Страница 85 из 101
― Мне должно быть стыдно: я так и не спросила, как ты… после сегодняшнего. Журналисты задали кучу неудобных вопросов, но ты держался молодцом. ― Она глотнула чая из принесённой с собой кружки.
― Так и знал, что ты смотрела. Честно говоря, это было ужасно, но я рад, что чёртова конференция позади. Сейчас меня куда больше волнует затянувшееся расследование.
― Да, папа рассказывал, что те убийства андроидов отдали вам с Гэвином.
― Знаешь, это дело всё чаще возвращает меня к прошлому. Заставляет переоценивать прежние события и чувства… Иногда замираю на пороге места преступления, и кажется, что полчаса назад я впервые забрал Хэнка из бара Джимми, предварительно пролив из его стакана виски, как последняя скотина. ― Коннор тепло и печально рассмеялся.
― Боже! ― Прикрыв пальцами рот, Мари захохотала, как девчонка. ― Ты никогда не рассказывал мне, как вы познакомились! Отмахивался фразой «да на работе». А, оказывается, любил потрепать нашему старику нервы с самой первой встречи!
― Да он психовал от одного только моего вида невозмутимого всезнайки и сунул бы башкой в помойку при первой же возможности!
Не переставая улыбаться, обвёл пальцем старое затёртое пятно колы на обивке дивана ― оно тоже хранило в себе один из давно минувших дней.
― Я в последнее время из-за Хэнка превращаюсь в параноика, ― заговорил он вдруг с грустью и беспокойством. ― Как только он делится, что у него что-то болит, когда устаёт быстрее обычного, у меня внутри всё сжимается от ужаса. Страшно представить, что однажды я потеряю его. Его ― дорогого друга, научившего меня состраданию и человечности, мою семью. И должен буду жить дальше…
Мари отставила кружку на журнальный столик и обхватила ладонями его руки. Яснее, чем когда-либо прежде, она слышала в голосе Коннора страх перед смертью.
― Я понимаю твои чувства, ― проглотив ком в горле, произнесла она. ― Страх потерять родителей ― животный и всепоглощающий. В детстве он меня до исступления доводил на ровном месте. Пока не воплотился в жизнь… Просто цени каждую минуту рядом с ним, не забывай, чему Хэнк тебя научил. Это то, что ты сможешь ему дать. ― И Мари с удовлетворением разглядела в его глазах безмолвную благодарность.
― Да я теперь и сам каждый день приближаю собственную смерть. С одной стороны, это даже успокаивает, как бы бредово ни звучало… К тому же чувствовать взамен тепло и ласку твоих рук невообразимо приятно. ― Он погладил большим пальцем её кожу. ― Ведь всё, что я мог раньше, ― просто утопать в шторме нулей и единиц, не в силах справиться с перегревом системы.
Вернувшийся к нему романтический настрой заставил Мари смущённо мотнуть головой и уставиться в пол. Отпустила его руки и повернулась боком, поджав колени к груди. Нелепая игра в благопристойность. Тихо откашлялась и стала постукивать ладонями по щекам, попеременно надувая их.
― Не знаю почему я кое-что вспомнила сейчас… Наверное, твои ностальгические речи так подействовали! Короче, в детстве мне жуть как не нравилось имя «Коннор».
― Правда? ― Он заинтересованно приложил кулак к подбородку.
― Ну, да. Оно казалось на слух каким-то угловатым, гавкающим, грубым. Коннор в моём детском понимании ― это такой матёрый мужик, прошедший какой-нибудь там Ирак или Афганистан. Или, например, боксёр с кривым носом и половиной выбитых зубов. И вообще, парня, которого я люблю, просто не могут звать Коннором! Это же абсурд!.. Но жизнь любит хорошую шутку: теперь от этого имени сердце замирает; все «уголки» разом смягчились.
― Ты и своё имя терпеть не можешь, так что мы идеальная пара с кошмарными именами!
― Болван! ― Она бросила в него декоративной подушкой.
Весь следующий час они играли в приставку, как в былые времена: подкалывали друг друга, отпускали весёлые комментарии и каждые несколько минут замолкали и прислушивались, если начинали болтать чересчур громко. Мари протянула ноги поверх коленей Коннора вопреки тому, что так было неудобно играть, но ощущала себя вполне комфортно. Близился четвёртый час ночи, и впору было бы отправиться домой. Она не хотела уходить, но пресловутое стоящее над душой «надо» гнало её за порог.
― Домой уже пора. ― Мари поднялась с дивана и прошла к пальто за телефоном, чтобы вызвать такси.
― Ты ведь можешь остаться… ― уговаривал он и с надеждой взглянул ей вслед. ― Если хочешь.
― Я должна уехать, ― произнесла она, как молитву, и направилась в сторону кухни забрать пачку сигарет.
― Пожалуйста. ― Он хватался за зыбкую надежду. ― Иди ко мне… ― И протянул ей навстречу руки.
Мари остановилась подле дивана и растерянно посмотрела на Коннора: «Распроклятое “иди ко мне”! ― металось загнанным зверьком в её мыслях. ― Каким-то непостижимым образом оно имеет над любящими безоговорочную власть. Иди ко мне ― так просто, так безыскусно ― и вот уже разум и тело тебе не принадлежат». Секунда-другая ― отложила телефон на журнальный столик, забралась на колени к Коннору и припала глубоким поцелуем к чуть раскрытым губам. Нетерпеливо всхлипнула, почувствовав, как его руки вожделенно сжали её зад, и стала энергично ёрзать по его паху. «Неправильно, рано, нельзя, нужно подумать, дать время», ― Мари разнесла бы к дьяволу все эти отговорки, имей они форму и оболочку! Принесла бы их на жертвенный алтарь обнажённого тела своего милого друга, выставила на посмешище перед лукавым «иди ко мне», утопила бы в реке Детройт! Пускай гниют в толще воды, пока она будет развратничать в стенах своего второго дома ― податливая, грязная и порочная, готовая на всё. До чего восхитительная, разнузданная продажа души!
Долой грёбаную одёжду! Долой осточертевший стыд!
«Да, так мне и надо!..» ― захлёбывался её рассудок, когда она скакала на нём, впиваясь влажными пальцами в плечи Коннора, и не осознавала, как их стоны превращались в крик. Наконец-то она снова чувствовала его внутри и воображала так много всего, что ещё могла бы сделать для него, но изголодавшееся тело скорее стремилось к разрядке. Мари ощущала в поцелуе плутоватую улыбку на губах Коннора, когда он шлёпал её по ягодицам, входя во вкус. Сквозь осенний холодный мрак к ним вернулось ускользающее лето и терпкие воспоминания о первой ночи вдвоём. Остаться бы в ней навсегда.
«Давай, вот сейчас! Сейчас, сейчас!» ― пролепетала на выдохе, заметив непрекращающееся красное мерцание диода и чувствуя, что Коннор едва держит себя в руках ради неё. Припала подбородком к его лбу и, содрогаясь в блаженстве, отдавалась сладостному ощущению наполненности, пока он изливался в неё.
― Да, так мне и надо… ― удовлетворённо проскулила Мари.
― Так тебе и надо.
Коннор поцеловал её в шею и погладил по спине. «Это была бы идеальная последняя ночь нашего мира», ― безрассудно подумалось ему.
На облитые фонарным светом улицы обрушился ледяной дождь, бойко застучав по стёклам и кровле. Мысль о промозглом холоде снаружи сделала вдвойне приятной только что случившуюся согревающую близость.
Шорох в коридоре, щелчок дверной ручки. Испуганно замерли и умолкли, вжавшись друг в друга. Пошатываясь и сонно откашливаясь, в кухню вошёл Хэнк. Налил себе воды из-под крана, осушил кружку непрерывным долгим глотком и поплёлся обратно, но на полпути продрал слипающиеся от света глаза.
― Твою-то мать! ― тихо выругался он и приложил к виску ладонь, поглядев в пол.
― О господи! ― стыдливо пискнула Мари и вся съёжилась, пока Коннор пытался хоть как-то прикрыть её подушкой.
― Уже ухожу, ребят, ― виновато отчеканил Андерсон и спешно зашагал в ванную комнату. Как только за ним закрылась дверь, оттуда раздался бурный, заливистый хохот.
В половине одиннадцатого утра Мари собиралась домой и долго простояла на пороге в объятиях Коннора, вцепившись обезьяньими лапками в мягкую ткань его толстовки. Он не досаждал ей за завтраком вопросами о случившемся ночью, и отчего-то её это расстроило. Мари хотелось саму себя поколотить за то, что ожидала от Коннора того, чего настоятельно просила не делать. «Так больше нельзя. Сколько ещё я буду отталкивать его? До тех пор, пока не потеряю? Пусть мне и нужно было время, я с самого начала понимала, к чему в итоге приду».