Страница 24 из 101
Собираясь к Энтони, Хэнк нередко звал Коннора с собой, но в основном тому было скучновато на этих встречах. Больше, чем разговоры о собаках и спорте, Коннора интересовал сын мистера Грейса — Майкл. Ему не представилось удобной возможности завести беседу с молчаливым юношей, но отец рассказывал много занимательных вещей о его успехах поры учёбы в университете и необычном хобби: Майкла увлекала робототехника, и он часто приносил домой со свалок запчасти деактивированных андроидов или даже целиком неразобранные модели. Поначалу Энтони приводили в ужас разбросанные по комнате сына тут и там грязные одноглазые головы со слезшей местами кожей, кабели, оплетающие стулья, и разлитый по герметичным ёмкостям тириум, но он достаточно быстро смекнул, что это не праздное любопытство, не причуды молодости: всё это много значило для Майкла, влюблённого в науку.
Коннор внимательно наблюдал за сыном мистера Грейса, но не решался начать разговор, предположив, что тот, должно быть, высоко ценит личное пространство и невмешательство в свою жизнь.
Но одним летним вечером Майкл сам заговорил с ним.
Молодой человек сидел на кухне, пытаясь совмещать ужин и разбор пластиковой конечности. Первое, очевидно, занимало его вполовину меньше. Хэнк и Энтони уже прилично выпили и неловко попросили Коннора принести из кухни пачку солёного арахиса на закуску. Просьба его не смутила, вопреки причитаниям мистера Грейса, которому было стыдно за то, что его дом и так полон «трупами» андроидов, так он ещё и умудряется при этом «эксплуатировать» своего гостя. Взяв из настенного шкафчика упаковку, он остановился и попытался незаметно понаблюдать за Майклом.
— Жалко их, да? — внезапно спросил тот.
— Андроидов, которых ты разбираешь? — уточнил Коннор исключительно потому, что вопрос застал его врасплох. — Эм, да в общем нет. Ты вроде не умерщвлял никого из них. — Он дружелюбно улыбнулся. — Полагаю, твой интерес к ним исключительно научный.
— Типа того. Батя поначалу решил, что у меня садистские наклонности! — Майкл тихо усмехнулся. — Но я не псих, которому охота отыграться на машинах за то, что произошло.
— Раз так говоришь, значит, у тебя смешанные чувства насчёт того, что мы обрели свободу и права.
— Не в том смысле, который, наверно, пришёл тебе на ум. Но в общем можно и так сказать. — Майкл принялся отделять тонкие проводки, вытащенные из разобранной кисти. — Ты ведь RK?
— Прости?
— Ты серия RK, говорю? По словам бати, похоже именно на то. Ты же в полиции работаешь с мистером Андерсоном, а я слышал, как он рассказывал о твоих методах, вроде реконструкции места преступления и пероральной пробы биологических образцов. Я читал об этом на официальном сайте «Киберлайф»: впечатляющая разработка, одна из крутейших, я считаю. Там, правда, не было твоего изображения…
— Разумеется. Ведь это я потребовал, чтобы его не размещали. Защищаю частную жизнь — изумительное преимущество свободы.
— Так ты RK800? Самый передовой прототип компании на 2038-й год.
— Верно, Шерлок.
— Там ещё было сказано, что ты один из немногих, кто остался уникальной моделью после пробуждения. Хотя у них имелись ещё парочка на замену и другой, более революционный, которые так и не вводились в эксплуатацию. По словам руководителей компании, они были уничтожены, но, мне кажется, это брехня.
— Может, и не брехня. Было бы весьма некстати, если бы все они тоже внезапно вышли из-под контроля. — Коннор развёл руками и меж тем подумал: «Было бы некстати и для меня, если б Мари по «счастливой» случайности столкнулась с кем-то из них». — Пожалуй, мне даже хочется так думать: приятно быть уникальным в своём роде.
— Ага, есть такое, — согласился Майкл и выразительно опустил уголки губ. — И это… арахис, — кивнул на цветастую упаковку. — Не забудь отнести, а то старики там заждались.
— Да. Точно.
— Я не прогоняю, если что. Возвращайся, хочу продолжить разговор. — Он упёрся ладонями в колени. — И знаешь, так забавно, — бросил вдогонку, — ну, что ты немного забылся. Так… человечно. Меня вдохновляют девианты. Всякий раз как вижу. Но мне грустно за них.
Как можно скорее доставив закуску уже заждавшимся Хэнку и Энтони, Коннор вернулся обратно на кухню и с минуту молча оглядывал Майкла, будто увидел его впервые.
— Ты сказал, тебе грустно за девиантов. Почему?
— Да просто. — Он пожал плечами. — Не знаю… Однажды ночью я ковырялся в двух моделях, мужской и женской. Я делал это много раз, ничего необычного. Но в какой-то миг остановился и посмотрел на них…
Сощурился, уставившись перед собой.
— Без одежды и кожи они были такие уязвимые, почти жалкие: ни очевидных биологических признаков пола, ни индивидуальности. Андроиды не способны дать кому-то жизнь, не способны ощутить все тонкости этой самой жизни. Вообще ощутить хоть что-то. Они похожи на людей… Все девианты знают, как они похожи на нас. Но что они такое в действительности? Закованная в пластмассу пародия на жизнь. Им всегда будет чего-то не хватать до подлинной человечности.
Неразделённое, безмолвное страдание пронеслось током по проводам и впилось в механическое сердце. Он так редко говорил Хэнку о том, как его мучили эти размышления последние несколько лет, что уже почти свыкся с мыслью, что эта боль принадлежит ему одному, и он никогда не сможет ни с кем её разделить.
— Возможно, такие, как, например, революционер Маркус, не задумываются об этом. Они горды быть новой разумной формой жизни, и это хорошо. Но есть и… Хочешь знать, чью руку я разбираю? Его звали Дерек. Мы дружили. — Голос Майкла сделался тише и печальней. — Он работал на одной из свалок андроидов, часто помогал мне находить подходящие образцы для изучения, организовывал сбор и переработку пластика в свободное время: хороший был парень, об окружающей среде заботился…
«Он бы понравился моей Мари», — подумал Коннор, и его губ коснулась едва уловимая улыбка.
— Мы как-то с ним в клубе тусили, я бухал и девчонок клеил, а он запал на одного парня. Их отношения вышли за пределы единственной ночи, тот отвечал взаимностью, всё вроде шло хорошо, и Дерек, естественно, вскоре признался, что он андроид. Его парень, который на словах всегда активно поддерживал права машин, вдруг изменился. Знаешь, я даже не виню его: он честно пытался примириться с правдой, но в итоге сказал, что принять это куда тяжелее, чем казалось. Это затронуло его лично, и он измучил себя вопросами, вроде «а настоящие ли мои чувства и наши отношения?», стал избегать Дерека. Расставание было неизбежным.
Майкл уставился в одну точку и поник.
— В моей памяти так живо всплывают, словно происходили вчера, наши долгие беседы с Дереком, наполненные печалью и безысходностью. Он говорил мне, что мечтает ощущать этот мир так же, как его любимый человек. Хочет чувствовать ветер и запах травы на рассвете, нежность поцелуя и тепло прикосновений. Хочет боли и наслаждения… Я всегда был просто слушателем. Никудышным и бесполезным. Что я мог сказать ему? У меня есть привилегии, каких у него не будет никогда. — В дыхании Майкла появился трепет. — Однажды Дерек не вышел на работу. Просто в одно ничем не примечательное утро встал и размозжил себе голову о стену своей гостиной. Я знаю, ему не было больно: представляю, как это, должно быть, мучило его, пока он убивал себя.
Нервическая усмешка процарапала его рот.
Все слова, какие только могли прийти в голову, оставили Коннора. Он вообразил себя в гостиной родного дома, объятым ослепительными рассветными лучами, представил глухой монотонный звук соприкосновения пластикового лба с поверхностью стены, безразличие в глазах и синие брызги крови, окропившие его лицо. Вздрогнул, поёжившись, и громко выдохнул. Неужели это единственный выход? Прямиком в пустоту, в «Рай для роботов». Без сомнений, Мари оставит его точно так же, как возлюбленный оставил Дерека. Она не простит ему того, что он. И гадкую ложь не простит.
— Мне жаль… жаль твоего друга.
«И это всё, что наскребла твоя идиотская программа социальных отношений? Никчёмные, ничего не значащие слова». Коннор вдруг почувствовал то, что было запрограммировано в нём, но ни разу не пущено в ход — желание пролить слёзы. По себе самому, по дорогой сердцу Мари, по этому Дереку, по тоскующему об ушедшем друге Майкле. Приказал себе успокоиться. Машинам ведь это даётся куда легче. Раньше давалось. Переключил внимание на треугольники, которыми была усыпана фланелевая рубашка Майкла, и принялся считать — верный способ совладать с накатившими эмоциями.