Это всё из-за тебя

– …Но сейчас я рядом с Димкой. Папа, какая у тебя растет замечательная внучка. Она удивительная девочка. Такая светлая, искренняя, как ангелочек. Она такая умная, что порой я удивляюсь её сообразительности в полтора года, – рассказываю папе, отпивая еще горячительного напитка.

– Ты знаешь, я теперь всегда буду тебя навещать и рассказывать все о себе, и просить твоего совета. Знаю, что ты мне поможешь. Вот даже сейчас я рассказала тебе все. И знаешь, пап, мне стало легче. Знаешь, я чувствую, что я на верном пути. Знаю, что ты меня не осуждаешь. И знаю, что ты мне поможешь. Поможешь ведь, пап? – задаю вопрос в небеса.

– Неожиданно… – раздается за спиной голос. Я оборачиваюсь и даже не могу пошевелиться, когда мужчина проходит мимо меня и укладывает на могилу моего отца такие же темно-бордовые розы. Только его букет в два раза больше моего букета. А самое неожиданное, что это отец Кирилла.

– Для меня тоже. – очнувшись, поднимаюсь с лавочки и равняюсь с мужчиной. – Вы знали моего отца? – спрашиваю Германа Константиновича.

– Да. Мы дружили, – отзывается отец Кирилла. – Я, твой отец и твой отчим были лучшими друзьями. Пока твоя мама не поставила ему ультиматум, чтобы мы прекратили общаться. Мы прекратили дружбу на время. Я уважал чувства твоего отца к твоей матери. Он её очень любил, – рассказывает Герман Константинович. – Общение возобновили, когда она его вместе с Юрой предала, – не стесняясь в выражениях, рассказывает отец Кирилла. – Она предала его любовь, пойдя на поводу у Юры и своего отца. Хотя я предлагал ей помощь и уверен был, что Витя сможет выпутаться из этой ситуации. Только ведь она отказалась от моей помощи тогда. И Юра её быстро окрутил.

– А можно подробнее о моем отчиме и о деле папы рассказать? – интересуюсь у отца Кирилла.

– Ну что ж, тогда этот разговор не для кладбища, – выдает отец Кирилла. – Пойдем, тут в двух кварталах есть кафе. И согреешься, и спокойно поговорить сможем. И я соглашаюсь. Прощаюсь с папой. Даю обещание вернуться.

В кафе мы оказываемся быстро и усаживаемся за самый дальний столик на втором этаже.

– Юра всегда помышлял легким заработком. Он никогда не хотел работать, но хотел получать миллионы. А у твоего деда они были. Когда Юра увидел твою мать, он очень просил меня рассказать о ней и познакомить. Я отказывался, потому что знал чувства к твоему отцу. Ну, а потом они случайно встретились на совместном празднике. Только вот мама твоя уже была замужем за моим другом Виктором. Через некоторое время он стал часто захаживать в гости, а тесть все больше стал придираться к твоему папе. А когда на него повесили дело об убийстве, то свидетельские показания, как уже позже вскрылось, были именно от лица Юрия. Отец был у него строгим. Человек слова и большой репутации. Конечно, сын такого человека не мог соврать. Только вот твой отец до тех пор говорил, что он никого не убивал, – отпивая глоток кофе, рассказывает отец Кирилла.

– Что на самом деле тогда произошло? Может, отец вам рассказывал?

– Они поехали на рыбалку с Юрой в качестве примирения. Там выпили, закусили. Он говорил, что рядом с ними была база отдыха, и там остановились две молоденьких девушки. Ну и Юра пошел к ним. А твой отец остался в палатке. Сказал, что его это не интересует. А наутро проснулся от того, что вокруг милиция. Его арестовали со следами крови на свитере. Только он помнит, как ночью вставал проверить рыболовные сети и надевал свитер, который днем отдавал Юрию. Откуда на ней пятна крови, он не знает. Все сложилось должным образом. Подруга убитой пропала без вести. Её так и не нашли. А отца твоего осудили, собрав все детали до кучи. И Юра как бы ни при чем.

– Вы уверены, что это сделал мой отчим? – шокировано спрашиваю.

– Месяц назад я нашел мать пропавшей девушки. Она живет очень далеко. Она рассказала, что в тот же день её дочь вернулась глубокой ночью вся в крови, но отдала ей большую сумму денег. Сказала, что нашла богатого ухажера, а сама уехала. И мать её до сих пор не знает, где она. Когда я женщине показал фото Юрия, то она вспомнила, что видела его из окна своего дома, когда её дочь вернулась. Уехала она затем вместе с ним.

– Боже… Получается, мой отец ни в чем не виноват… – шепчу сквозь слезы, которые потоком катятся.

– Получается так, – выдерживает паузу отец Кирилла.

– А теперь ты мне расскажи, что это значит… – выкладывает на стол три помпезных буклета с приглашением на свадьбу, где красуется красивыми вычурными буквами мое имя с фамилией и имя Кости… А главное, в приглашенных три имени… Герман Константинович, Екатерина Андреевна и Кирилл Германович Сомовы… Три имени дорогих человека. – Сегодня утром это мне вручил отец твоего жениха. – на последнем его слове я морщусь, как от назойливой мухи.

– Это все ради Кирилла. – начинаю свой разговор.

– Странная попытка освободить моего сына из тюрьмы, который и так ни в чем не виновен… – отзывается Герман Константинович. – Рассказывай. Я не хочу, чтобы мой сын потом реально получил срок из-за тебя.

– В общем, план такой… – я выдаю весь свой план в отношении Кости, нашего брака и всё, что мы задумали с Димой.

– То есть Дима это все контролирует? – задумчиво произносит отец Сомова. – Отлично. Тогда я тоже хочу контролировать весь процесс, а заодно и смогу сдержать порыв своего сына.

Родители допытываются до меня звонками всю последующую неделю. По телевизору вовсю идут новости о том, как отчим вошел в церковный совет благодаря нашему с Костей союзу. Мне, честно говоря, плевать. Пусть порадуется, пока есть время. А накануне свадьбы и вовсе одолевают звонками. Пытаются перехватить у дверей академии. Благо, Тина и девчонки мне помогают, и я успешно от них скрываюсь до того самого дня, пока мы не встречаемся у свадебного салона с мамой Кости и моей матерью.

– Здравствуй, дочка, – первой проявляет инициативу чужая теперь мне женщина.

– Женщина, а вы что тут делаете? Вас, кажется, на примерку никто не звал. – раздражительно выговариваю когда-то родной маме. Теперь же никаких родственных чувств к ней не осталось. Даже сочувствия. Странно, да? Что ребенок просто может ничего не испытывать к своим самым близким людям. Ведь мама – это первое, что мы видим и ощущаем в начале своей жизни. И даже ненависть – это хоть какое-то чувство. И то хорошо, его можно исправить. Но когда равнодушие, тут уже ничего не исправишь и не изменишь. Это конец.

– Аня! Ну как так можно? Это же твоя мама! – возмущается мама Кости.

– Аглая Степановна, давайте свои семейные отношения я буду сама решать, хорошо?! – реагирую на будущую свекровь острее, чем стоило бы. Вся эта история и люди меня жутко раздражают. Я знаю, что нужно терпение, но чем ближе эта свадьба, тем раздражительнее и резче я становлюсь.

– А вас я попрошу уйти и больше не караулить меня! – резче говорю матери. – Вы для меня больше никто! И вы сами знаете почему. Но пусть это останется на вашей совести! – проговариваю матери и, открывая в салон двери, вхожу. – Аглая Степановна, мы идем или мне самой сделать выбор? – похожа ли я сейчас на ту самую стерву? Не знаю. Но с ними нужно именно так. Думали, ангелочка приручили… Ну-ну. «Пожинайте плоды ваших действий теперь». Проносится в голове.

В салоне поводим чуть больше часа. Одно платье я примеряю для себя лично. В нем бы я вышла замуж. Но только за Кирилла. Поэтому я останавливаюсь на самом дорогом и не менее ужасном платье. Мне оно не нравится. Я не настоящая невеста, но взбесить Костю мне жутко хочется.

– Боже, Аня, оно жутко дорогое и слишком вычурное какое-то, – сокрушается мама Кости. А я строю те самые щенячьи глазки.

– Но невестой бывают раз в жизни. Неужели мой жених не может позволить сделать свою невесту счастливой, купив ей одно в жизни белое платье, – возмущенно сокрушаюсь я и наигранно плачу.

– Ну ладно. Подожди, я поговорю с Костей, – отмахивается от меня Аглая Степановна и отходит. А я плюхаюсь в этом несуразном платье из атласа и каких-то пайеток с большим разрезом на левой ноге на оранжевый диван салона.