тоской уставилась в чашку с чаем, стоящую на фарфоровом блюдце. – Как я и сказала, у нас было всё замечательно где-то месяца три… Мы много путешествовали, мне казалось, что впервые в жизни я встретила мужчину, с которым я не просто желаю быть рядом, но и не пожалею о своём выборе, – она тихонько всхлипнула. – А потом эта записка в пустом номере отеля: «Не ищи меня, забудь обо мне»… Понятия не имею, что вдруг взбрело ему в голову после того, о чём мы говорили так часто, после того, что мы планировали. Он бросил меня одну, в чужом городе, в чужой стране.
- Хорошо хоть, что карту свою оставил, – прагматично заметила Дебора, лицо её выражало сопереживание и одновременно злобу.
- Перестань, Деби, он же меня не использовал ради денег. У него просто что-то случилось, что-то, видимо, перещёлкнуло в его сознании, что он внезапно решил оставить меня и все наши планы на совместную жизнь, – Леони хотелось оправдать его. – Я его не видела уже три недели, даже не знаю, где он, что с ним.
- Может, посмотрим фильм? Я так хочу, чтобы ты отвлеклась от этих мыслей. Он козёл, как все мужики – и хватит на том, – Дебора поучительно приподняла руку ладонью вперёд.
Но едва подруга включила телевизор, на первом же новостном канале нарисовалось знакомое до боли лицо.
«Джеймс Мориарти» – значилось в новостной полосе под фотографией Джима. Её, её Джима!
Леони отчаянно вскрикнула, выронив чашку из рук, и закрыла ладонью рот, глаза её сверкнули от ужаса и боли.
Когда-то давно она слышала об этой английской нашумевшей истории от коллеги, но не интересовалась ею, не видела и фотографий знаменитого сыщика Холмса, и уж тем более злодея-консультанта Мориарти. В это мгновение ей всё стало ясно, стали понятны её давешние тревоги относительно прошлого её любимого мужчины, о котором он почти не говорил, да и не столь хорошо помнил его. По крайней мере, он так утверждал. «А если он и в самом деле ничего не помнил о себе? Что если и оставил меня лишь потому, что внезапно его память вышла наружу?.. Ох, как страшно! Почти физически невыносимо!»
- Ли, милая, это ведь он! – испуганно заговорила Дебора, выпучив глаза. – Вот в точности он, ты присылала фотографии…
Обе подруги умолкли, и комнату объяла пугающая, гнетущая тишина. Лишь дневной свет проникал в комнату и игриво бегал по стенам – совсем не сочетался с тревожной атмосферой, воцарившейся в квартире.
- Я ничего этого не знала… – шёпотом и в окончательном бессилии ответила Леони, и по её щеке покатилась крупная прозрачная слеза.
Подавив в себе крики и рыдания, Леони вскочила с дивана, второпях приводя в порядок растрепавшиеся локоны причёски и надевая жакет. Она буквально вылетела в коридор, спешно обувая туфли, не помня себя, задыхаясь, а сердце её пропускало бешеные удары. Она не понимала, что именно хотела найти там, куда собралась бежать, чего именно ожидала увидеть. Ей было страшно, но неизвестность была страшнее, разрывала рассудок в клочья.
В новостях передавали, что неожиданно вернувшийся Джеймс Мориарти вместе с группой работавших на него террористов захватил здание Метрополитен-оперы* вместе с заложниками. Он требовал к себе одного единственного человека, Мориарти знал, что сегодня он как раз был в Нью-Йорке, – Шерлока Холмса.
***
Октябрь, год назад.
В октябрьский тихий вечерок годом ранее Джим ещё не подозревал, что тени прошлого догонят его, выпотрошат его разум. Сегодня он ощущал, что словно сам не свой, не знает, куда себя девать, его одолевала скука. По большому счёту, он мог бы занять себя любым делом, но ничего не хотелось, он ждал наступления завтрашнего дня: по какой-то причине ему уж очень хотелось поговорить с Леони после того вечера размышлений о себе и сущности бытия. С Теренсом он разговаривать не жаждал, старший Маллиган не тот, с кем приятно и любопытно водить такого рода беседы: слишком его друг был поверхностным до жизни, до людей, хоть и представлял собой образец радушия и щедрости.
Он проснулся необыкновенно рано, ещё не было и семи утра. Джим ощущал бодрость и лёгкость, столь небывалые для обычного его утреннего состояния; ему не терпелось скорее одеться, привести себя в порядок и важно зашагать по улице, любуясь всем вокруг и интересуясь всеми вокруг.
Горланили птицы, ветерок носил по воздуху труху кустов, люди неслись на скучные работы, и какая-то бездомная собака увязалась за Джимом, весело виляя хвостом и петляя вокруг ног своего нового приятеля, устремив на него большие добрые глаза.
По дороге Джим забежал в кафетерий и взял два больших стакана латте: «Я помню, это её любимый», – довольный собою подумал он. Как только он вновь вышел на улицу, попал под небольшой дождь, а зонтик с собой не взял, из-за чего настроение его несколько испортилось. Но через минуту ему пришла в голову мысль, что этот дождь – он не специально, он омывает город от суеты вчерашнего дня, расчищая место новым делам, новым идеям и встречам, и Джим с ребяческой радостью стал обскакивать лужи, прикрывая голову утренней газетой, которую взял со столика в кафетерии.
В половине девятого утра он был уже на пороге офисного здания, где располагалась фирма, в которой работала Леони. Потихоньку стягивались и сотрудники, зевая и поглядывая на часы, с толикой удивления взглядывая на Джима. В лифт забилось человек восемь.