Страница 1 из 37
========== 1 Глава. «Всё не то, чем кажется» ==========
Каков предел сил человеческой души? Как много мы можем вынести и как низко можем пасть? Жизнь, как известно, настолько непредсказуемая вещь, что порой сложно определить, когда же всё пошло не так…
Весело хохоча с подругами из университета, Алексис ждала автобус на остановке: несмотря на то, что девушка жила в весьма состоятельной семье, ей нравилось ездить в городском транспорте, где, глядя в запотевшее стекло, можно было о чем-нибудь глубоко задуматься, к тому же подруги Алексис ездили таким образом, так что упустить возможность лишний раз поболтать с ними было для студентки неприемлемо.
- Сегодня мои предки уезжают к своим родителям на всю ночь! Девчонки, я собираюсь устраивать ночью вечеринку, так что вы уже приглашены. Зовите парней, будет весело! – щебетала одна рыжая кудрявая девушка, которая всем своим существом, наверное, хотела подпрыгнуть, чтоб достать до лиц высоких подруг.
- Я за! Этот итоговый тест меня измотал, нужно же хоть как-нибудь расслабляться, – протяжно сказала худощавая модельной внешности брюнетка.
- А я даже не знаю… У меня сегодня мать с отчимом поругались, – с толикой грусти в голосе ответила Алексис на заявление подруги, – мне все время неловко присутствовать при том, как они грызутся из-за денег.
- Ну, вот, заодно и отдохнешь от родителей! Я помню, как они при нас тогда два года назад устроили перепалку из-за того, что твоя мать себе сережки антикварные с аукциона купила за бешеные деньги: это была жуть! Так что не оставайся там с ними, давай хоть раз в полгода позволим себе потусоваться, – ободряюще восклицала брюнетка.
- О да, я не выношу, когда они еще и при вас устраивают сцены… – закатив глаза, ответила Алексис.
Пошел моросящий, как обычно говорят, «противный» дождь. Девушки-студентки сморщили носики, стали доставать зонты и натягивать капюшоны. Погода не радовала жителей города уже целую неделю, отчего улицы покрылись серыми пальто и черными зонтами: куда ни глянь – уныние, в небе и в людях. К остановке, идя вразвалку и слабо раскачиваясь, приближался мужчина: он был одет в драные, грязные лохмотья, а волосы на его голове были всклокочены и торчали в разные стороны. Сам он был мертвецки пьян, и на отекшем красном лице его играла полубезумная улыбка, лишь глаза, вероятно когда-то очаровательно глядевшие на все вокруг, смотрели просто и ясно из-под светлых ресниц. Все три подруги как-то негласно поморщились, переглянувшись, в душе каждой возникло омерзение и отвращение к этому субъекту.
- Фу, меня так раздражает, когда бомжи сидят на остановках: от них воняет, а еще они бормочут сами с собой… - шепнула брюнетка.
- Он, может, и не бомж, а просто алкоголик какой-то, – в девчачьей манере сплетен ответила Алексис.
- Я его боюсь, девчонки! – слабо пискнула рыжая девушка. – Он пьяный в стельку, вдруг пристанет…
Помимо глупой, банальной в такой ситуации, болтовни, на остановке раздавались самые разные ничтожные разговоры, но все люди, ведущие их, одинаково с равнодушием и брезгливостью поглядели пару раз в сторону пьяного мужчины в лохмотьях.
Мы всегда в подобных обыденных ситуациях смотрим однобоко. Нас не интересуют люди, которые находятся вокруг нас, нам привычнее сказать: «Вот этот плохой, а тот хороший, а этот отвратительный». И тяжело представить, что какой-то бездомный пьяница был когда-то маленьким невинным ребенком, а позже и замечательным человеком. Неизвестно, что сделало его таким убогим. А ведь, вероятно, у него за плечами лежит интересная история его жизни…
========== 2 Глава. «Детство» ==========
Это был 1988 год, в семье Майклсонов родился сын. Отец – мистер Майкл, местный плотник, был на седьмом небе от счастья, потому что ребенок был долгожданным, ведь сам мужчина был не молод: отцу семейства недавно исполнилось сорок три года, а жена Эстер была на тринадцать лет моложе его. Мальчика назвали Никлаусом. Супруги через неделю созвали многочисленных родственников и устроили большой праздник.
Майклсоны приехали из Великобритании в Америку пять лет назад и жили здесь, как и на родине, весьма небогато. Но оба супруга нашли работу и могли обеспечивать себя и сына.
С тех пор прошло шесть лет. Клаус уже вырос в бойкого и шаловливого мальчугана, бегающего по соседским дворам со сворой друзей – таких же проказников-мальчишек, как и он сам, ворующего яблоки и рвущего цветы с лужаек у домов. Меж тем Клаус сильно отличался от своих сверстников: он был любознательным, с сильным воображением мальчиком. Часто мог он подолгу разглядывать и слушать людей и окружающий его мир, и картинки эти – сильные впечатления – горели пламенем в детском воображении, трансформируясь в необыкновенные истории. Он романтизировал часто окружающую обстановку, детализировал предметы и черты лица других людей. Эти качества его редко проявлялись в компании друзей, но наедине с собой он долго мог любоваться трудолюбивой матерью и сосредоточенным сильным отцом. Оттого он был рассеян часто и отвлечен, тогда мать не могла дозваться его к обеду и ужину или попросить принести что-нибудь.
Городок, где жила семья Клауса, был небольшой, но весьма плотно заселенный. Жители имели чаще средний достаток, поэтому сама по себе жизнь в городке текла размеренная, какая бывает у простых обывателей. Жили, конечно, там два художника-брата, приехавшие из Нью-Йорка за вдохновением поближе к природе, к которым все подсознательно тянулись, как к явлению элитному и необычному.
Эстер была на восьмом месяце беременности, и Клаус с нетерпением и внутренним трепетом больше ожидал даже не предстоящего Рождества, а рождения нового человечка в семье. Часто подходя к матери, чтоб погладить ее большой живот или приложиться к нему ухом, он представлял, что внутри живота есть своеобразная комната, где в тепле, прикрытый синим одеяльцем и занавесочками (так ему это представлялось), спит его будущий братик.
И вот наступил праздник Рождества. Весь день дома шли приготовления. Миссис Майклсон с матерью и свекровью занимались готовкой ужина, тесть же со свекром расставляли столы и стулья, прибирали в гостиной. Мистер Майклсон сначала немного помог с уборкой, но позже позвал сынишку прогуляться с ним до открывшегося несколько дней назад елочного базара.
Клаус, весь замотанный шарфами, одетый в душный комбинезон и огромные отцовские варежки (которые он стащил сам, потому что обожал их, особенно внутреннюю меховую отделку), весело шагал впереди папы, тяжело дыша от быстрой ходьбы. Мальчик скакал на ходу, набирал в руки снег, затем падал в какой-нибудь сугроб, заливисто смеясь, а после, весь похожий на снеговика, шагал дальше скорее, чтоб Майкл не перегнал его. Отец был внешне спокоен и почти равнодушен, но лишь внимательный мог заметить, как улыбались его глаза при взгляде на своего маленького «снеговичка» – это замечал его сын, изредка оборачиваясь, потому что он всегда замечал то, что не замечают другие.
Оказавшись на базаре, Клаус ринулся к дальнему прилавку.
- Пап, а, может, возьмем вот эту елочку? Она здесь самая большая. Давай, ну, давай же возьмем её - у нас будет самая большая елка, и на нее можно будет повесить много игрушек! – мальчик вертелся у ног отца, дергал его за штанину и радостно кричал.
- Ну, что ж с тобой сделать – берем самую большую. – Майкл затем почти ласково улыбнулся продавцу, кивая в сторону дерева.
Мистер Майклсон, приобретя ель, схватил её в охапку и направился к дому. Клаус же старался хоть как-нибудь так пристроиться, чтоб тоже держать ветки ели: он очень хотел помочь отцу и чувствовал при этом себя нужным и важным. Хотя на деле он немного мешал Майклу, но тот молчал, потому что решил дать возможность сыну чувствовать себя полезным, к тому же ему были приятны эти рвения мальчика.
И вот уже мохнатая пахучая ель стала центральной фигурой гостиной в доме, и пока взрослые занимались приготовлениями, Клаус наряжал её. Было куплено много новых украшений: свечи, красные банты и гирлянды, но напоследок ребёнок оставил самое интересное и приятное – старые игрушки. Теперь на ели сидели зайцы с потёртыми подарочными коробочками в лапах, две совы сидели ближе к стволу дерева, медвежата и лисята были рассажены так, что было похоже, будто они водят хоровод. Детское воображение сейчас же нарисовало чудесную зимнюю сказку, где все игрушечные звери ожили и заговорили человеческим языком. Задрав кверху разрумянившееся личико, с ниспадающими на лоб светлыми завитками, Клаус просидел под ёлкой почти час, пока его не позвали к столу. В гости пришли соседи, и начался праздник.