Рассвет в забвении

После этого случая он много раз хотел заговорить о своих чувствах с Теренсом, его буквально душило желание высказаться, ощутить поддержку и понимание. Но здравый смысл подсказывал ему умолкнуть и даже не иметь попыток излить душу другу: что мог сказать Теренс на такое заявление? Он бы всего лишь кинул какую-нибудь пошлейшую шутку, дал бы поверхностный и пустой совет (что было бы ужаснее всего с его-то отсутствием чуткости в понимании людей). И Джим молчал.

Но было вместе с тем кое-что ещё: его неодолимая тяга из прошлого – быть всегда королём, быть всегда в выигрыше, оттого он страстно желал заполучить Леони, позабыв о её чувстве к Эвану, забыв даже свой нелепый позор перед её дружком – ничто уже его не пугало.

Джим вынашивал свои эмоции целый месяц, борясь с собой.

Шёл второй день декабря, резко похолодало, и по утрам на землю ложился тонкой коркой пушистый иней. Целую неделю в салоне почти не было посетителей, что весьма взволновало Теренса и стало причиной его отъезда в Лос-Анджелес в поисках прибыльных клиентов. Джиму же он дал поручение заручиться поддержкой Леони в плане рекламной кампании.

Так вышло, что эта просьба совпала с пиком внутренних метаний Джима, он был на пределе.

Он явился в офис к мисс Маллиган в обед. Всю дорогу Джим убеждал себя не наговорить лишнего, «пустого», но именно это-то и волновало его больше, чем реклама для салона Теренса. К счастью, он обнаружил, что почти успокоился, когда опустился в кресло напротив Леони: они обсуждали исключительно дела, перекинулись парочкой приятельских шуток даже. Но между делом Леони стала поглядывать в сторону вернувшегося с обеда Эвана: её коллега тут же заговорил с подбежавшей к нему Джули, мило улыбаясь ей, одаривая её бархатом своего голоса.

- Знаешь, это уже просто смешно, – спокойно, но с насмешкой выпалил Джим, когда Леони в очередной раз повернула голову в сторону Эвана.

-Что ты имеешь в виду? – надула Леони губки, нахмурившись.

- Всё никак не могу в толк взять, почему сильные женщины так часто изнывают по убожеству. Он, быть может, и выглядит интеллектуалом, носит дорогие очки в толстой оправе да читает заумные книжки, но каким нужно быть придурком, чтобы млеть от девиц подобных этой кукле.

- Джим, придержи-ка поводья… Что с тобой? Откуда эта желчь? – она оторвалась от документов и посмотрела прямо в глаза своему приятелю.

- Я говорю о тебе, Леони. Да уж если вдуматься, я только о тебе и говорю, – не следя за словами, неосторожно сказал он. – У тебя нет ни грамма самоуважения, если ты позволяешь себе настолько жалеть саму себя: плевать, с кем спать и жить под одной крышей – зато не одна! Плевать, что этот пустышка интересуется исключительно инфантильными и глупыми – зато у тебя к нему любовь. Где-нибудь лет в сорок ты оглянёшься назад и разрыдаешься, потому что…

Джим не успел окончить свою бурную речь, поскольку в ушах у него зазвенело, а щека загорелась краской – Леони отвесила ему добротную пощечину. На глазах её выступили слёзы, а в горле встал ком.

- Замолчи, – горько шепнула она. – У тебя совести нет, – Леони закрыла лицо руками в попытке удержать рыдания. – Неужели ты настолько меня ненавидишь, что рано или поздно не упускаешь случая, чтобы уколоть меня, обвинить в слепоте? В твоей дружелюбной улыбке так часто таится слабо угадываемая злоба, и мне страшно всякий раз понимать, что она обращена ко мне.

Джиму стало не по себе, его словно обухом ударило, рот его скривился и губы затряслись.

- Нет, нет, ты опять меня не так понимаешь, Леони!..

- Говори тише, мы не дома,– стыдливо, но резко оборвала она его.

- Подумать только, ты решила, что я тебя ненавижу, – на его губах заиграла истерическая улыбка. – Ты очевидное всегда называешь противоположными именами – это твой восхитительный талант, – его глаза безумно заблестели.

- Что? – угадав истину, но всё ещё отгоняя её прочь, удивилась Леони и крепко сжала лежащие перед собой на столе руки в кулачки. – Нет… перестань, – она подскочила и взяла его за руки, поднимая с кресла, – уходи сейчас же, – растерянно шептала она, глаза её всё больше округлялись. – Джим, пожалуйста, уйди, прошу тебя! – всё так же тихо, но отчаянно бормотала она, упираясь руками в его грудь.

«Поразительно! Неужели с ней это именно так? Она боится моей любви к ней больше, чем ненависти и презрения. Совершенно странная женщина. До чего она хороша в своей беспомощной борьбе, когда гнев её сменяется женственной беззащитностью. Как бы я хотел её такую целовать и прижимать к себе!» – бесстыдно думалось Джиму, пока он двигался спиной к выходу.

- Ну всё, хватит, Леони, – он перехватил её руки, взяв за запястья и с нежностью прижал к своей груди, когда они остановились на лестничной площадке. – Если это увидит миссис Саммерс, получится страшно неловко. И до чего ты забавна в своём негодовании: воешь о невозможности любви в собственной жизни, а стоило только мне открыть рот, как ты гневно гонишь меня за порог.

Леони чуть сгорбила плечи, пытаясь высвободиться из его хватки. Никогда ещё он не видел её такой смешной и очаровательно хрупкой. Осознав тщетность своих попыток, Леони в бессилии прильнула к Джиму, уткнувшись лицом в его шею, и тяжело задышала, успокаиваясь. «Пусти», – со слезливой женской хитростью жалобно сказала она. Джим добросердечно засмеялся в ответ и крепко сжал её в объятиях, поцеловав в рыжую макушку.

========== 7 Глава. «Твои черты» ==========

«А если бы и она меня любила? Так же, как любит его… Нет. Лучше, больше, чем его! Всё внутри меня алчет любви, словно меня никто никогда не любил».

Сон не шёл к Джиму, обрывки этого дня въедались в память, подхлёстывая эмоции. Ему чудилось, будто обе руки его до сих пор горели от жара объятий, в которые он заключил беспокойную Леони.

«Всё отныне между нами иначе. Как бы она меня не оттолкнула, ведь это убьёт меня; я не собираюсь проигрывать: ни Эвану, ни этому лысому чёрту, ни ей самой… Было бы правильно благородно уйти в сторонку, чтобы не смущать её, но я не в силах: я хочу её смущать, хочу вызывать в ней негодование и смятение, хочу видеть её испуганные глаза, полные обожания! Во мне одновременно столько гадости и нежности, и я желаю выпустить их на свободу».

Но прошла неделя, а решительность Джима стала сходить на нет. Теперь он не знал, как подойти вновь к ней, как начать разговор, все его прежние смелые порывы угасли.

Но время даром не теряла Леони. После вспышки между ней и Джимом, она захотела во что бы то ни стало доказать самой себе, что она «не гонит любовь за порог», что она не «танк». Вдохновлённая решительностью и напористостью Джима в тот день, она твёрдо вознамерилась добиться расположения Эвана. До того стала она с коллегой мягкой да покладистой, уступчивой и терпеливой, какой не была с ним ни разу. Эван не узнавал в этой новой Леони ту Тэтчер и гильотину, что каждый будний день обрушивала на него бурлящую внутри злобу и раздражение.

Однажды она даже принесла ему утром кофе. Внутри Эвана случился самый настоящий перелом.

- Доброе утро, мисс Маллиган… Эм, кофе? Это розыгрыш? – несмело сказал он.

- И вам, доброе утро, мистер Стенли, – любезно кокетничала Леони, плавно протянув ему стакан. – Решила зарыть топор нашей невидимой войны.

- К слову, война была лишь с вашей стороны, я только…

- Да. Я знаю, и сожалею, что вела себя так… предвзято… да! – она не нашла более подходящего слова. – Ты хороший парень, Эван, пусть я сейчас фамильярничаю, но это искренне.

- Думается мне, что это неплохое начало, – и он одарил её своей самой очаровательной, той божественной улыбкой, какую вручал лишь друзьям и женщинам, которые были ему приятны.

Леони ощутила блаженную дрожь в коленях и неистовый стук сердца, празднующего первую победу.

С этого момента её отношения с Эваном потеплели и стали набирать обороты.

Джим явился к Леони в середине декабря, он был готов объясниться, расставить точки над «i», но застал девушку в самой неожиданной компании. Леони сидела на краешке рабочего стола Эвана, ярко жестикулируя в своей любимой манере: она рассказывала ему о каком-то новом рекламном проекте, посвящённом приезду музыкальной группы.