Страница 2 из 6
Глава 4
— А можешь вот нормально рассказать, что она для тебя делает?
— Да, ничего особенного — разговаривает, сидит рядом, вопросы задаёт… А иногда, знаешь, смотрит так — мне прямо неуютно становится, как будто мимо и в то же время внутрь меня.
— Ну, а… это?
— Это?
— Ну, ты же спишь с ней?
— Слушай, да, тут вообще не в сексе дело. Просто, когда она рядом, мне спокойно. И одновременно я чувствую, что могу вообще всё.
— Предположим. А ты ей что?
— Всё, что попросит.
Друг режиссёра подавился чем-то очень модным и очень дорогим.
— То есть, как это — всё?
— Такие условия.
— А если она завтра замок во Франции попросит, с виноградником?
— Да, уж лучше бы так… Не просит, понимаешь? Ни золота-брильянтов, ни спортивных автомобилей, ни чёртова этого замка. Ни-че-го.
— Не, ну, если так — проблем нет.
Режиссёр нахмурился и резко отставил бокал.
— Чего б ты понимал. Я должен быть уверен, что она счастлива.
— Это тоже… по контракту?
— Мудак ты… По какому, на хер, контракту? Она — Муза, понимаешь? Если она уйдёт — всё, ни идей больше, ни фильмов.
— Да, брось. Работал же ты как-то без неё!
— Вот именно — как-то! Всё, что до неё снято, как в другой жизни было. Она что-то со мной сделала — оптику откалибровала, чутьё обострила. Я теперь вижу, слышу, думаю по-другому!
— А ей это всё зачем?
— Говорит, что это её способ жить. Единственное, что она умеет.
— Странно всё это.
— Да, я ж не спорю. Странно. Но я тебе одну вещь скажу — без неё я не смогу. Что угодно сделаю, лишь бы она была рядом.
— Так, ей же, вроде, ничего не надо.
— Не просит, это правда… Но я ей вчера массаж ножек делал — щурилась как довольная кошка. Так, по чуть-чуть, и буду разбираться. Сам.
Глава 5
Музе не спалось. Она тихонько выбралась из кровати, вышла на кухню и включила чайник. Шума можно было не бояться — чтобы разбудить вернувшегося со съёмок режиссёра, нужно было что-то посерьёзнее кипящей воды.
Три листка мяты, ложка лавандового мёда и тонкий кружок лайма. Чаи в обычном понимании вызывали у Музы изжогу, а Муза с изжогой — верный признак проблем с материалом. Впрочем, их и без того хватало.
Взяв кружку, Муза забралась на подоконник. За окном был застекленный балкон, а за ним — шикарный вид на такие же балконы многоэтажки напротив, за теми балконами были окна, а за окнами, на подоконниках, возможно, сидели такие же… Музу замутило, как и всегда, если доводилось иметь дело с банальными, избитыми или просто неоправданными приёмами. Ощущение, которое за последние несколько дней ей доводилось испытывать слишком часто. Муза заставила себя сделать глоток, сжала зубы, закрыла глаза, медленно и глубоко вдохнула, стараясь успокоить взбунтовавшийся желудок.
«Что ж», — произнесла Муза тихо, — «пора взглянуть на ситуацию здраво. Он — далеко не гений. Скорее всего, даже не талант. А кто он? Зарвавшийся мечтатель? Самовлюбленный идиот? Полусумасшедший, вообразивший себя творцом?» Муза прислушалась к себе. Тошнота утихла. Хорошо. Значит, теперь можно всё спокойно обдумать.
Ни сумасшедшим, ни идиотом режиссёр точно не был. Мечтатель? Возможно. Но именно мечтатели в конце концов находят двери в несуществовавшие ранее миры, куда прагматики не суются за очевидной бессмысленностью и неэффективностью. К тому же, он был очень упрям. Невероятно. Он загорался, искал и не останавливался, пока ни получал желаемое. Даже если оно, в конечном итоге, оказывалось бесполезным. Но и тогда он не сдавался, продолжая загораться и искать. И снова. И снова. Он просто обожал это — процесс создания фильма, сам акт творения. Стоп. Вот оно. Муза вспомнила недавний разговор.
— Тебе дали совет, но ты не прислушался. Почему? Тебе кажется, совет не был хорош?
— Совет был великолепен. Правильные, логичные замечания, красивые идеи. Вот только если бы я последовал ему, это был бы уже не мой фильм.
Автор-демиург. Произведение может быть сколь угодно сырым и бессмысленным, но он будет гордиться им, потому что это — его произведение. Отличное качество для отца, но худшее — для режиссёра. К счастью, здесь начинается территория Музы, и уж с этим-то она как-нибудь справится.
Кружка давно опустела, но Муза продолжала сидеть с закрытыми глазами, пока на её плечи не легли тёплые ладони.
— Не спится?
— Что-то да…
— И мне. Поговорим?
— Конечно.
— Знаешь, я был дураком. Не перебивай, пожалуйста. Я сам, кажется, только что осознал. То, что я делаю — плохо. Не всё, конечно. Но сам подход. Понимаешь, я всегда считал, что важно даже не то, каким получается фильм, а то, что это я его таким сделал. И я упускал главное — если фильм плох, то он не донесёт то, что я пытался в него вложить. Помнишь, N дал мне совет, а я не принял? До меня только что дошло — это как отказывать идеально подходящей на роль актрисе исключительно потому, что твоё внимание на неё обратил кто-то другой! Я просто не имел права не послушать N, зная, что всё, что он говорит — правда! Я должен был делать что угодно, принимать любую помощь, если это идёт на благо фильму. Вот теперь — говори. Я — конченый идиот, да?
Муза потёрлась щекой о руку режиссёра и посмотрела на него снизу вверх.
— Да. Ты — конченый идиот. Но вот прямо сейчас я очень тобой горжусь.
Глава 6
Перед Музой стоял Лонг Айленд — она всегда пила только очень крепкие коктейли. Подруги развлекались белым вином. Когда со взаимными комплиментами и обсуждением актуальных новостей было покончено, та, что выглядела более напряжённой, начала разговор, ради которого, собственно, и устраивала эту встречу.
— Расскажи про новенького.
— Нечего пока. Сырой совсем.
— Каждый раз так говоришь.
— Логично. Это же самое начало.
— Хочешь сказать, состоявшимся людям Муза не нужна?
— Вопрос в критериях. Я появляюсь, если человек чувствует, что не удовлетворён. Это ощущение не зависит от набора достижений.
— И что ты делаешь?
— Сто раз рассказывала…
— Нет, я сейчас серьёзно спрашиваю. Мне надо.
— Надо? Зачем?
— У моего проблемы.
— То есть?
— Не знаю. Депрессия. Кризис среднего возраста.
— С этим не к Музе, с этим — к психологу.
— Был. Не помогло.
— Ищи другого психолога.
Молчавшая до сих пор третья девушка опустила бокал на столик чуть громче нужного и вступила в разговор.
— Тебе сложно? Просто расскажи.
— Да, что с вами? Мы сто лет знакомы. Вам-то точно известно — никакого волшебства.
Подруги переглянулись. Напряжённая смяла салфетку. Когда она заговорила, её голос звучал глухо.
— Я тебя… очень прошу. Пожалуйста.
Муза подняла бровь, качнул головой и отсалютовала бокалом.
— Ладно, всё. Сдаюсь. Спрашивай.
Напряжённая медленно выдохнула и сделала глоток.
— Во-первых, скажи, как вас искать?
— Никак. Музу невозможно заставить или уговорить работать с кем-то. Это всегда случайность. Ретроспективно, конечно, всегда обнаруживаются какие-то знаки, цепочки событий… Но, на самом деле, случайность. Муза встречает человека и понимает, что должна ему помочь.
— И что дальше?
— И начинает помогать.
— Как?
— Зависит от конкретного случая.
— Но есть же что-то — метод, принципы…
— Методы всегда разные, общая только идея. Муза верит в Художника.
— В смысле, подбадривает? Типа, ты — молодец, ты справишься?
— Нет. То есть, если надо, то и это тоже. Но дело в другом. Вера Музы — это не совсем вера, это, скорее, знание. Я точно знаю, что у него, в конце концов, всё получится. Представь, что тебе дали гарантию, что твой через десять лет станет миллиардером. Если, конечно, не сопьется, не выйдет из окна, не сотворит ещё какую глупость. Как ты будешь действовать?
— Очевидно. Сделаю все, чтобы не мешать ему ровненько идти к этому прекрасному и светлому будущему.