Страница 32 из 38
— Убирайся, Кэт. Я не могу сделать это сегодня вечером.
— Но я же твоя лучшая подруга.
Я разворачиваюсь к ней лицом, мои зубы сжаты от гнева:
— Не используй эту фразу в отношении меня. Мы не… мы ничто, — у меня болит грудь от всего этого давления, нарастающего внутри. Недостаток кислорода в моей голове вынуждает меня держаться за подлокотник дивана.
— Дин, ну же, — Кэт придвигается ко мне на дюйм. — Не веди себя так. Я крупно облажалась. Я знаю.
Вместо того чтобы смотреть на ее лицо, все, на чем я могу сосредоточиться — это на огромном округлившемся животе. Мой малыш. По мере того как моя кожа становится все горячее, напряжение в груди усиливается, сбивая меня с ног. Я погружаюсь в мягкую ткань и изо всех сил вцепляюсь в подушку. Я наклоняюсь вперед, надеясь, что это поможет мне отдышаться.
— Вызови врача, — говорю я ей, уставившись в пол.
Она подходит ко мне вплотную и сжимает мой бицепс своей крошечной ручкой: — У тебя паническая атака. Контролируй свое дыхание. Все будет хорошо, — Кэт опускается на пол передо мной, держась одной рукой за мою руку, а другой за свой живот.
Дьюк говорил правду. Чем больше я думаю о Кэт, ребенке и всей ее лжи, тем труднее мне слушать ее голос, когда она говорит мне сделать глубокий вдох.
ГЛАВА 21
Пять месяцев после драфта в НХЛ
Кэт
Когда я смотрела по телевизору, как Дьюк выбивает дерьмо из Дина, мне хотелось прыгнуть сквозь экран и убить своего брата. Я хотела сказать Дину лично. Дьюк знал, что я забронировала и подтвердила свой билет на самолет на эти выходные. Какой ебанный придурок. Даже близнецы держались на расстоянии от Дина, чтобы я могла первой рассказать ему об этом. Ну, думаю, близнецы злятся на Дина за то, что он не рассказал им о наших тайных отношениях. Им нужно больше времени, чтобы переварить новость о ребенке.
Не раздумывая, я вскочила на ближайший самолет из О'Хары и полетела прямиком в Вашингтон, округ Колумбия. Как только я приземлилась, я получила тонну гневных сообщений от Дина, но я проигнорировала их все с твердым намерением поговорить с глазу на глаз, что нам следовало сделать несколько месяцев назад.
Сказав Дину подышать в течение десяти минут, он, наконец, успокаивается, позволяя мне провести пальцами по его руке.
Он кладет руки мне на плечи и пристально смотрит в глаза, удерживая меня на месте.
— Почему, Котенок? Почему ты скрывала это от меня?
— Я не хотела разрушать твою жизнь. Тебе и твоей маме и так было достаточно тяжело. Ребенок — это еще одно осложнение, с которым тебе не нужно иметь дело.
— Ты говоришь о моем ребенке. Нашем ребенке. Я бы никогда не стал рассматривать его как некую проблему. Я — не мой отец.
— Я знаю это, Дин, — я выдохнула. — Я не это имела в виду. Все вышло неправильно. Видишь, именно поэтому я хотела поговорить об этом лично.
— Почему ты ждала так долго? Сколько уже месяцев?
Я встаю с пола и сажусь рядом с Дином на диван:
— Больше семи месяцев.
Его лицо искажается от гнева:
— Ты знала об этом семь месяцев и не подумала рассказать мне раньше? Я должен был это выяснить, когда твой придурок братец наносит мне удары.
— Ему не следовало этого делать. Мне так жаль.
— Ты права. Если бы ты сказала мне об этом несколько месяцев назад, этой драки вообще не было бы.
— Дьюка отстранят за это.
— Предполагаешь, что от этого я почувствую себя лучше?
Я пожимаю плечами:
— Нет, но подумала, что это поможет.
— Он напал на меня и нокаутировал судью. Ему повезет, если он снимет дисквалификацию хотя бы к концу сезона.
— Да, знаю. Мой отец в бешенстве. Ты бы видел его по телевизору, когда он пытался рассказать о том, что произошло между тобой и Дьюком. Он даже извинился в прямом эфире перед тобой и лигой за поведение Дюка.
— Твой отец не виноват в том, что Дьюк мудак.
— У него проблемы с гневом, — я глажу Дина по плечу. — Мне жаль, что он выместил его на тебе.
— Почему ты здесь, Кэт? — Дин откидывается на спинку стула и кладет голову на подушку, уставившись в потолок. — Дьюк уже разрушил твой секрет.
Меня убивает, что Дин даже не может посмотреть на меня. Я переплетаю свои пальцы с его и держу его руку в своей.
— Дин, пожалуйста, просто послушай меня минутку. Я ничего не могу сделать или сказать, что улучшило бы эту ситуацию, но мы можем постараться двигаться дальше. Нравится нам это или нет, но через два месяца у нас родится ребенок. Он будет здесь в мгновение ока. Я не хотела обременять тебя всем этим в течение твоего первого года в лиге.
— Дерьмовая причина скрывать это от меня. Я имел право знать о своем сыне.
— Знаю. Я не знаю, сколькими способами я могу извиниться. То, что я не сказала тебе, всегда будет моим самым большим сожалением.
— Ты знаешь, как я рос, Кэт. Моего отца никогда не было рядом. Я не видел его столько лет, что уже даже не могу вспомнить, как он выглядит. Он оставил мою маму с кучей счетов, которые нужно оплатить, и ребенком. Так, с чего ты вообще взяла, что я мог так поступить с тобой? Я хочу быть частью жизни моего сына.
— Конечно, — я сворачиваюсь калачиком рядом с Дином и глажу пальцами его ушибленную щеку. — Я тоже хочу, чтобы ты был частью его жизни. Мы можем сделать так, чтобы это сработало.
— Ты переезжаешь в Филадельфию, — говорит он, поднимая голову с дивана. Он морщится от боли, поворачиваясь ко мне лицом. — Даже слышать больше не хочу ни слова о твоей стажировке. Ты можешь получить другую.
— Но… — выдохнув, я даже не утруждаю себя спором.
— Никаких «но», Котенок. Ты переезжаешь жить ко мне. У нашего ребенка будут мать и отец.
— А что насчет нас?
Он прищуривает глаза, глядя на меня:
— А что насчет нас?
— Ты ненавидишь меня? — я прикусываю нижнюю губу, ожидая его ответа, и между нами проходит мгновение.
— Нет, я никогда не смог бы возненавидеть тебя. Я злюсь на тебя. Мне нужно, чтобы ты дала мне немного времени и пространства, чтобы все обдумать.
— Мы расстаемся?
— А мы когда-нибудь были вместе?
— Только потому, что ты зол, не значит, что ты должен вести себя как мудак.
Он стряхивает мою руку с себя и встает с дивана:
— Тебе следует вернуться в Чикаго и собрать свои вещи.
— Но у меня были для нас планы. Я хотела сводить тебя в какое-нибудь особенное место на твой день рождения.
— В чем смысл, Кэт? У меня нет праздничного настроения. Мое лицо выглядит так, будто я провел двенадцать раундов с Холифилдом (прим. американский боксер), и я даже не могу смотреть на тебя, не стиснув челюсти, что только усиливает боль.
— Оууу, — говорю я, поднимаясь с дивана и хватаясь за живот.
Дин подходит ко мне и хватает за руку:
— Ты в порядке, Котенок?
Я беру его руку и кладу себе на живот, глядя на Дина снизу вверх:
— Твой ребенок пинает меня. Думаю, он станет хоккеистом. Он агрессивен, совсем как его папа.
Впервые с тех пор, как я вошла в гостиничный номер, Дин улыбается мне. Он наклоняется передо мной, держась за мои бедра, и прижимается щекой к моему животу. Пораженный, он отступает, когда Ной снова пинает его.
— Привет, малыш, — шепчет он нашему сыну. — Я твой папа.
Я провожу пальцами по влажным волосам Дина. На нем все еще надето только полотенце после душа, что немного отвлекало меня на протяжении большей части нашего разговора. Прошло слишком много времени с тех пор, как мы в последний раз были вместе.
— Ты будешь замечательным отцом, Дин.
Он поднимает на меня взгляд:
— Ты так думаешь?
Я киваю.
— Я знаю это. Нашему сыну повезло, что у него такой отец, как ты.
— Ной. Так ты хочешь его назвать?
— Мне нравится это имя.
Он улыбается:
— Мне тоже. Ной Кроуфорд. Подожди, пока я расскажу маме о ее внуке. Он смог бы уговорить ее переехать из Флориды.
— Она могла бы быть нашей няней. Мне понадобится помощь с ним, когда ты будешь в дороге.